Четвертый раз

1. Магия. Шерлок Холмс никогда не понимал, почему люди успокаиваются на числе три. Что с ними не так? Или это действительно «магия трех»? Однако, несмотря на последние события, назвать его обычным человеком было бы огромной ошибкой. Да. Он отпустил себя. Впервые за долгие годы он отпустил эмоционального ребенка, которого – как ему казалось – уничтожил навсегда. Что сделало его таким… снова? Только она могла сотворить с ним это. Та, которая отняла детство. Убила его лучшего друга. Та, что страдала. Та, что не считала человеческую жизнь какой бы то ни было ценностью. Восточный ветер. Его безумная, его безумно одинокая сестра. Эвр. Вернуться к привычному себе оказалось сложно. Как сказал почти-убивший-его Калвертон Смит, открытое сердце уже не закроешь. Сказанного не воротишь. Его сердце было открыто только для одного человека. Молли Хупер. Эвр была чертовски умна. Только она смогла найти его самое слабое место, так тщательно охраняемое годами. Мориарти дорого ошибся, не посчитав малышку Молли хоть сколько-нибудь значимым персонажем в жизни Шерлока. Шестеренка. Беспрекословно выполняющая любую прихоть, любое желание, молча сносящая все издевки, жестокие шутки, прямолинейные грубые комментарии. Она была не в счет для кого угодно, но только не для Шерлока Холмса. Он и не догадывался, что его можно любить ТАК. Любить его любым. Любить двадцать четыре часа в сутки. И ничего не просить взамен, всегда понимая, принимая, отдавая себя без остатка. Эта Женщина возбуждала его ум и тело, но не сердце. Сердце его давно принадлежало скромному паталогоанатому из Бартса, чьи хрупкие ладони крепко держали его, оберегая. Молли Хупер без сомнения пожертвовала бы свою жизнь ради спасения Шерлока. Нет, не так. Молли Хупер пожертвовала бы свою жизнь ради спасения… любого. Она была серийным ангелом. И Шерлок прекрасно понимал, что не достоин ее. Но она любила его и отрицать, отвергать это он больше не мог. Спасибо, Эвр. - Я… тебя люблю. Я люблю тебя. Молли… Молли, пожалуйста! Ее тихие ответные три слова выжгли ему сердце. Браво, Мориарти! Ты сделал то, чего так долго добивался. Ты в ответе за свои слова. Даже когда ты мертв. Но он, Шерлок Холмс, все еще жив. Он отчетливо понял это, когда увидел свои окровавленные, разбитые кисти рук, с деревянными занозами. Его руки болели. Его сердце болело. И он еще мог все исправить. 2. Первый. Молли думала, что она сильнее. Почему эта просьба стала для нее точкой невозврата? Просьба сказать правду. Правду, которую он знал. Которую знали все. Бог ты мой, да весь Лондон и его окрестности были в курсе безответной, безотчетной, безмолвной и безапелляционной любви мисс Хупер к мистеру Холмсу. Возможно, это было написано у нее на лбу. Она не испытывала неловкости или стыда, когда Шерлок впервые после той ужасной ночи появился в Бартсе. Появился спустя четыре дня, когда у Молли не осталось жизненных сил бороться с собой, бояться этой встречи. Скорее всего он рассчитал, что именно это время станет удачным для их… объяснения. Это слово. Оно вызывало у нее дрожь во всем теле с раннего детства. Она ненавидела выяснять отношения. Расставлять в них точки над i. Признаваться. Признавать. Ей нравилось жить мечтой, нравилось сохранять возможность все изменить когда-нибудь. Не сейчас. Но в ту треклятую ночь ее мечту у нее отняли. Держаться больше было не за что, так что… - Заходи, Шерлок. Я слышала твои шаги. Мне не нужна дедукция после стольких лет, чтобы понять, что это ты. - Здравствуй, Молли, - сказал он тихим, слишком тихим голосом. Она невольно обернулась и увидела его. Он был… растерянным. Постаревшим. Смертельно уставшим. Но он пришел, а значит разговора избежать не удастся. Что