The end of war

Первый послевоенный год на должности преподавателя в Хогвартсе был откровенно скверным: Минерва пеклась о качестве образования и тем самым изощренно гадила Снейпу – ЗоТИ ему так и не отдали, оставив в подвальной ссылке зельеварения, и хорошо еще хоть самоотвод с поста декана приняли. В общем, в Мунго было как-то повеселей: как только медикусы убедились, что Герой Войны (оба слова с большой буквы!) не собирается протягивать ноги в хорошие руки, от него отстали, предоставив какую-никакую свободу. Свободу он тратил на прогулки по больничному садику, побеги от прессы и сидение на крыше в компании перебинтованной с ног до головы Нимфадоры Люпин: все остальные участники событий повыписывались слишком быстро и, справедливости ради, до выписки были слишком болтливы. А Дора молчала: у нее было напрочь пережжено горло и когда Снейпа все-таки выпустили на свободу с чистой совестью, она все еще ходила в бинтах и «Пока, профессор кислых зелий!» просипела так, что он едва расслышал. Впрочем, в ее ситуации победой было уже и это. В Школе помолчать было не с кем: там все и со всеми что-то постоянно обсуждали, старшекурсники бурно отживали свое участие в Войне, младшекурсники – безостановочно трепались о событиях, которых толком и не видели. Магическая Британия сменила Великую Депрессию на Большой Маниакал, и одному Мерлину было известно, что лучше. А Северус преподавал и тосковал о Сент-Мунго с его куцей свободой – тут и такой не предоставляли. Так что он поднимался утром, пил литрами реабилитационные зелья, в очередной раз расчесывал шрамы и дальше шпарил по распорядку: поесть – поорать на студентов – ликвидировать последствия их зельеварческих шедевров – проверить работы – снова выпить литр зелий – ура, баиньки. Кошмары его не беспокоили, и Снейпа этот факт неожиданно волновал. Ну как это – всех донимают кошмары, даже Стальная Минерва жалуется, а он прямо как неродной. Секрет происходящего раскрыл ему Аластор со всей доступной тактичностью: внимательно посмотрел и изрек «Ты заебался это все переваривать. Ступай, Северус, и больше не греши». И он не грешил, хотя очень хотелось: Золотое Трио вообще-то не горело желанием доучиваться, мотивируя это тем, что справочки о несомненном героизме компенсируют пробелы в образовании, но усмирить Грейнджер было сложней, чем взбесившегося инфернала. Уизли и Поттеру пришлось сдаться на милость победителя, и теперь никто из хогвартского филиала Ордена Феникса не знал, как себя друг с другом вести, тем паче, что варить что-то пристойное ни один из них так и не научился. Гермиона варила ожидаемо сносно – но как вести себя не знала и она. Снейп хотел их всех поубивать: количество косяков троицы на убыль не пошло, но не отправлять же на отработки к Филчу спасителей всего и вся – старикан и так с восстановлением Школы из развалин чуть инфаркт себе не заработал. Неимоверного упорства человек. Северус бы, в принципе, изыскал в себе смирение и рано или поздно вошел в психологический рабочий ритм, но покой ему даже не снился. На вторую неделю рождественских каникул (читай – блаженного одиночества в пустом доме) ему пришло письмо, после которого к стандартному ежедневному коктейлю зелий пришлось добавить еще и успокоительное – письмо было любовным. Письмо было от Грейнджер. Это было такое обстоятельное, серьезное, выдержанное и исполненное логических аргументов послание в фирменном стиле юного хогвартского дарования, в скобках – Героини Войны, оба слова, разумеется, с большой буквы. Будь бы там какие-нибудь виньеточки на полях, заверения в том, что еще на пятом курсе она прозрела в нем что-то эдакое или, например, неуклюжие юношеские стихи – Снейп бы поржал и успокоился. Но Гермиона ему накатала не меньше, чем диссертацию на тему «Почему я решила, что до колик люблю профессора зельеварения Северуса Снейпа». Он мог бы написать ей в ответ какую-нибудь гнусность в уже своем фирменном стиле – ну