Господь, прими мою душу

В хижине было темно, только на столе стояла пара свечей. На полу, в ворохе меховых шкур, обняв друг друга, лежали двое мужчин. Волосы Ательстана разметались по настилу; Рагнар едва видел своего жреца в неровном свете. Но ему и не нужно было видеть. Он чувствовал… …Чувствовал на себе острый, внимательный взгляд, горячее тело под собой, холодные дрожащие пальцы на своих плечах. Он наклонялся к бледной шее, вдыхал сладкий запах и с жадностью прижимался губами, целовал, сжимал кожу зубами до тех пор, пока в тишине не раздался первый хриплый стон, и следом − резкий выдох. Гладил огрубевшими ладонями плечи, живот и грудь, и прослеживал свои прикосновения жаркими поцелуями. Когда всего этого стало мало, а напряжение больше невозможно было терпеть, он выпрямился и сбросил с себя одежду. Ательстан уже лежал пред ним обнажённым, лишь крест на его груди блестел в свете свечей. Рагнар сдвинул цепочку в сторону и усмехнулся − мягко, не насмешливо. − Мы ведь не хотим, чтобы он видел?.. − шепнул он, прижавшись губами к уху жреца, опаляя его своим дыханием, и лёг между ног Ательстана. Тот не сказал ему, что бог видит всё, и оплёл руками шею Рагнара, принимая его в свои объятия. Тогда Рагнар взял его за бёдра и скользнул в него одним плавным толчком. − Прими мою душу, − опустив мокрые ресницы, прошептал Ательстан. Почти неразличимо, но Рагнар услышал и замер, едва сдерживаясь, чтобы не взять его быстро и грубо. Он наклонился и поцеловал Ательстана в лоб. − Ты только мой, − хрипло отозвался Рагнар, обнял его и начал двигаться. Сначала медленно, давая им обоим привыкнуть, с трудом сдерживая себя. Ательстан мучительно застонал, и Рагнар успокаивающе поцеловал его в шею. Он прижался крепче, навалился и увеличил темп, хрипло дыша куда-то за ухо Ательстану. И теперь тот уже не сжимал напряжённо его плечи, а отчаянно цеплялся за него, как за последнюю надежду на спасение. Ему было так хорошо в эти мгновения; он понимал, что счастлив. Никогда он не испытывал такого очищения, избавления, освобождения стоя на коленях перед алтарём, часами читая молитвы или выводя на бумаге руны. Бог, смутно понимал Ательстан, был далёк и холоден, но Рагнар был рядом и любил его − действительно любил, а не давал пустых обещаний о вечном счастье. Они оба перестали сдерживаться; Рагнар двигался быстро и отрывисто, а Ательстан, цепляясь за него, хрипло стонал, запрокинув голову и жмурясь. Он больше не думал ни о грехе, ни о былом смущении. Только чувствовал жар, наполняющий его изнутри, чувствовал, что с каждым мгновением всё ближе подходит к грани. Наконец всё тело охватила сладкая дрожь, и он кончил, замерев и распахнув рот в немом стоне. Он достиг искупления и совершенства.