ж, лучше сейчас, чем потом. Так ведь говорят? Она вернулась к работе, твердо решив больше никогда не смотреть на Шерлока Холмса. - Шерлок, я знаю, зачем ты пришел. Позволь мне сказать первой. - Молли, я… - Просто послушай. Сегодня я не буду краснеть, заикаться и убегать в слезах. Я не буду притворяться, что сказала те слова только чтобы помочь тебе играть в очередную твою игру. Я всегда… чувствовала то, чувствовала. А ты всегда был… собой. Я знала правила игры, Шерлок, поэтому прошу, я прошу тебя, не нужно произносить речь, которую ты приготовил сегодня. Я не нуждаюсь в ней. Я не нуждаюсь в тебе. Просто… уходи. Шерлок стоял неподвижно. Забыл, как дышать. Забыл все, что собирался сказать. Все, что он так тщательно обдумывал эти четыре дня. Так старательно выводил смычком. А Молли продолжала говорить, не замечая, как ее начало трясти. Ломать. Она перешла на крик, по-прежнему не оборачиваясь. - Уходи, я прошу тебя! – шепот. - Прошу… - мольба. - Я прошу, - падение. - У меня нет больше сил. У меня больше нет сил! – наконец закричала она. – Нет сил! У меня больше нет сил. Нет сил. У меня нет сил. У меня… нет… Он пятился к двери, как мальчишка, увидевший что-то шокирующее, не в силах контролировать свой страх. Это был не высокофункциональный социопат Шерлок Холмс, это был маленький пират Желтая Борода. И у него снова отняли друга. Только на этот раз он убил его сам. Спасая. Второй. Молли стало легче через четыре дня. Она взяла недельный отпуск в Бартсе, совершенно не представляя, чем будет заниматься. В тот вечер она просто выпила бутылку вина и дала волю слезам, которых, она думала, больше не осталось. Но это помогло. На следующее утро ей уже не казалось, что встать с постели – это самое бессмысленное, что она могла бы сделать, а ее жизнь – это сплошное издевательство, которое не становится легче ни на один день. Молли Хупер была жива. И Шерлок тоже. И Джон. И Майкрофт. А это уже кое-что. Ей захотелось раскрыть все окна настежь. Впустить ветер, солнце и воздух. Впустить в свою жизнь целый мир, от которого она так долго отгораживалась в холодном морге, окруженная холодными трупами и исключительно холодными живыми людьми. А она, маленькая мышка Молли, была другой. Она была нежной и теплой. Она хотела, чтобы кто-то принял ее тепло, любовь, заботу и ответил на эти простые и искренние чувства. И пусть любовь к самому невыносимому эгоисту и социопату не могла вот так пройти за один день. Пусть ей не суждено его забыть. Пусть. Жизнь струилась в ее окна яркими лучами и порывами свежего ветра. И только это имело смысл. Четвертый день ее новой жизни начался с смс-сообщения. От него. «Позволь мне быть твоим другом. Ш» Это было больно. Шерлок, быть твоим другом очень больно. Слишком больно. Но боль – это жизнь, а она была жива. И не видела ни единой возможности продолжать жить без его участия и присутствия. «Приходи ко мне сегодня вечером. Речь готовить не нужно. М» Несмотря на то, что у него был ключ от ее квартиры, он посчитал, что новый Шерлок должен быть сдержаннее и позвонил в дверь. Четырежды. Молли усмехнулась, услышав нетерпеливые трели дверного звонка, и просто открыла. Он выглядел… непривычно. Снова идеально выглаженный костюм, небрежность темных кудрей, дорогой парфюм, неизменное пальто и… глаза живого человека. Больше никакого льда. Это было дежавю. Она была открытым окном, а он – солнцем, ветром и воздухом, которые беспрепятственно проникали внутрь. - Просто… заходи, - смутилась своим мыслям Молли и жестом пригласила внутрь квартиры. Они пили чай вот уже сорок минут. Молча. Молли то не могла поднять глаза, то не могла оторвать от него взгляд. А Шерлок ждал сигнала. Ждал, пока она сама начнет говорить и