Проводник

Иса, центральный город одноименного графства, испокон веков и доныне стояла на высоком холме, окруженном со всех боков крестьянскими фермами, а на его покатой макушке, над городскими кварталами, возвышалась каменная твердыня графского замка с башней-обсерваторией. Считали, что с ее верхней площадки можно обозреть все владения Иса – но способными на это оказывались лишь люди с поистине орлиным зрением. Дальние рубежи графства почти круглосуточно скрывались в тумане. Но тут было на что посмотреть, и направив взгляд вниз. В незапамятные времена, когда маленькие графства и баронства рассыпались бусинками по всей карте восточного материка, Иса была центром искусства. Отголоски того времени сохранились до сих пор: многие улицы и рыночную площадь украшали величественные статуи, а неподалеку от стен замка располагался театр – до сих пор лучший в королевстве. Восточная площадь города, закрытая для торговли и движения коней и повозок, была вымощена гранитной мозаикой и с высоты напоминала шахматную доску, усыпанную зелеными пятнами растений в каменных вазах. У ее северного края, в центре первого ряда плит, возвышалась мраморная «королева» – красивая женщина в длинном блио. Именно к ней и шли Тамхас и Катэль, держа в руках по свече. Обычные жители города не решались задерживаться рядом с ней – им все казалось, что статуя наблюдает за ними. И неудивительно: по приказу предпоследнего графа скульпторы изваяли в камне его любимую единственную жену, Катрию. Графиня в жизни ничем не отличалась от обычных людей, она и родом-то была из простых крестьян, но весь ее мраморный облик дышал властным покоем. Вокруг статуи всегда лежали цветы и горели свечи: люди помнили ее и любили до сих пор, хотя со дня ее смерти минуло уже пять лет. Ничего странного, ведь это срок недостаточный для того, чтобы забыть... но в какой-то из дней они действительно забыли о том, что Катрия была таким же, как они, человеком. Теперь-то она вечно следила за своим любимым городом – и стала еще одной местной легендой. Между тем, занимался рассвет – начало рабочего дня. Людей на улицах, спешащих по своим делам, было полно, и еще двое с легкостью терялись в пестрой, разношерстной и шумной толпе. На взгляд Катэля, северяне были одеты даже слишком ярко, но в этом не было ничего удивительного. Он давно знал: и здесь, и везде, на всем белом свете, помимо Срединных земель, что тянутся вдоль экватора, день длится намного меньше ночи. Большую часть своей жизни все эти люди проводят в полутьме – оттого так бледна их кожа и так огромны радужки и зрачки глаз. Благодаря этой особенности они прекрасно видят в сумраке и им не грозит потеря зрения от слабого освещения, но взамен все цвета кажутся им немного тусклее, чем на самом деле. Катэлю потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому; он справился, но замечать чрезмерную яркость цветов не перестал. Площадь была почти пуста, за исключением нескольких детей, и здесь на них никто не обратил внимания. Тамхас зажег свечу прикосновением пальца, поставил ее у подножия статуи, среди мозаики из сухих и свежих цветов, и, выпрямившись, снова внимательно посмотрел на Катэля: тот все стоял перед ним, сжимая в руках свою свечу, и неотрывно смотрел на правую кисть отца. Там тусклой зеленью выделялась под кожей буква «V». Это не давало ему покоя с той самой минуты, как они встретились получасом ранее в замке Иса и пожали друг другу руки в знак приветствия. Лишь то, что выдержка изменила Тамхасу, и он бросился обнимать сына, заставило Катэля на время позабыть об этом, но сейчас, при свете дня, он четко видел, что это не выдумка и не игра его воображения после вчерашних страшилок от Эмилиана. Знак остался на прежнем месте. Теперь-то все вчерашние речи стали гораздо более правдоподобными. – Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это, – сказал Тамхас. Он изменился сильнее всех прочих, кого уже успел повстречать Катэль за прошедший день, и на самом деле постарел – лет на двенадцать, не меньше. В черных