что он, от яда Нагини хамить разучился, что ли? Не разучился, пробовал – выходило даже лучше прежнего. Но зачем это было делать? Кому бы с того стало легче и спокойней? Обе Магические Войны его научили многому, и в число этих наук входила следующая мудрость: с проблемой надо разбираться, пока она в зародыше, потому что потом проблема проводит ритуал и приходит к тебе вся в черном и без носа. То еще, надо сказать, удовольствие. Поэтому Снейп горестно вздохнул и, написав на пергаменте риторический вопрос «И что вы по этому поводу предлагаете делать?», отправил сову на променад. Ответ пришел скорехонько: «Пойдемте выпьем» - и адрес маггловского кабака, а также дата, время и точное описание, как пройти. Гермиона Джин Грейнджер, данная нам в ощущениях. Северус вздохнул еще горестней – и пошел искать в шкафу что-то, более-менее напоминающее маггловские шмотки. Послание с аккурат таким же предложением, за вычетом любовных страданий, уже приходило к нему – четыре дня назад, однако написано было фирменным аврорским почерком «как курица лапой» и принадлежало все-таки выписавшейся Доре. Ей он отказать не мог. Уже-не-Тонкс, правда, в маггловский бар не стремилась – ей хватило и какой-то клоаки в Лютном. На самом деле выпить она особенно не хотела, хотя и мужественно надралась под его присмотром в дым – она хотела человека с такой же, как и у нее, рваной дырой в сердце, и чтобы это была не Молли Уизли. Молли Уизли почти все время теперь плакала, а Доре не нужны были слезы. Доре Люпин нужен был вульгарный мордобой – и, разумеется, она его получила. Ей теперь очень трудно было сказать «Нет», и они со Снейпом с энтузиазмом неофитов саморазрушения разнесли пол-кабака. Ничего им за это, разумеется, не было: Герои Войны (не забываем про большие буквы), ПТСР во все поля, ну что с них взять, кроме анализов? *** Грейнджер ожидаемо сидела в дальнем углу, подальше от окна и с видом на дверь – место параноика. Вот разница между юностью и старостью: сам Снейп бы назло маме начал отмораживать ухо и садиться спиной ко всему и всем, дабы потренировать жизненные навыки для новой парадигмы бытия. - Ну здравствуйте… Гермиона. – он опустился на стул напротив девушки. – Раз уж у нас с вами отношения внезапно перешли в разряд неказенных, надо привыкать, так? - Вы издеваетесь, да? – Грейнджер при его появлении и так покраснела, а после приветственных фраз и вовсе вознамерилась сравняться цветом с гриффиндорским стягом. Куда только вся научная основательность делась? Впрочем, Северусу известно было, куда – в то место, коим думают восемнадцатилетние барышни, сиречь – сердце. - Ничуть. – он покачал головой. – Можете, конечно, не верить. Но я не думаю, что на такие вот темы целесообразно говорить со всякими «мисс» и «профессор». Ну что, Гермиона, будете вслух излагать то, что уже изложили в письме, или перейдем к экзаменационному разбору написанного? - А чего тут разбирать? – она уткнулась носом в кружку с пивом. – Я вас люблю. Вы меня, очевидно, не очень. Счастья не будет. Отстой. - Обогащаете лексикон? – удивился Северус – раньше девица просторечными выражениями не баловалась. – Впрочем, Мерлин с ним. Разбирать придется многое, но пока давайте-ка выпьем. Девушка как-то съежилась и, когда официант принес требуемую бутылку виски, нашла в себе силы еще на одно признание. - Так я и пить-то не умею. - Я тоже. – пожал плечами Снейп. – Но кого и когда это останавливало? За победу, Гермиона. – и он отсалютовал стаканом. - За победу, проф… Северус. Кашляла она долго. Снейп бы тоже закашлялся, поскольку врать Грейнджер не собирался, но все-таки порыв сдержал – надо же было как-то блюсти лицо. Это не Дора, которой теперь сам черт не брат и плюс тридцать лет к написанному в паспорте. Это студентка-недоучка, а Северус тут сегодня на правах взрослого человека. - Ну вот, - совсем скисла барышня. – А говорили, что не умеете. - Не умею. – он кивнул. – Зато я умею терпеть. - А