Подумать только, если б не январь…
«То бушует вьюга, то ни снежинки на земле. Знаешь, январь никогда не перестанет меня удивлять. Это ты, привыкший к переменчивой погоде, что вечно изменяет даже самой себе, постоянно успокаивал меня. И только после твоих слов о том, что все так как и должно быть, я уже спокойнее смотрел на вещи. Сейчас все иначе». Подхожу к рыжему холму, что рыхлый только на вид, провожу по нему рукой, слегка осыпая. Растерянным взглядом наблюдаю, как к мои ногам скатывается отколотый песок. Подхожу к вертикальной мраморной плите, провожу по ней той же ладонью. Протираю рукой, бережно касаясь каждой буквы и цифры, как будто в надежде прикоснуться к тебе. Руку пронзает холодом, но я уж никак не реагирую. Эмоции покинули меня в тот же день, что забрал тебя, и сейчас я напоминал скорее едва ли жизнеспособный овощ. Фото. Фамилия. Имя. Отчество Дата. Тире. Дата «А ведь ты мог и не делать этого! Я ненавижу тебя за твою эгоистичность. Я ненавижу себя за свои слова. Я сейчас ненавижу весь мир точно так же, как мир ненавидит меня! Пусть знает, что у нас это взаимно. Не желаю больше улыбаться, захлебываясь дерьмом. Остохуело! А ведь ты мог этого и не делать, эгоистичный долбоёб!» Бугор за высокой голубой оградой, сродни твоим глазам, был усеян выцветшими венками и иссохшими цветами. Едва нахожу место, чтобы присесть. В висках стучит, отдавая тупой болью. Закуриваю сигарету, читаю надписи на каждой попавшейся на глаза ленте у венка и едва сдерживаю себя от усмешки. «Какой же ты дебил! Надо было держать язык за зубами в ту ночь…»Мне было бы давно раскрыть глаза На груду дел и на ошибок россыпь, Найти себя, умыть и причесать В прокуренном до самых слёз сиротстве.
«Я виноват, я очень виноват, если бы я знал, что все обернется так… Лёвчик, прости меня!» Боже, сколько же ошибок я совершил, и только сейчас, будто прозрев, я их начинаю замечать. Страшно понимать, что именно твоя смерть смогла открыть мне глаза на все это. Чувствую себя потерянным и осиротевшим, после того как ты оставил меня. Не спорь, что ты поступил просто по-свински.Ровно за год до этого.
Была полночь или около того. Уставшие дети спали в своей комнате, жена посапывала под боком, когда раздался еле слышный стук в дверь. Так стучался только ты, зная об осторожности в столь поздний час. Я что-то проворчал о том, что не спится в этот час и, шаркая тапочками, побрел на повторяющийся стук. Открыв дверь, я ни капли не удивился тому, как ты беспардонно ворвался. От тебя пахло какой-то дешевой выпивкой, но на вид был еще относительно трезв. Ты опустил глаза: — С Рождеством! — подавленно говоришь мне, я улыбаюсь, а ты продолжаешь, — Выйдем? Озадачено киваю в ответ и, накинув куртку, следую за тобой, закрыв дверь. — Лёв, на время смотрел? Зачем ты пришел? — я потер слипающиеся ото сна глаза и уставился на тебя, когда ты сел на лавку у подъезда. Молчание длилось очень долго, и я посчитал уже было, что ты не услышал, когда ты поднял на меня свои глаза. Клянусь, я никогда не видел ни в чьем взгляде столько боли, сколько тогда узрел в твоем. Тогда я, опешив, присел рядом с тобой и просто обнял. Ты, уткнувшись мне в плечо, зарыдал. Я гладил твои волосы, несильно прижимая к себе, стараясь утешить. Со временем мне начинало казаться, что от моих утешений тебе только еще дерьмовее. Иначе, как объяснить то, что после каждого моего успокаивающего слова, ты заходился в еще больших рыданиях. Я чувствовал себя отвратительно. Мне было больно смотреть на твои слезы. Видеть слезы сильного мужчины страшнее, чем кажется. Попав в ситуацию, что сидя посреди ночи я зажимаю в жарких объятиях своего лучшего друга, мне в голову больше ничего не приходит, как не сдерживая себя ни на секунду, коснуться твоих губ своими, даря тебе невинный поцелуй без намеков на пошлости. Ты тяжело дышишь, отходя от рыданий, после чего почти кричишь, срываясь: — За что ты со мной так поступаешь? Я молча отпускаю тебя от себя. — Ты же знаешь, сукин сын, что я люблю тебя! — снова кричишь ты мне в лицо. — Да, знаю, — тихо отвечаю я, — и ты знаешь, что я тебя тоже люблю! Мы же обсуждали это с тобой уже, Лёва. Вместе у нас нет будущего… — вновь повторяю уже не раз сказанные тебе слова. Ты просто не представляешь насколько тяжело они мне даются, как трудно отталкивать того, кого любишь, покрывая все обстоятельствами, — Я женат, у меня дома дети, это просто немыслимо, — продолжаю я говорить и тянусь, что бы вновь обнять тебя, но ты отпрыгиваешь. Твои голубые глаза вспыхивают огнем, по щекам струятся слезы, а по лицу бьет морозный ветер. Я чувствую ту боль, что причиняю тебе, она больнее удара ножом. — Я люблю тебя, но у нас нет будущего, как ты не поймешь этого! — закричал я громче него, наплевав на то, что нас могут услышать. И тогда ты ушел, а я как последний кретин не стал тебя останавливать.Наше время.