волосах запуталась серебряная паутина седины, щеки и лоб прорезали тонкие неисчезающие морщины – однако цепкость взгляда и точность движений остались при нем в полной мере. Иначе и быть не могло. Тамхас прожил уже две с половиной сотни лет и некогда был соратником самого Тиса Веркинджеторика, который и собрал воедино королевство Веркинджес из десятков разрозненных земель, но по-прежнему оставался полным сил и стремления к жизни. Это радовало Катэля, который больше всего боялся того, что вернется не к бодрому и живому Тамхасу, а к угасающей свече – старику, который при каждом удобном случае бормочет, что вот-вот помрет. Все люди были такими. Все, кроме него. – Не надо, – покачал головою Катэль. – Теперь ведь все хорошо. «Не хочу об этом вспоминать», – отчетливо слышалось подтекстом, и Тамхас это понял. Он скрестил руки на груди, скрыв тем самым метку на кисти, и ответил: – Я рад, что ты так считаешь, потому что впереди у нас много дел. Поставь же свечу, и я расскажу тебе кое-что. В замке они так толком и не пообщались. Прибывший поутру Тамхас отправил Эмилиана спать, едва завидев его состояние: граф, как и обещал, просидел почти всю ночь над амулетом-мороком. Тот вышел на славу: для всех окружающих Катэль теперь выглядел светлокожим и большеглазым, с короткими бледно-русыми волосами, которые венчал узкий металлический обруч. Не изменилась ни одна из черт его лица, прежней осталась фигура, но теперь узнать в нем того самого Катэля было просто невозможно. Убедившись, что морок получился как полагается, Эмилиан кивнул обоим и спокойно пошел отсыпаться, а Катэль, внезапно сообразив, что каменные своды залов напоминают ему о зазеркалье, предложил выйти на улицу. Так они и оказались в городе, где купили по свече для Катрии и отправились на площадь. Когда не случалось праздников, поговорить здесь удавалось все равно что наедине. Катэль присел перед каменным изваянием, обеими руками поднес свечу к губам и нежно выдохнул. Горячий воздух вскользь коснулся его губ, и на почерневшем фитиле заплясал тонкий рыжий огонь. Улыбнувшись, маг осторожно опустил свечу на плиту и, подняв голову, взглянул вверх. Мраморные волосы, казалось, вот-вот зашевелятся от ветра. – Этой зимой не загорелся Свет Милосердия. Это значит, что до нового Похода остались считанные месяцы. Он начнется до конца этого года, – сказал Тамхас, убедившись, что Катэль уже не уронит свечу. А тот, услышав это, застыл, так и не убрав руку от камня. Свет не зажегся... неужели это возможно? Нет, он знал, он кое-что помнил о подобном событии... но разве это не просто сказки? Катэль торопливо стал вспоминать все, что он знал об этом чудесном явлении, со слов служителей церкви и из Книги Неба, продиктованной, по преданию, ее первым жрецам самой Богиней через сны и видения. Итак, в отличие от Срединных земель, где день и ночь почти всегда делили сутки поровну, в северных широтах ночь всегда длилась дольше, а протяженность дня изменялась циклично на протяжении всего года. Лишь раз в году день и ночь сравнивались – и это была его середина, ежегодный праздник Свадьбы Солнца, когда молодые Бог и Богиня заключали брачный союз. Боги-хранители мира были счастливы – и люди разделяли их счастье, празднуя; кроме этого, они подносили на алтари фрукты и ранние злаки. Жертвуя малым из своих богатств, люди заручались милостью и поддержкой богов до нового урожая. Но ночь росла, Бог и Богиня старели, и однажды зимой наступал последний день года, когда умирающее солнце едва-едва поднималось над горизонтом, и весь день длился не больше шести часов от рассвета до заката. Люди верили: этой ночью, самой длинной из всех, Богиня хоронит своего верного супруга и в жестоком бою защищает их от Виеллерели – своей собственной дочери, избравшей иной путь. Лишь в эту ночь, когда прежний Свет окончательно слабел и гас с закатом, Виеллерель могла ступить на землю. Никто не решался выйти на улицу после заката, а семьи с младенцами или беременными занавешивали все окна и заколачивали ставни: один взгляд подземной княжны обращал дитя солнца и света в проводника – человека с искаженной жизненной силой, которую он мог применять в колдовстве. Магию людям подарил Бог, он научил их славить Солнце своим даром, но Виеллерель украла его секрет и обучила своих избранников по-своему, из собственной плоти и крови. Вот почему церковь всегда ненавидела проводников. Когда же княжна поднималась в Верхний мир, Богиня спускалась ей навстречу. Она молила дочь отречься от зла, оставить свои коварные затеи и навсегда уйти, но та отвечала ей насмешками и хохотом – воем метели – и вступала в бой. А когда Богиня ранила ее, княжна рассыпала вокруг себя капли собственной крови, которые становились новыми кристаллами ядовитого виолита. Они сражались до рассвета, но за мгновение до восхода новорожденного солнца исход боя обязательно решался. Когда Богиня побеждала, она изгоняла дочь обратно под землю, роняла последнюю слезу скорби и погружалась в сон, подобный смерти, до следующего восхода луны. В эту минуту в главном храме Бога и Богини, на берегу мистического озера Солнца, откуда, по преданию, в виде лунного блика каждый новый год рождался Бог, огромная древняя статуя Богини тоже плакала. Ее слеза падала в подставленные чашей ладони, и с первым лучом солнца в первый день нового года в них вспыхивал золотистый негаснущий огонь. Это и был Свет Милосердия, охраняющий людей от зла. Частичку его прихожане обязательно брали с собой, чтобы защищать свои жилища. Но с каждым годом Виеллерель становилась все сильнее, а вера людей в Богиню и Бога неумолимо ослабевала: это делало Богиню уязвимой, и она могла проиграть и погибнуть. Умирая же, Богиня роняла последнюю слезу горя, которая не могла разжечь огня защиты, и уходила водой в землю. Лишь истовые молитвы могли возродить ее и возвратить на небосвод, но огонь все равно гас, и защита иссякала до следующего года. Тогда и выступал Поход: первые ученики Виеллерели, всего восемь числом, возвращались на поверхность, в Верхний мир, и там выполняли единственное поручение своей госпожи – искали ее детей среди всех прочих смертных. Люди оказывались в опасности – практически на краю гибели. Примерно так говорилось в Книге Неба о главном зимнем празднике, дне Возрождения. А еще – с начала времен минуло уже два Похода, и оба отпечатались в истории ужасными воспоминаниями... До слуха Катэля донесся бой часов – единственных в городе. Первый из восьми гулких ударов вывел его из задумчивости, и маг осознал, что все еще сидит на одном колене, опираясь другим о камень. Он даже не почувствовал холода, задумавшись о церковной легенде. Но неужели все это не просто сказки? – Ты вспомнил эту историю, верно? – спросил Тамхас. – Это не выдумки, к сожалению. Церковь многое приукрашивает, но не это. Два века назад я все видел сам. Мы с будущим королем и его гарнизоном остановились на ночлег у монахов при храме Рассвета как раз в ту ночь, когда огонь погас и не возродился. Тогда я не верил, что это возможно... но теперь могу убедить тебя в том, что это правда. – И как все начнется? – Из озера Солнца. Они выйдут оттуда и разрушат храм, как и в оба прошлых раза. А потом они пойдут дальше, сметая все и всех на своем пути. Они, как и прежде, будут искать таких, как мы. Таких, как он и Тамхас, – то есть, проводников, сообразил Катэль. Он встал, выпрямился, и розовый рассветный свет ударил ему в глаза. Маг сощурился и прикрыл лицо рукой, силясь разглядеть лицо Тамхаса против солнца. – Таких, как мы? Но зачем мы им? – Некоторые из нас не выдерживают и идут следом, покорные воле Виеллерели, но далеко не все – только слабые. Так что этого я не знаю, хотя и искал ответ уже очень давно... Однако все люди, у которых нет нашего дара, просто умирают, встретившись с их дыханием. Это как вдыхать пары виолита, только намного быстрее. Люди гаснут прямо на глазах. Катэль вздрогнул и сцепил пальцы в замок, почуяв, что они мелко дрожат. Напрягшись, он глубоко вдохнул, сосредоточился – и его голос зазвучал совсем ровно: – Значит, их