Часть 1
19 января 2017 г. в 13:59
Жить в психушке страшно, ещё страшнее — взрослеть. Можно привыкнуть к одухотворённо-одутловатому виду медсестёр и санитаров, которым в пору самим отсиживаться в палатах с мягкими стенами; можно привыкнуть к ежедневному приёму разных таблеток — больших и маленьких, круглых и продолговатых, белых и цветных — от которых постоянно хочется спать, а мысли не удаётся удержать в голове; можно привыкнуть к точно таким же больным детям, искалеченным настолько, словно их мозг вывернут наизнанку. Но невозможно в таких условиях вырасти полноценно развитой, сформированной во всех аспектах личностью. В лечебницах доламывают и без того хрупкое сознание детей. И все они рано или поздно взрослеют.
Многим крупно везёт. Они навсегда застревают в том возрасте, когда получили травму. И все пришибленные медсестрички с дауноватыми улыбками на лицах продолжают сюсюкать с уже дородными девушками, что заталкивают утреннюю кашу себе в ноздри, и с крепкими громилами, что размазывают свои сопли по стене, неизменно гыгыкая глухим басом. Фрэн подобная участь обошла стороной.
Вместо этого Фрэн просыпается по ночам, испытывая странные, смутные ощущения, время от времени со стыдом отдёргивая руку от известных мест. Контролировать своё тело во сне девочка не в силах, и у докторов о подобном тоже не спросить. Стыдно, очень стыдно. Знай Фрэн значение слова "непотребство", объяснила бы происходящие с ней изменения именно так.
— Фрэн Боу, дорогуша, пора принимать пилюльки.
Иногда не знаешь, какая из двух медсестёр в итоге оказалась хуже: та зловредная старая стерва или эта молодая пучеглазая дура с ярко-красной помадой на губах.
— Здравствуйте, многоуважаемая фея-крёстная. Разве у вас никогда не заканчивается этот чудесный волшебный порошок?
Подыграть дуре, прикинувшись дурой, совсем нетрудно. Прежняя карга сразу сообразила бы, что Фрэн водит её за нос, но не эта кукла. Она глупо моргает кукольными глазками, обрамлёнными густыми ресницами, словно Фрэн, как на духу, только что выложила ей три основных закона термодинамики.
— Ты сегодня Золушка? Куда же подевалась наша упрямая Алиса?
Суетится, виляя бёдрами в коротком белом халатике, выкладывает на прикроватную тумбу из своей тележки два маленьких пластиковых стаканчика — с водой и вечерним набором таблеток. Почему-то раньше Фрэн никогда не заостряла внимание на таких деталях, но сейчас с живым любопытством разглядывает чужие ноги. Стройные. Интересно, когда она сама вырастет, у неё будут такие же?
— Алиса убежала в Страну Чудес за своим другом-котиком.
— Нет-нет, дорогая, Алиса убежала за белым кроликом.
— Кто сказал вам такую глупость?
— Это не глупость, так написано в сказке.
— Какая неточная сказка. На самом деле Алиса искала красивого чёрного кота. Она ползла за ним по водосточной трубе, прыгала в колодец, но две мерзкие девочки-близняшки, сшитые друг с другом, хотели убить Алису вместе с её любимым котиком. Вырезать их сердца и съесть.
— Что ты такое говоришь, Фрэн? Алиса провалилась в кроличью нору. И там она нашла пирожок и микстуру. Вот, — медсестра протягивает ей лекарство, — "Съешь меня" и "Выпей меня".
— Автор специально переврал сказку, чтобы взрослые не испугались правды.
Она послушно засыпает в рот таблетки и выпивает воду, возвращая стаканчики медсестре. Сразу после этого Фрэн ныряет с головой под одеяло, корча из себя приведение — устраивать цирк перед этой дурочкой, чтобы отвлечь её внимание, легко. Там же, под одеялом, слыша, как недалёкая медсестра катит свою тележку назад за ширму, что отделяет двух пациентов, Фрэн выплевывает уже начавшие горчить от слюны таблетки. Запихивает их под подушку, а уже ночью прячет в игрушечного кота, которого удалось выклянчить всеми правдами и неправдами.