Целый год ты уже лежишь в земле, а я чувствую себя безмерно одиноким в этом мире. На улице бушует тот же ветер, что и в ту ночь. Я уже год банально не могу выйти нормально из дому: осаждают поклонники, репортеры, все сочувствуют. Я становлюсь тварью. В лицо я им сыплю благодарностями или киваю, но мысленно посылаю их всех нахуй. Ни один из этих жополизов не вернет мне тебя. Виноваты ли они в случившемся? Не знаю, но мне откровенно наплевать, я ненавижу их всех до единого.За год до этого. На следующее утро.
Рано утром звонит телефон. Я бы не стал отвечать, если бы не высветилось на экране твое имя. Усмехаюсь: «Видать остыл!» — мои мысли меня подгоняют скорее нажать на ответ, что я и делаю. Мои руки дрожат и я едва не роняю телефон с рук, когда слышу чужой холодный голос на той стороне. Последующий разговор был для меня выстрелом в сердце. Это был не ты. Сам не замечаю, как слезы градом катятся с моих глаз. Вслушиваюсь с замиранием сердца в каждое слово моего уже ненавистного собеседника, и банально плачу, как мальчишка. Когда разговор прервался, я швыряю смартфон в пол, и он разлетается вдребезги, подобно моей душе после этого звонка. Тогда я умер.Наше время.
ДТП. Как все до тошноты тривиально… Я даже не знаю, хотел ты свести счеты с жизнью или просто стал жертвой несчастного случая. Прошло столько дней, а я все еще не могу простить себя за то, что не остановил тебя. — Я тебя простил, перестань себя мучить… Ветер доносит до меня твой голос. Тело пронзает дрожь. Предо мной появляешься ты. Живой. Из плоти и крови. Я замираю, а потом поддаюсь порыву и, бросаясь на плечи, обнимаю. Я чувствую тебя, правда, чувствую. На глазах стоят слёзы. — Останься! Я не знаю, почему именно эти слова срываются с моих уст, но я считаю их самыми нужными в нашем случае. Ты не исчезаешь, и я считаю это личной победой — Как ты живешь с этой болью? — спрашиваешь ты, отстраняясь, и выпытывая глядишь мне в глаза. Я вновь вижу в твоих глазах ту боль. Долго мнусь, не знаю с чего начать. В итоге все происходит опять по накатаной. — Лиза все узнала, — моя грудная клетка ходит ходуном от накрывших меня рыданий, — Она… ушла от меня, забрала детей. Сказала, что не может быть с тем, кто отказывается жить дальше. Я сокращаю между нами расстояние и, прижимаясь всем телом к тебе, захлебываясь соплю в шею. Ты стоишь не двигаясь. Никаких ответных объятий, но мне это почему-то до башни. Я рассказываю тебе все без утайки. О том, как все пошло под откос, как мне не хватает тебя, как дерьмово мне живется на этой планете без тебя. Как я люблю тебя. Последнее, пожалуй даётся особо тяжело. — Ты должен жить дальше! — Я не могу… — шепчу я и ты растворяешься, оставляя нитевидное тепло. Хочется рыдать, но уже нечем. Покачиваюсь со стороны в сторону, чуть ли не ныряю вниз головой. Просыпаюсь. Похоже, что я так увлекся воспоминаниями, что не заметил как задремал. «Брр, как же холодно!» Кутаюсь в пальто, в надежде немного согреться. Когда я шел сюда, было гораздо теплее, хотя было это от силы около получаса назад. Выдыхаю сквозь не попадающие зуб на зуб челюсти, облачко пара.Подумать только, если б не январь, То этот снег, возможно, был бы ливнем Сверкающим и свежим, как слова В творимой наспех радостной молитве.
В голове вновь проносятся вся наша жизнь, а на глазах выступают обжигающие слезы. Ветер стих под ноль. Только пробирающийся под кожу и до самых костей мороз. «Забери меня, если ты так решил!» — мысленно восклицаю я. Мои колени больно ударяются о промерзшую до основания землю около мраморной плиты, где от всей твоей жизни осталось лишь тире между двумя датами* и забытье. Истерика настигает меня и слезы льются ручьем. Не по-мужски, но мне на это совершенно наплевать. «Хорошо, хорошо, я постараюсь выбраться из этого кошмара, что стало с моим миром, ты поможешь мне?» — словно читая наспех молитву, слова вырываются из моего сердца, и я радостно набираю холодным воздухом полные легкие. Я не знаю, имеет ли смысл говорить все это, но мне очень этого хотелось. Только непосредственно разговаривая, даже пусть и с холодным мрамором, а не с тобой, я чувствую тебя рядом. Вижу твою улыбку, такую родную… Впервые от начала зимы, с неба начинают падать огромные хлопья снега. Волшебной сказкой становится город, когда его укрывает белое снежное покрывало. Небо плачет, оно оплакивает вся и всех. Поминает вчерашний день, помогает прожить сегодняшний, и благословляет завтрашний. А ведь подумать просто: если бы не этот душераздирающий январь, то снег нежно касающийся земли, что ободряет, дарит успокоение и веру в лучше, был бы ливнем, что топит собой все печали. Если бы не январь. — С Рождеством! — Восклицаю я и поднявшись просто ухожу.Но гаснут лица, вмерзшие в печаль И баснописец пасмурной свободы Впервые не совравший календарь И снег идёт впервые безысходный.
«Я постараюсь быть лучше, постараюсь не разочаровать, но и ты, надеюсь, поможешь мне, без тебя я не справлюсь». А снег продолжает накрывать землю белой пеленой. Ему нет ни конца ни края, и мне кажется, что есть у этого романтичные начала. Скоро наступят лучшие времена, я уверен.