нужно остановить. Мы сможем сделать это? Ты ведь уже смог однажды? – Мы попытаемся, разумеется. Это нам и предстоит выяснить... Но то, что сработало против них в прошлый раз, в этот уже не поможет. Тут я бессилен, – развел руками его приемный отец. – А что это было? – Неважно, – резко ответил Тамхас, обрывая любую возможность продолжить расспрос. – Поэтому размышлять об этом нам предстоит уже сейчас. Около полудня мы вновь собираемся у меня дома, будет совещание. Знаешь... все будут рады снова тебя видеть. – Кроме короля и всей королевской рати, – иронично отметил Катэль, тут же забыв про пугающий Поход. Прямо сейчас были проблемы и поважнее. – Неужели я действительно могу вернуться в столицу? Так просто? – Вопрос не в этом, а в том, под чьим именем ты туда вернешься, – поправил Тамхас. Речь его текла складно, легко – было заметно, что он уже все обдумал. И когда только успел? – Прошло слишком много времени, чтобы кто-то заподозрил в моем новом ученике того самого Катэля – тебя. Мне хотелось бы, чтобы в этом маскараде не было нужды, но пока... мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать. Есть пожелания, как мне теперь тебя звать? – Хм... да. Зови меня Киар, – сказал Катэль, вспомнив, как вчера представился прислуге в замке графа. – И не тревожься об этом. Думаю, это будет даже забавно. Тамхас еле заметно поморщился. – Киар... Хорошо. Пускай. Только не забывай о мороке. А уж я позабочусь о своей части. До завтра, думаю, справлюсь. Катэль невольно поднял руку, чтобы коснуться заколдованного амулета, – и по его ногтям запрыгали крошечные солнечные зайчики. Серебряное перо, усыпанное мелкими осколками хрусталя, переливалось на утреннем солнце, точно покрытое росой. Незамысловатая, но завораживающая работа. – Не забуду. Спасибо. – Не за что. Какое-то время они просто молчали, не зная, о чем еще поговорить. Не далее, чем вчера, мыслей было множество, но сейчас, когда нужно было выбрать из них одну, все они разбежались прочь, точно испуганные мыши. Мужчины переглянулись, и Тамхас хмыкнул, неловко пожав плечами. – Прогуляемся по городу. Не поверишь, но я не был здесь примерно столько же, сколько и ты. – Неужели? – недоверчиво улыбнулся Катэль. – Исключительно деловые визиты. Замок не считается. Но там ничего не изменилось, сам знаешь. Катэль согласно кивнул, а про виолитовое убранство местной ванной комнаты упоминать не стал. Если Тамхас и сам в курсе, то говорить незачем, а если нет, то у Эмилиана есть на то свои причины. У всех свои тайны, а уж Катэль по долгу службы умел хранить любые. С безлюдной шахматной площади, торжественной и тихой, как королевская приемная, они возвратились на одну из главных улиц Исы – и вновь провалились в другой мир, наполненный запахами и звуками. Перемена была поразительной, и теперь-то Катэль это заметил; но если тишина площади заставила вспомнить о королевском дворце, то здешний шум, цокот и гомон напомнил ему о столице. Во второй раз людное место вызвало чуть менее неприятные чувства: маг отвык от скопищ людей за время своего отсутствия, – и теперь он даже смог с любопытством оглядеться по сторонам. Людей на улице стало немного меньше, но практически все уже занялись своей работой. Праздно шатались только они двое, да еще франт в фиолетовых одеждах. Впрочем, чужое внимание Катэля мало смущало, и, к тому же, люди видели не совсем его. Горожане улыбались ему и тут же отводили взгляд, чтобы вернуться к своим занятиям, приветливо приподнимали уголки губ и тут же их опускали, и ничто не внушало ни недоверия, ни чувства опасности – но вскоре Катэль ощутил подвох. Что-то тут было не так. Он замедлил шаг, прислушался к себе, огляделся по сторонам – и сумел-таки удержать взгляд на тревожащей его мелкой детали. Это оказалась зеленая отметина на правой руке хорошенькой девушки, которая, сидя на крылечке, усердно мяла лен. Бледные кисти то и дело мелькали вверх-вниз. Но не могло же его всерьез взволновать только это? Конечно же, нет. Оглядевшись кругом, он мигом заметил