тогда… он поймет, что ему делать. Джон чуть не подавился сендвичем, когда Шерлок внезапно вскочил с места и начал раздеваться прямо в гостиной. Это напомнило ему тот день, когда они впервые собирались к Ирен Адлер и… Джон понял, от кого была та смс. Только это уже была совсем другая история. - Я прощаю тебя, Шерлок, - тихо сказала Молли, наконец посмотрев на него прямо и уверенно. И игра началась. Третий. Восстановление квартиры на Бейкер Стрит шло полным ходом. Вместе со стенами, вновь возводимыми из руин, восставал, возрождался и сам Шерлок Холмс. А вместе с ним и Джон. Они вернулись к тому, с чего начали, спустя столько лет, потрясений, разочарований. Удивительная женщина, Мэри Ватсон, даже будучи мертвой, умудрилась воссоединить лучших друзей с помощью своего рокового видеопослания в двух частях. Конечно, мы скучаем по тебе, Мэри. И всегда будем. Рози росла крепкой и упрямой. Она почти не плакала, а если и делала это, то настолько явно демонстрировала, чего она хочет этим добиться, что Джон в шутку стал говорить, что не удивится, если у малышки вместо светлых мягких волос, похожих на пух, вскоре появятся жесткие черные кудри, а ее первым словом станет презрительное «идиот». Но Розамунд пока не говорила ничего вразумительного и при этом держала на крючке обоих мужчин, прикипевших к ней всем сердцем. Ох уж эти женщины. Молли была ее… няней? Это трудно было назвать одним конкретным словом. Конечно, заменить Рози мать она не могла, но старалась, как могла. Своих детей у нее не было, но с воспитанием младшего брата, разница в возрасте с которым была 12 лет, Молли справлялась на отлично. Эта пухлая очаровательная розочка полностью владела ее сердцем и все тяжелые мысли о том, что Шерлок по-прежнему остается ее другом, почти покинули светлую голову мисс Хупер. Она улыбалась. Может, поэтому она не замечала, как Шерлок смотрит на нее. Смотрит каждый раз, когда она берет Рози на руки. Когда читает ей книгу. Когда поет свои дурацкие песенки тихим голосом с легкой хрипотцой, от которой он испытывал такие эмоции, что обнаженная Ирэн Адлер казалась детской эротической фантазией. Шерлок любил ее. Шерлок хотел Молли Хупер. Хотел прикасаться, сжимать. Хотел быть в ней полностью. Ничего еще не кончено для них. Игра началась, на поле вышли старые игроки с новыми клюшками. А значит он обязательно выиграет и получит свой самый сладкий приз, самый тяжелый наркотик, с которого ему не слезть. И пусть. Четвертый. Джон принял решение переехать обратно на Бейкер Стрит 221В. Это было удобно. Удобно для всех. Прежде всего для малышки Рози, которую он все равно каждый день таскал к Шерлоку, где ее ждали миссис Хадсон или Молли Хупер, исполняющие свои роли бабушки и мамы. Джон был сентиментальным и порой украдкой смахивал слезу, когда видел, с какой любовью эти удивительные женщины приняли на себя заботу о его так рано оставшейся без матери дочке. С любовью и самоотверженностью. Молли порой обманывала его, говоря, что отлично спала ночью, хотя и пришла после ночного дежурства. Если Джона еще могли обмануть ее широко распахнутые глаза и искренняя улыбка, то с Шерлоком этот номер не проходил. Но он молчал. Он никогда не видел Молли такой счастливой. Такой беспечной. Ему порой казалось, что не было той страшной ночи, после которой никто из них не будет прежним. Сердце сжималось от чувства вины, нежности и еще чего-то - необъяснимого, - но слов пока не было. Он не знал, как вернуть их к тем трем словам, которые повисли в воздухе тяжелым свинцом. Они были прямо у них над головами. И оставалось ждать только одного – свободного падения. Джон уехал в Глазго по делам очередного расследования, попросив Шерлока проконтролировать службу