Часть 1
20 января 2017 г. в 02:57
Он мог погибнуть.
Сегодня тигр как никогда близко подошел к границе жизни и смерти.
Странно, но понимание такого простого факта не укладывалось в голове Акутагавы. Тигр мог погибнуть при выполнении задания. Тигра могли убить – не он сам, не своими руками. Безликий противник, не стоящий даже волосинки с его головы. И все ради девчонки, которая… также его недостойна.
- Ты придурок, - выдыхает он ему в лицо.
Хотелось сделать это презрительно, но в голосе сквозят эмоции, и это злит еще больше. Чертов мальчишка, слишком глупый, слишком беспечный, в нем теперь бесит абсолютно все, вплоть до виноватого взгляда побитой собачонки. А ведь он искренне раскаивается!
- Ты такой идиот, что тебя хочется прибить лично!
Тигр слишком близко, в шаге, лицо можно в мельчайших деталях рассмотреть. Губы у него дрожат. Что за немощь!
- Мы все выполнили, все получилось, - лепечет он, глупо и бестолково.
Идиот, настолько важным для него было исполнить задание, раз он готов был пожертвовать жизнью. И пусть все получилось, но такая легкомысленность выводила из себя.
- Если так хотел сдохнуть, мог попросить меня, я бы это устроил с удовольствием!
- Я буду аккуратнее, - обещает он тихо.
- Да? В самом деле? И как долго? До очередной жалкой бабы, которую тебе понадобится обязательно спасти, рискнув своим задом?
- Но если бы я не попробовал, я не простил бы себе! – наконец-то пробивает и его на эмоции. – Она ни в чем не виновата, с чего бы ей страдать!
Акутагава смотрит с холодным презрением. Надеется, по крайней мере, что это так выглядит. Эмоции его бушуют слишком сильно и так и норовят прорвать ледяной щит.
- Эта чертова баба, - буквально шипит он, - только попробуй… только рискни еще раз…
Он замечает на этом лице нечто вроде удивления. Красивые двухцветные глаза широко распахнуты, они видят нечто, пока ему самому недоступное.
- Акутагава… ты что, ревнуешь?
Он мог погибнуть. Мог подвести, они могли погибнуть. Если бы не Акутагава, если бы не его своевременная помощь…
Ацуши сглатывает комок в горле, отводит взгляд.
- Прости.
Он рисковал и раньше, и не раз. Глупо! Они оба постоянно рискуют жизнями, каждое их сражение в паре как последнее (да и не только в паре, раньше было так же), но что-то сделало именно сегодняшний бой особенным.
- Прости, я не хотел…. – повторяет он зачем-то.
На него смотрят не просто с укором – в глазах Акутагавы горит неприкрытая ярость. Ацуши не понимает – его не прощают, от него хотят иного, не извинений, а удовлетворения этой ярости. Но как? Да и почему он так злится?
Это ведь вполне естественно – спасать возможную жертву. Девушка была беззащитной перед силой эспера, и если бы Ацуши не вынес ее из эпицентра сражений на руках, наверняка бы погибла. А теперь она будет жить!
И все же…
Как меняется это бледное лицо, когда Ацуши решается озвучить мимолетное. Акутагава и ревность, да еще ревность к нему – такое вообще возможно? Что за глупость взбрела в голову, как ему вообще хватило смелости такое ляпнуть…
- Что ты сказал?! – злобно хрипит его эмоциональный партнер, хватает за грудки и буквально впечатывает затылком в стену.
Ему больно, а еще он сам начинает злиться, тоже хватает его за лацканы плаща, давит, тянет на себя. Потому что он прав, потому что ни о чем не жалеет, потому что хочет, чтобы с его мнением считались. Но он не испытывает ненависти к Акутагаве. Сейчас и вовсе верх берет обидная досада.
- Я говорю… я просто хочу…
Он удивлен, ошарашен, когда его губы резко накрывают поцелуем. Или как это назвать – грубовато, без тени нежности, с силой и яростью. С отчаянием, которого он сам не ожидал от него.
Ацуши не противно, не гадко, но он чувствует это удивление, непонятное, недоступное пониманию. Глаза широко распахнуты.
Почему? Он и правда этого хочет?
Этот вопрос он и задает, хоть и не сразу понимает, что вслух, по-настоящему.