я вот… и этого. – Грейнджер легла щекой на стол, олицетворяя собой все мирские скорби. – Когда меня Беллатрикс пытала, я орала так, что штукатурка сверху сыпалась. Снейп хмыкнул. - А ничего, что это был круциатус? Под ним все орут. Я тоже орал. Терпячку под непростительными включают только дебилы… Ну, или если решают беречь дыхание, но это уже совсем другой разрез, аврорский, а у них все, не как у людей. Тот факт, что Грейнджер выбрала маггловский паб, по здравому разумению радовал, хотя в джинсах Снейпу было мягко говоря некомфортно. Зато здесь на них никто не пялился, не порывался взять автограф или сделать колдографию с кавалерами Ордена Мерлина хрен-знает-какой-степени. Нынешняя публичность собственной персоны по временам доводила Снейпа до состояния, близкого к истерике – в кой-то веки раз он был абсолютно солидарен с Поттером. - А теперь, Гермиона, скажите мне для начала, с чего вы так быстро и решительно послали к морганиной бабушке младшего Уизли? - А у нас ничего не получилось. – развела руками Грейнджер. – Вообще ничего. - Кхм… - Снейп неуверенно кашлянул. – Вы меня удивляете. Прошло всего полгода – и вы записали эксперимент в категорию неудачных? Насколько я помню, семь лет коллективной жизни вашего тройничка вас все устраивало. Я сейчас влезу на трибуну сорокалетнего мужика, но все-таки скажу – такой духовной близостью, барышня, не разбрасываются. - Да я не в том смысле! – она, кажется, даже слегка рассердилась. – Рон – лучший, я за него раздражара перематерю. У нас ничего не вышло в… Ну… пожалуйста, не заставляйте меня это произносить. Северус понял, что ему надо выпить еще и, желательно, помолиться. С первым все прошло гладко, на втором пункте возникли проблемы: магический мир религию не жаловал, а отец в церковь на его памяти заглядывал ровно один раз и остался визитом недоволен. Как же там было-то?.. Отче наш, сущий… где-то там. На этом религиозные познания профессора зельеварения издали предсмертный хрип и закончились, поэтому пришлось ограничиваться страдальческим «Добрый христианский Б-женька, дай мне силушки богатырской, а то я сейчас рехнусь на старости лет». Хотя удивляться было-то особо нечему: это на словах все в этом возрасте ого-го, а на деле? Насколько почтенный зельевар помнил, в свои восемнадцать он пребывал в дремучих девственниках и даже свершений тандема Уизли-Грейнджер ему не перепадало. - Ясно. – мрачно сообщил Снейп опустевшему стакану. – У вас ничего не вышло там, где в восемнадцать лет очень даже должно выйти. И, как я понимаю, даже и не вошло. Грейнджер охнула и явно приложила серьезные усилия к тому, чтобы не ретироваться с позором под стол. И это было хорошо – завсегдатаи бара явно бы такой демарш поняли неправильно. - Тогда я сейчас с вашего позволения, Гермиона, изложу ситуацию так, как она видится с моей колокольни. Ваша с Роном любовная лодка разбилась о быт сексуальной беспомощности, а вы не привыкли, что что-то не получается с первого раза. – на девушку он старательно не смотрел, дабы не усугублять ее этических страданий. – Поэтому вы решили, что прошла любовь, завяли мандрагоры, а сердце ваше на самом деле принадлежит кому-то еще. А тут, значит, я… Голова повязана, кровь на рукаве, лежу в Сент-Мунго, сменив диагноз «Кровавый предатель» на «Великий Герой». Эта басня, Гермиона, старее мамонтов и называется «Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним». – Снейп вздохнул. – Ну и, конечно же, вы решили, что я, как взрослый мужик, все полагающееся взрослым мужикам умею, и да здравствуют успешные эксперименты. Гермиона что-то пробурчала и, собравшись с силами, сделала еще один глоток. Кашель в этот раз был уже не таким надсадным – студенчество приобретало новые навыки. Однако слов у самой умной студентки потока по прежнему не находилось, что было предсказуемо, но все равно печально – где-то в глубине души Северус надеялся, что ее, как и прежде, будет не заткнуть