еще нескольких горожан с татуировками на кистях. Сапожник с ботинком и гвоздем в руках, торговец в ярком берете, дородная веселая булочница, дорожный рабочий, ремонтирующий разбитую подковами брусчатку... День будет жарким, это ощущалось уже сейчас, ранним утром, и перчатки смотрелись бы на их руках странно: лишь так Катэль смог объяснить себе такое... такую смелость. Но он сомневался, что дело лишь в этом и, кажется, уже догадался, что же на самом деле все это значит. Но ведь раньше, идя сквозь толпу с отцом, он этого не замечал? Сжав пальцами переносицу и поморгав, Катэль еще раз недоверчиво присмотрелся к одному, к другому жителю Исы, вгляделся в руки той, самой первой девушки. А она, почувствовав на себе пристальный взгляд, перехватила его и, страшно смутившись, вспыхнула до ушей и даже закрыла лицо руками. Но ее татуировка никуда не исчезла; напротив, так она стала видна отчетливо. Нет, не померещилось. – Здесь живет много проводников, – негромко сказал Катэль, склонив голову к Тамхасу. – Это потому, что в Исе нет ни одного храма? До сих пор? Тамхас окинул беглым взглядом улицу перед собой, хмыкнул в аккуратную тонкую бородку и кивнул. – Точно. Ни одного в пределах города. Графы Иса стоят на своем вот уже седьмое поколение, если не больше: никаких церквей. Церковь и светское искусство несовместимы. – Да, это я помню. Хм, до сих пор... И что, церковники знают? Про... этих жителей? – Конечно. Это же очевидно, – ответил Тамхас снисходительно и чуть удивленно, даже взглянул на сына, на что тот пожал плечами и дернул уголком губ: – Ну, ведь далеко не многие видят всю ситуацию, так, как ты, – ответил Катэль, оправдываясь за нелепый вопрос. – Нет. Неправда. Никто не может видеть любые положения дел так, как я! – возразил волшебник почти с обидой, на что его сын едва сумел скрыть улыбку. – Согласен. – Конечно, они знают, не могут не знать, – чуть погодя вздохнул Тамхас, возвращаясь к прежней теме. – Факты не принимает только дурак. А факты таковы: этот город – своего рода резервация для проводников. Только никто их сюда не сгонял. Все они собрались здесь добровольно. И я не сомневаюсь, что все столичные церковники считают дни до того момента, как сюда переберусь и я. – Он ухмыльнулся, и в его гримасе отразилось яснее ясного: «Ну уж нет». – Поскольку это не закреплено никаким указом, сослать тебя они не имеют права. Ты уже очень давно живешь в столице, у тебя столько заслуг перед королевством, у тебя там свой собственный дом... Церковь тут бессильна, – продолжил Катэль и по кивку понял, что завершил мысль верно. При желании короля его отца, конечно, легко смогут сослать, ведь для королей нет ничего невозможного, но даже печать дара проводника не смогла затмить всех рассказов и легенд, которые складывали о Тамхасе. Только это и спасло его, когда решались судьбы проводников. И он знал об этом. – Да, кстати, о твоем доме... Спасибо, что заговорил об этом, – ответил мужчина и поморщился, как от боли. – Его больше нет. Указом короля его объявили оплотом измены и сравняли с землей. Я едва сумел забрать оттуда кое-какие твои вещи. Они шли совсем медленно, но сейчас Катэль был просто вынужден остановиться. Он хватал ртом воздух, размахивал руками и глядел на отца, не зная, что сказать, что выбрать из обилия эпитетов, родившихся у него в голове в эту минуту: – Я... – Только не принимай близко к сердцу, – вскинул ладонь Тамхас, – это была всего лишь показательная экзекуция. Я бы на твоем месте и не ждал ничего другого. Его нынешнее Величество ведь ненавидел тебя всю свою жизнь. Выдохнув и взяв себя в руки, Катэль криво улыбнулся. От оскорблений в адрес короля пришлось удержаться, людное место все-таки, но на всякий случай он запомнил особенно меткие обороты, пришедшие ему на ум. – Наверное, он просто мне завидует. – Может быть, – согласился Тамхас. Он, очевидно, говорил всерьез. – У тебя всегда было куда больше свободы, чем у него. И это касается не только правил придворного этикета. Я говорю и о магии. Нашей магии. Катэль