Акутагава продолжает его держать, словно отпусти сейчас – и тигр вырвется, освободится, как загнанное животное из клетки. Он и смотрит так – потрясенно и…
Как ни старается, Акутагава не видит отвращения. И тогда повторяет, целенаправленнее, увереннее, отпустив его одежду, вместо этого пристроив руки на плечах, на талии. Трогая – трогать оказалось так важно. И раз уж можно…
- Ты мой, тигр. Мой, - рычит он в приоткрытые губы, - запомни уже это, только я имею на тебя права.
Он чувствует себя сейчас таким мужественным. Таким уверенным в себе, таким смелым, таким отчаянным.
Ему должны были возразить на это собственническое, но он видит только злость в его глазах.
- Это ты идиот, - сдавленно бормочет тигр, - если даже как напарника меня не воспринимаешь… если не доверяешь моим решениям, то зачем сейчас!.. Почему!..
С удивлением Акутагава замечает, что ладони этого мальчишки уже покоятся на его плечах, на щеках разыгрался румянец, а состояние такое, словно он готов в любой момент разреветься, как девчонка.
Это сбивает с толку, он уже готов отступить, но его не отпускают – пальцы на его плечах сжимаются, и ладони скользят по груди, цепляясь за шейный платок.
Так он не против. Никакого «проучить» не вышло.
Идиот.
Тигр – гребаный придурок, тупой и сам себя не понимающий, кто-то же должен ему это сказать.
Акутагава ловит одну его ладонь, подносит к губам. Эмоции захлестывают с головой, он смотрит в его глаза, держит взгляд, чтобы быть уверенным, что не ошибся. Собственное сердце бешено колотится в ушах.
- Я повторю тебе, тигр, - он мягко касается губами кончиков пальцев, - ты мой. Мой, слышишь?
Руку одергивают. Все такой же отчаянно смущенный, но возражения слабые, узконаправленные, это бросается в глаза.
- Я тебе не игрушка, - обижено отвечает тот.
Как девчонка, которой сказали не то, что ей хотелось услышать… только сильнее.
Наверное. С женским полом у Акутагавы не особенно ладилось.
Он снова тянется к тигру, накрывает его губы своими. Чувствует, как те дрожат, как рвано дышит мальчишка.
Не игрушка. Просто ему очень хочется снова повторить, какой он придурок.
Просто эмоции накалены до предела – и вот она, их причина, прямиком перед ним.
Просто хотеть кого-то – это так непривычно уже. А тигр, он вообще кого-нибудь хотел раньше? Он хотя бы целовался? Судя по реакции, опыта у него даже меньше, чем у Акутагавы.
Ничтожество.
Только волна желания такая сильная, что с ней и не справиться. Чертов тигр, почему он так хорош, что стоило добраться до его тела, как остановиться вообще невозможно!
Все идет не так. Или напротив?
Он ведь только хотел сказать тигру, какое он никчемное ничтожество. А теперь понимает, что кровать за его спиной очень уместна. И вообще хорошо, что удалось завести его в комнату. Он же не сопротивляется.
Разобраться бы с собственной реакцией, со своими ощущениями, но на это уже точно нет ни времени, ни сил. Хочется вперед, а думать - потом.
Переход между агрессивным недовольством и чем-то другим, неожиданным и вообще вроде бы как недопустимым происходит так быстро, что Ацуши сразу не понимает, не замечает разницу. Успевает только охреневать.
О да, это слово подходит идеально.
Сперва защищать свои взгляды, с обидой и вполне понятной агрессией. А затем, ничего не понимая, удивляться и, как ни странно, уступать.
Его руки могут причинять не только боль? Он знал это, он это видел и понимал. Его губы умеют быть нежными? Просто Ацуши никогда не думал, что испытает нечто подобное на себе. Смотрел только издалека, маринуя в себе мысли, которые сам считал бесполезными.
Нет, никогда, что за глупости. Давил не то, чтобы ростки – семена.
Акутагава ведь его ненавидит? Он вообще способен только ненавидеть – хочется себе утверждать, но он не может, уже слишком хорошо узнал его.
А если позволить себе другую мысль, что все может быть и иначе?
- Зачем… - шепчет он все-таки, когда его толкают куда-то в сторону, и он падает, а спина оказывается на мягкой кровати.
Щеки обжигает румянцем. Он что, вот так сразу… руки уже тянутся обнять.
Лицо, что над ним нависает, больше не кажется злобно-пафосным. Оно теперь сосредоточенное. И губы такие потрясающе влажные.