и все необходимое девушка скажет сама, а ему останется только задавать наводящие вопросы. Ан нет. Хотя, казалось бы, две войны должны были научить его не ждать от мироздания милостей. - Один вопрос, Гермиона. – и Снейп посмотрел на нее сквозь призму льдинок на дне стакана. – С чего вы вдруг решили, что у меня достаточно сексуального опыта? Вы меня при дневном свете-то видели? Судя по глазам, распахнувшимся на половину лица, такое ей в голову определенно не приходило. Какая, однако, прелесть: столько мозгов, а бытовые выводы на уровне десятилетки. Типа, раз взрослый человек – значит, и все у него в жизни по-взрослому. Позвольте представиться, Северус Снейп, подвальный герой девичьих грез, все свободное от двойного шпионажа время потративший на любовные свершения. Ну, а что. Как говорила одна неуемная студентка Рейвенкло, из хрестоматийных трудных подростков: Магическая Великобритания – сообщество маленькое. Всех, безусловно, не переебешь, но надо к этому стремиться! Снейп за такие разговоры год назад продал ее в рабство Аргусу на две с половиной недели, но не согласиться с некоторой логичностью утверждения не мог. Эх, сейчас бы сюда эту студентку, да с того света выдачи нет: схлопнулась девица в битве за Хогвартс в процессе ручного удавления Мальсибера. Что показательно – перед смертью все-таки удавила. Трудные подростки – они для всех трудны. Под ложечкой тоскливо засосало: мемориальная доска в Большом Зале оказалась намного больше, чем можно было бы относительно спокойно пережить. - Плевать! – из печальных раздумий его вывел по-гриффиндорски яростное шипение Грейнджер; куда там Нагини, право слово. – Я все равно вас люблю и мне все равно, почему так вышло. Это данность, Северус. Смиритесь. Я вот смирилась же. – и она, оторвавшись, наконец, от созерцания и наполовину не опустевшего стакана, все-таки посмотрела прямо на него. Снейп изучил этот взгляд и невесело улыбнулся. О, святая простота! Сжигать, определенно сжигать. Детский сад, младшая девочковая группа: я хочу – значит, мое. Дай. Немедленно. Ла-а-адно. С этим справиться куда сложней, чем с юношеской нелогичностью. Предположим для пущего колориту, что на уровне теоретизирования этот недуг необорим и понадобятся меры более радикальные. Жутковато, конечно, но, по крайней мере, уже вышло из категории подсудного. Все во имя спасения детей от поствоенного синдрома. Попробуем – ну так, чисто ради любопытства, поглядеть на мисс Гермиону Джин Грейнджер, как на женщину. Что у нас в наличии? Руки-ноги-голова... Флетчер всегда говорил, что, в принципе, этого хватает за глаза, козел старый. Хотя нет, козел – это Аберфорт, причем не только фигурально. О глазах, кстати. Глаза красивые. Что там еще красивое?.. Ноги? Ну, наверное. Ног Гермионы он вспомнить не мог, потому что сейчас она была в джинсах, а на коленки учениц в Хогвартсе он как-то пялиться не привык. Идем дальше. Нежный овал лица, хрупкая фигурка, тонкие запястья… и так далее, и тому подобное, ну что там в дамский романах-то пишут? Отчего ты, Северус, дамских романов не читал, дубина подземельная? - Я… - голос девушки звучал ужасно грустно. – Я что, совсем некрасивая, да? Или вы думаете, что я вру и это все какая-то дурацкая детская сублимация? Нет. Не выходит у трансфигуратора цветочек каменный. Снейп скривился и понял, что за время размышлений сложил салфетку в какое-то хитрое оригами. Бедный, бедный профессор – впору самому себя жалеть до слез. Вас откровенно домогается совершеннолетняя девица на двадцать лет младше, а вы нос воротите. В Сент-Мунго, что ли, вновь сдаться, только с проблемами совсем иного рода? - Не в том дело, юная леди. – Северус был близко к тому, чтобы спасовать. – Если мы сейчас с вами начнем углубляться в дебри психологии, из этого не получится ничего хорошего, а получится только плохое. - У меня папа – врач. – вздохнула она. – И мама врач. Не того профиля, конечно, но все-таки… Они