Когда-нибудь ей обязательно за это влетит, но Фрэн не принимает таблетки уже третий день.
Той же ночью к ней впервые за долгое время является Итворд.
В уже не детской, но ещё незрелой душе бушует хаос. Возвращение дорогого друга, которого сперва удаётся лишь услышать, а уже потом — применив все силы и упорство— увидеть, отзывается в сердце счастьем, радостью и тоской. Ей кажется, что он обижен на неё за долгое отсутствие, выраженное в годах, но от Итворда веет знакомым теплом и радушием. Это странное существо с откровенно отталкивающей внешностью, как однажды выразился лечащий врач после изучения рисунка Фрэн, не пугает её даже теперь.
Они много и долго говорят об Иверсте, Палонтрасе и Мистере Полночь, размышляют о возможности побега из лечебницы. Фрэн рассказывает Итворду о всех тех ужасах, что она переживает в этих стенах и с этими людьми ежедневно; о приставаниях премерзкого охранника, о психически нездоровом медперсонале. И тихонько плачет. "Мне так страшно и одиноко в этой тюрьме", — откровенно и честно делится она, и сидящий рядом с ней Итворд с сожалеющим взглядом обещает спасти маленькую Фрэн. Он обнимает её бережно, почти по-отечески и утешает, а Фрэн с горечью думает, что в этой жизни у неё не осталось никого по-настоящему родного, кроме друзей, спасшихся во Второй реальности, куда ей самой путь закрыт.
По закону подлости именно сегодня ночью ей безумно хочется спать. Веки становятся невыносимо тяжёлыми: чувство облегчения и защищённости, возникшее рядом с Итвордом, настойчиво окутывает её сонным маревом. Фрэн умоляет его остаться, не покидать и крепко обхватывает за талию, прижавшись, будто боится, что друг испарится в один момент, вернув её в ледяную клетку одиночества.
— Не бойся, Фрэн. Мы всегда будем приглядывать за тобой.
Итворд, у которого нет ни плоти, ни кожи, на ощупь удивительно тёплый. Чувства Фрэн к нему мечутся между нежной, дружеской привязанностью и глубокой любовью сродни той, что она питает к Мистеру Полночь. Она просит говорить с ней как можно дольше, желая уснуть под звуки родного голоса, дарящего успокоение, и зарывается лицом в чёрный костюм.
Итворд пахнет металлом, огонь-ягодами и совсем немного кровью. Почти как Ремор. Ей всегда казалось, что Итворд чего-то недоговаривает, что к Четвёртой и Пятой реальностям он имеет гораздо больше отношения, чем показывает, но любить его эта недосказанность ничуть не мешает. Фрэн молчит, слушает и лишь иногда слегка ёрзает под одеялом, непроизвольно напрягая бёдра из-за уже знакомых, характерных спазмов пониже живота. Ей нравится запах Итворда и то, что его костлявые, длинные пальцы оказываются в её густых волосах, как-то совершенно по-иному касаясь. Девочка тихо и почти беззвучно вздыхает, а затем теснее прижимается к его впалому животу — или что там под костюмом — щекой.
Фрэн ещё не знает, что за чувства одолевают её подобно болезни с регулярными симптомами; что эти симптомы станут ощутимее, потребности — ярче, а стыд — всепоглощающим. Зато уже сейчас это замечает и понимает Итворд. Он видит безотчётную тягу Фрэн к нему, что выходит далеко за рамки его опыта "выдуманного друга" у многочисленных детей. Тех детей, даже самых больных и покалеченных, которые благополучно попрощались с ним, каждый в своём определённом возрасте. Но Фрэн не хочет прощаться, и подобная тяга тому подтверждение.
Он не говорит ей, что эта встреча последняя. Взросление детей неизбежно. И там, где исчезает детство, ему места больше нет.
— Спи, малютка Фрэн.
Однако Итворду невдомёк, что уже через пару лет, он вернётся в фантазии этой пока ещё девочки в качестве совсем иного друга.