доставки, которую он заказал на этот день, чтобы забрать оставшиеся вещи из его дома. Холмс фыркал и сопротивлялся, но отказать Джону не мог. Уже никогда и ни в чем. Миссис Хадсон не без удовольствия закрыла за Шерлоком дверь в предвкушении «дня девочек» на Бейкер стрит в компании розовощекой красавицы Розамунд. Сегодня у них в планах было прослушивание нового альбома панк-группы из Манчестера, которой пророчили большое будущее, и, конечно, танцы. Рози одобрительно агукнула и улыбнулась во весь свой беззубый розовый рот. Для этой парочки день обещал быть очень удачным. Тем временем Шерлок не мог выкинуть из головы Молли Хупер и ее соблазнительную шею, начиная раздражаться от того, что возбуждался от самых нелепых вещей. Стоило ей просто снять свой дурацкий такой любимый кардиган с вишенками и повести угловатым плечиком, прорезавшимся под обычной серой футболкой, и у него искры летели из глаз. Однажды он застал ее за плетением косы. Руки ее совсем не слушались и получалось криво, приходилось все время переплетать. Через десять минут терпеливая Молли неприлично выругалась и окончательно расплела свою неудавшуюся косу. Она растрепала волосы руками, наклонила голову и отбросила их назад. После этого зрелища Шерлок понял, что ему срочно нужно в ванную, и провел там не меньше получаса. Он принял то, что любит мышку Молли Хупер. Но вот принять столь бурную реакцию своего организма на нее он не мог. Не мог. Это так глупо и так банально. Так досадно. В своих мыслях он не заметил, что уже пять минут сидел в такси у дома Джона, а кэбмен безуспешно пытался привлечь внимание и яростно тыкал пальцем в счетчик. Шерлок расплатился, нагрубил и вышел, размахивая полами своего пальто, словно матадор. Дверь была открыта. Внутренняя собранность. Готовность ко всему. И тревога. Это был дом Джона. Неужели… Что еще могло случиться после всего, что уже случилось… - Привет, Шерлок, - донесся из комнаты удивленный голос Молли Хупер. Изумленный, он уставился на нее своими невозможно голубыми глазами и немного грубее, чем планировал, осведомился: - У тебя сегодня дежурство, какого черта ты тут делаешь? - Я… У меня… Джон попросил проверить, как тут соберут все коробки и я отпросилась до обеда. – Ей казалось, что она вернулась на несколько лет назад и снова смущается под пронзительным и сердитым взглядом такого знакомого консультирующего детектива-красавца с холодным сердцем и жалящим языком. Эта мысль ей совсем не понравилась, она внезапно распрямилась, топнула ногой и громко продолжила. – Это что, допрос? Тогда что здесь делаешь ты? Не думаю, что Джон поручил бы тебе… такое. Это дело ты бы не взял, правда, Шерлок? Не твой уровень! Молли сердилась, метала искры и продолжала свою гневную речь. А Холмс стоял и просто смотрел на нее. Смотрел и понимал, как сильно, как сильно он любит. Как невыносимо продолжать эту игру в друзей, молчать, подсматривать, злиться и повторять все по кругу. И тут Шерлок понял. Джон. Милый сообразительный Джон, годы нашего общения не прошли для тебя даром. А еще ты такой сентиментальный придурок. Очень умно. Браво, Джон. Шерлок медленно подошел к раскрасневшейся Молли, взял ее лицо в свои руки и тихо, но уверенно сказал: - Молли, прости меня за все, что я тебе сказал. За все, что сделал. За все твои слезы. За мое молчание… столько лет. Я действительно… люблю тебя. Я люблю тебя и поэтому прошу, прости меня и за то, что я сейчас сделаю… Губы нашли губы. Руки вцепились в руки, плечи, волосы, бедра… Это была страсть. Это была любовь. Это было то, что должно было быть. Молли отвечала ему так, как будто это последний день ее жизни. Она простила его. Она любила его. И она верила ему. Наконец-то. Прости за диван, Джон.