говорят, что вообще всегда и все решается на уровне психологии. - Да что вы говорите! – притворно изумился Снейп. – Ладно, пусть так. Придется демонстрировать на практике безуспешность такого подхода. Вот смотрите, Гермиона. Меня покусало то, что рациональнее всего назвать автономным фаллосом Волдеморта. Как думаете, с психологической точки зрения можно ли это считать сублимацией желания Темного Лорда лично выебать каждого из своих последователей? И следует ли мне теперь считать себя жертвой циничного изнасилования? Гермиона опять посмотрела на него таким взглядом, что стало ясней ясного, с какого перепугу эта вечная девочка-с-книжечкой на последних курсах вполне себе имела успех у противоположного пола. Н-да, разумный человек таким не разбрасывается. Впрочем, у него от яда «автономного фаллоса» явно случилось разжижение мозгов. - Или вот еще, - он неожиданно вдохновился. – я в таком разрезе получаюсь просто хрестоматийным примером для анализа с фрейдистской точки зрения. Смотрите сами: холодная мать, деспотичный отец. Странно, как из меня маньяк-убийца не вырос… Или подождите! – и он картинно всплеснул руками. - Много вы понимаете. – устало махнула рукой Грейнджер. – Почему, ну почему мне никто не верит?.. - Ладно! – он неожиданно развеселился и, протянув руку, аккуратно накрыл ей ладонь Гермионы. – Ваша взяла. Давайте в порядке эксперимента попробуем исцелить мои душевные раны. - Это… это как? – Гермиона хлопнула ресницами и недоуменно посмотрела на его ладони. - Да как полагается. – Северус с трудом нацепил на лицо маску предельной серьезности. – Отправимся ко мне домой, хряпнем еще, для храбрости, а затем потушим свет, разденемся и мужественно сделаем это. Впрочем, можно и не раздеваться – мне-то, конечно, увиденное понравится, а вот вам – вряд ли. И тут, кажется, до нее дошло, и Снейп воспел свой невесть откуда и когда народившийся педагогический талант. Гермиона Грейнджер, поставленная перед фактом близкой перспективы радикальных мер, все-таки включила мозги и начала анализировать ситуацию. - Ну что, - поинтересовался он с искренним любопытством. – Никак, да? Разумеется, она из чистого упрямства собиралась ему возразить – и он, кажется, даже знал, какие аргументы его ждут. Потому действовал уже на опережение. - И даже если мы, Гермиона, будем рассматривать ситуацию в чисто романтическом аспекте сложных душевных телодвижений. Давайте поглядим на анамнез пресловутых моих душевных ран. – и Снейп снова приложился к стакану, уже смирившись с тем, что бутылка эта, кажется, целиком и полностью будет на его совести. – Мою первую любовь убили, во многом – по моей вине, и я ничего не смог с этим сделать. Вторую женщину, которая невесть каким чудом, стала для меня чем-то значимым, тоже убили, и, что характерно, у меня на глазах. А я в это время сидел с каменной рожей и изображал из себя спасителя мира. Рана с именем «Чарити» саднила сильней многих, и тот факт, что Снейп прекрасно понимал безвыходность той ситуации, мало на что влиял. - Как думаете, барышня, поможет ли тут что-то, кроме времени? И есть ли у меня хоть сколько-нибудь душевных сил на то, чтобы выжать из себя хоть какие-то достоверные эмоции? – он легонько сжал ее пальцы. – Только не начинайте сейчас себя винить, Гермиона, вы тут совершенно не при чем. И порыв был весьма благороден… так что мне остается только сказать свое искреннее «Спасибо» за проявленное доверие. Но проявите немного милосердия. Я просто хочу выдохнуть и как-то это все пережить. Благо, теперь, когда вы с песнями, плясками и радио все-таки спасли этот несчастный мир, у меня появилась настоящая возможность это сделать. И не бросайте на ветер свою аналогичную возможность. Вам пора повзрослеть, Гермиона, и начать смотреть на ситуацию с точки зрения того, что у нее в перспективе. - Вы злой. – выдохнула она. – Ужасно злой. Это обязательно было делать… вот так? Съязвили бы просто как-нибудь, убедили