Полёт Кизы Апини

Падение — это тоже полёт. Я медленно падала, прикрыв глаза. Да, у меня нет высокотехнологичных бионических крыльев, которые были бы частью меня, реагируя на каждое моё движение, подчиняясь ритмам моего тела, и всё же я лечу. Пока у меня нет крыльев, но мне достаточно тех средств, которые Эгида предоставляет молодым курсанткам. Я скольжу по воздуху, играя с силой гравитации и дифференциальными петлями. Всё это наша новая «королева Земли» называет «летающими ботами». Я поморщилась при мысли о Юпитер. Нет, я обещала себе больше никогда не думать о ней. И всё же я думала. Думала и падала вниз, в ревущую бездну улиц Чикаго. Я вернулась сюда отнюдь не из-за ностальгических чувств. Но отца навестить надо было, а все мои возможные отмазки закончились: у новобранцев каникулы, а подвизаться на какой-нибудь корабль… Меня бы вряд ли взяли — пока что мало опыта, а просить у Цинь протекции за спиной у отца было бы неправильно. Я могла б попытать счастья у Калик или Титуса, но тут сыграло бы роль моё имя… Мой отец проявил неуместную лояльность Юпитер Джонс (у меня язык не повернётся назвать её Абрасакс) и это существенно снизило мои возможности карьерного роста. Да, мне бы хотелось работать на них, пусть для моего отца и Кейна регенекс и является синонимом тирании и угнетения, равно как Орус — олицетворение бюрократии. Но я люблю свою крошечную квартирку на Орусе и бесконечна благодарна Абрасаксам. Пусть кто-то и кричит на каждом углу, что это перерабатывать человечество на эликсир вечной молодости — это бесчеловечно, я с этим не согласна. Я с этим не согласна с того момента, как регенекс спас мне жизнь. Всё вокруг меня становится слишком шумным, и я поняла, что пора прекратить свободное падение и взлететь повыше. Вверх тяжело, вниз — попроще. Я чуть не врезалась в автобус с глазеющими по сторонам туристами, мягко оттолкнулась от его крыши, затем — от стены какого-то офисного здания (никто из этих заморенных клерков даже не взглянул в сторону: пусть меня и не видно, но я ни за что не поверю, что человеческий глаз не способен уловить такого сильного и медленного движения) и поднялась повыше. Я двигалась быстро, я всегда была быстрой. Особенно когда дело доходило до взлётов и падений. И угасаний от болезни. Возможно именно поэтому я так не люблю Землю, слишком много плохих воспоминаний, самым ярким из которых могла бы стать моя смерть. Мы с отцом предпочитали уединённую жизнь за городом. Среди пчёл, среди этих вечно жужжащих созданий, доводящих меня до белого каления. Иногда я хотела сжечь дом, отец с его заботливостью списал бы это на подростковый бунт… Только он бы вряд ли простил мне пчёл, в этом отношении я неправильная генетическая мутация, неправильная дочь. Была ли я такой всегда или стала такой после перестройки генов? Или я изменилась, после того как Юпитер Джонс появилась у нашего дома? Я помню, как я представилась ей, пытаясь понять, кто она и зачем пришла в наш дом, который никто не навещал за исключением Кейна. Она посмотрела на меня, как на мебель. Так она смотрела на меня и в следующие свои визиты — почему-то Кейн и она не нашли лучшего места для своих свиданок, чем наше с отцом убежище. Тогда я стала намного реже бывать дома. Слышала, что они часто летают по Чикаго также, как и я сейчас, но мне было бы все равно повстречай я их. Моё восхищение ей длилось недолго, даже по земным меркам. Для меня всё закончилось на том семейном ужине, на котором я спросила её, как скоро она собирается устроить жатву. Это был действительно очаровательный ужин. Я, только приехавшая домой с учёбы, подкачавшаяся (но не так, как Кейн) и парой шрамов (которых пока что меньше, чем у Кейна, но если я не буду смотреть по сторонам, то быстро его нагоню) и обязательно в форме подавала на стол что-то невыразимо ароматное — кажется, это была курица в медовом соусе, мой отец, который смотрел на меня так, как будто не верил в то, что я не умерла, расставлял тарелки, Кейн, не дожидаясь ужина, пожирал глазами Юпитер, впрочем курица тоже пришлась ему по душе и Юпитер, которая… И Юпитер, которая на мой вопрос ответила, что хочет для своей планеты иного будущего. Вот и вся любовь. К счастью, она ничего не говорила про космо. Если бы ей пришло в голову захотеть иного будущего для космо, то на следующий ужин я бы подавала её. Когда мне говорят про регенекс, я думаю не о порочных аристократах и амбициозных правительницах, я думаю о каждой девушке, подростке, отчаянно нуждающейся в генной терапии. Может, я и охладела к пчёлам или к Юпитер, но я никогда не смогла бы забыть кашель, внезапные приступы паники, сдавливающую боль в груди…выражение беспокойства, маской застывшее на лице моего отца. Я больше не падала, но летела только вперёд, набирая скорость. Чем быстрее, тем лучше, тем меньше мыслей остаётся в голове. От офисных зданий к торговым центрам, от торговых центров к школам и больницам, да, больницам. Слышала, некоторые госпитали называют королевскими… Едва ли в честь Юпитер назвали бы госпиталь. Я осторожно заглянула в окно, ловя взгляд пациентки моего возраста. Она была похожа на меня. Может быть даже была мной. Знает ли она, что теперь её жизнь в руках королевы-уборщицы? Догадывается ли она, что мы, высшие существа, могли бы спасти её, поделиться с ней регенексом? Её глаза расширились от ужаса, когда она увидела меня. Да, она увидела меня несмотря на все технологии. Ведь она наверняка была мной, реинкарнацией той меня, что умерла, не дожив до операции. К тому же, смерть и падение — это всё едино. Пусть она примет меня за ангела или иллюзию. Это тоже вещи одного порядка.