- Так ты не хочешь?
Ацуши не знал, что бы ответил, если бы не эти руки, гладящие его бока, цепляющиеся за плечи, обнажающие кожу, такую чувствительную сейчас. Только ненависть, ага… тех, кого ненавидят, не ласкают ведь.
Ведь так?
Плохо не иметь совершенно никакого опыта. Еще хуже – когда твой первый опыт… вот такой, сложный, в общем.
Ацуши смотрит в его глаза, смотрит жадно, сам не понимая, что же хочет в них увидеть. Нежность? Она в движениях, пополам со стирающейся грубостью, которая теперь выглядит просто данностью характеру, ситуации, этого пресловутого «тигр-любимчик Дазая-противник».
- Зачем, - повторяет Ацуши, мягко поглаживая Акутагаву по волосам, пропуская меж пальцев отдельные прядки, и все-таки спрашивает: - ты же меня ненавидишь?
Мягкие губы касаются его виска, от теплого дыхания шевелятся волосы. Ненавидят, да, определенно. Это такой вид издевательства. Он не может быть серьезен.
И не хочется больше ничего, только поддаться этому теплу, что охватывает все тело.
За что он так с ним…
Вообще Ацуши бы действительно захотеть сопротивляться. Он прекрасно осведомлен о том, насколько серьезны психологические проблемы Акутагавы, он в курсе его зависимости от совсем другого человека, но сейчас-то он нежен именно с ним.
Сейчас и Ацуши этого хочет.
Нужно быть вообще идиотом, чтобы этого не понимать.
Ацуши – идиот. Но его разума хватает на то, чтобы не оттолкнуть, а напротив, прижать к себе плотнее и заставить молчать, притянув к себе для поцелуя.
Когда тебе не сопротивляются – это… странно. От тигра он ждал ну хотя бы жеманных ужимок, если не открытого сопротивления, а тот взял да и отдался легко и с радостью. Еще и поддержал. Еще и был нежен, внимателен, ну ладно, испуган, но зато старался. А потом еще лежал и гладил по волосам – дескать, все хорошо, все правда хорошо, а еще все было замечательно!
На него бы разозлиться, но это было глупо и больше совсем не нужно. И совсем не хотелось.
Тигр теперь и правда принадлежит ему, куда уж лучше доказательства.
Он же теперь не станет ненавидеть его за то, что Акутагава с ним сделал?
Видение тигра, исходящего злостью из-за попранной чести, вызывает неуместную улыбку. Ну а что поделать, если ему достался такой забавный мальчишка.
Забавный, да. Нежный, горячий и сумасшедший, позволяет вот так глупо, на эмоциях себя поиметь, а потом еще и ластится, больной ублюдок.
И спит как котенок, свернувшись в клубок.
Настолько глупо, что нельзя его оставить.
Что с ним вообще дальше делать?
Пожалуй, эту растерянность можно назвать самой приятной в жизни Акутагавы. Хоть и непривычной. Попробовал – и внезапно получил свое. К такому и правда привыкать и привыкать, когда всю свою жизнь приучал себя к другому.
Но ведь никогда не поздно учиться быть нежным. Особенно когда понимаешь, что ненавидеть и съедать себя изнутри больше нет сил, а мальчишка рядом предлагает совершенно иное.
Первый раз должен был перевернуть мир, но он просто… случился. Еще и первый раз с таким человеком. Еще и с мужчиной. Еще и с тем, кто его ненавидит. Ненавидит же! Ведь далее отношение к Ацуши у него ничуть не изменилось. Все такое же презрительное «тигр» с высокомерным взглядом. Мир не перевернулся, и они не стали парой. Да такое вообще невозможно…
Просто Ацуши стал более внимательным к нему. Давать поводы для ревности совсем перехотелось. А его личные проблемы… пусть пока что они и дают о себе знать, но это ведь временно? Этот человек от них избавится, да? В желании разрушать себя, пусть даже ради другого человека, нет ничего хорошего. Ацуши хотел бы ему это показать. Только если ему позволят.
Мир не перевернулся. Изменились цели, стремления, понимание человека. Нет, даже несмотря на особенности характера Акутагавы, он не ненавидит своего надоедливого партнера. Иначе не позволил бы на себя влиять. Иначе не посмотрел бы в сторону человека, который вообще не стремится никого ненавидеть.
Нужно только время. Одному – лучше разобраться. Второму – привыкнуть, отпустить и довериться.