меня, что вы – циничная скотина. - Обязательно. – он развел руками. – А то окружили бы вы мою сутулую фигуру очередным ореолом одинокого трагизма, кому бы с того легче было? Уж точно не вам. Вы еще только начинаете сражение с этими демонами. Считайте, что это был пробный бой. - И что же мне теперь делать? – Гермиона жалобно всхлипнула. – Что мне теперь делать с собой?! Я… Северус, я не могу одна. Меня корчит, когда я одна. - … а дружба тут не спасает. – Снейп кивнул. – Все правильно. Так и должно быть. Выдохните, Гермиона, и поглядите по сторонам. Одним Уизли мир не ограничивается. - Да? – за военный год она, оказывается, научилась саркастически ухмыляться. – И кто же тогда? Ну, вы встаньте опять на сорокалетнюю свою трибуну. Подбросьте мудрости. Снейп прищурился. - Я бы рекомендовал Энтони Гольдштейна. До секса у вас, конечно, дело дойдет только году к десятому брака, - он фыркнул. - Зато напишете пару диссертаций и перевернете научную магию с ног на голову. Бедная научная магия. - А если серьезно? – она высвободила руку и обняла себя за плечи. - А если серьезно, - Снейп побарабанил пальцами по столу, - То Крам. Он прискакал через пол-Европы на чужую войну только потому, что в ней участвовали вы. Вы же наверняка, Гермиона, когда писали свое письмо мне, думали, что я – суров и одинок, но вашей искренней любви хватит на двоих, так? Так. И в целом – вы правы, только смотрели не в ту сторону. Я не знаю, что у вас там в отношении Виктора, но, думаю, по крайней мере на первых порах его любви вам двоим хватит за глаза. Он увезет вас отсюда к болгарской чертовой бабушке и там все будет ни на что здешнее не похоже, а вам это сейчас нужно больше всего прочего. Прекращайте ходить по мертвым следам – это никогда и никого не доводило до добра. *** И тех жалких нескольких глотков, которые она сделала за время их идиотского разговора, Грейнджер хватило на то, чтобы ее начало по-взрослому штормить. Так что пришлось вызывать в паб такси – благо, на таком уровне Снейп взаимодействовать с маггловским миром все-таки умел. Когда автомобиль, мигнув на прощанье фарами, скрылся за поворотом, зельевар вернулся к телефонному аппарату, и набрал единственный знакомый ему телефонный номер одного из немногих волшебников, ретировавшихся после войны в бездну немагической реальности. - Дора? Трубка просипела что-то вопросительное. - Дора, забери меня отсюда, а? Я, кажется, нажрался. Как аврор, она знала все мыслимые точки аппарации в маггловском мире и потому была на месте уже спустя пять минут: выцветшая до седины Дора Люпин, растерявшая если не возможность, то по меньшей мере желание менять цвета. Делиться с ней сегодняшним разговором Снейп, разумеется, не стал, но ей этого и не требовалось – она просто поняла, что ему не столько хмель в голову ударил, сколько очередное свидание со старой памятью. А эту прожженную суку они воевали уже настолько давно, что почти смирились с ее безоговорочной победой. Вечерний Лондон заметал снег, и следы, оставляемые ими на тротуаре, вызывали надоевшие до смерти мысли о том, что ах-ах-ах, следы, враг не преминет ими воспользоваться. Уже-не-Тонкс забрала у Снейпа из рук ополовиненную бутылку и планомерно уничтожала ее содержимое – навыка у нее было куда больше, еще с аврорской стажерки. - Северус, - она потянула его за рукав, упреждая встречу зельеварческого носа с фонарным столбом. – Скажи мне, Северус, как мы будем дальше жить? - О! – Снейп воодушевился. – У меня сотни вариантов. Наварим «Сна без сновидений» на десять лет вперед. Сдадимся в психиатрическое крыло Сент-Мунго на опыты. Организуем свою партию Еще Большего Зла – с плюй-камнями и рейвенкловками. Штурманем Малфой-мэнор и насрем им на пол. - А если серьезно? – во многом она предпочитала говорить с ним еще и потому, что только Снейп худо-бедно разбирал сдавленное сипение обожженного горла. - А если серьезно… Не знаю, Дора. – и он опустил голову. – Я не знаю.