кивнул, соглашаясь, и вдруг глубоко вздохнул. Покачал головой, зажмурившись, и, всплеснув тонкими кистями рук, сжал пальцы в кулаки: – Но, знаешь, я не стану скрываться вечно из-за глупой клеветы! Я должен снова стать самим собой, и я сделаю ради этого все. Правда всегда открывается, рано или поздно, и я не стану сидеть сложа руки в твоем доме, ожидая справедливости откуда-то еще. Я к этому не привык. Я должен не ждать, а действовать! – Я помогу тебе, сын мой. Я помогу, не беспокойся. Мы справимся и тогда все вернемся туда, где нам и положено быть, – ответил Тамхас и погладил пальцами свою татуировку, не слишком удивленный такой пламенной речью. Прозелень на его бледной коже в лучах солнца имела оттенок медной патины. – Я надеюсь на это, – сказал Катэль. Такого огня, такого задора внутри он не ощущал еще никогда. Сохранить бы его хотя бы до первой трудности, а их будет даже не десяток – сотни и сотни. А как же иначе, когда горстка людей борется со всем остальным миром? – О. Вот еще кое-что, – порывшись в поясной сумке, Тамхас вытащил кошелек и протянул ему. Маг отшатнулся и замотал головой: – Нет, я не могу. – Бери-бери. Это же твой. Тамхас говорил это вполне убедительно, и, все же взяв кошель в руки, Катэль убедился, что отец его не обманул. Вещь действительно его. Знакомые узоры, потертый шнурок, подшитый его рукой неровными стежками. Провозившись немного с завязками, Катэль сунул нос внутрь – и обнаружил в кошельке пригоршню меди и серебра. Хмыкнул, пожал плечами, точно ожидал увидеть нечто иное, вновь затянул шнурки и привязал кошель к поясу. Он не помнил, оставались ли там деньги, когда кошель висел на его поясе в последний раз, но понимал, что выяснять это попросту глупо. – Спасибо. У нас еще есть пара часов до собрания, ведь так? – Да. И они все тоже нам помогут. Непременно. – Много их... то есть, нас сейчас? – Нас теперь семеро, считая тебя и меня. Еще оба из рода Иса, Луна, Имонн и Мелинда. Последние двое отмечены татуировками. – И незнакомы мне, – заключил Катэль. Последних два имени были для него новыми; более того, он не услышал нескольких знакомых. Это вновь напомнило ему о том, сколько прошло времени с их последней встречи. Более того: он ощутил, что лучше не спрашивать, куда они исчезли. Ответ может его расстроить. – Да, ты их не знаешь. Они с нами всего четыре года. Ты хочешь расспросить их сам? – Думаю... да. И несколько оставшихся до полудня часов ознаменовались для Катэля нетерпеливым ожиданием. За это время они обошли не меньше трети города, заново запоминая его причудливую архитектуру: многие здания здесь сохранились с давних времен, пережив даже войны, Походы и разрушительную поступь времени; побывали в таверне, где, помимо еды, раздобыли немного свежих новостей, хоть и, в основном, мусор, интересный лишь жителям этого города; заглянули в старинный зимний сад. Огонь в очаге здесь поддерживали непрерывно, день и ночь, но дыма почти не ощущалось: его затмевали ароматы цветов и трав. Ящики и горшки с растениями были постоянно залиты светом, солнечным днем и лунным ночью, льющимся из окон в потолке и стенах. С непривычки здесь можно было легко потерять ориентацию в пространстве, упасть и расшибить голову о каменный пол, но у Катэля буйство растительных запахов и пятен света вызывало лишь легкое головокружение и чувство неясной грусти. Дело в том, что запахи цветов из Срединных земель навеяли ему что-то из детства. Наверное. Катэль его почти не помнил – вернее, не помнил себя до шести лет. Ему было как раз примерно шесть, когда его, заблудившегося и до смерти перепуганного, нашли в одном из рукавов королевской виолитовой шахты, рядом с телом его отца – родного отца. Мальчик надышался испарений виолита так же, как и взрослый, но это не убило его, а даже, скорее, напротив: умирающие так громко не плачут. Тогда Катэль и узнал, что он – маг с особым даром, иначе говоря, проводник; только это и заставило советника короля, Тамхаса Найруна, вбежавшего в шахты впереди отряда стражи, обратить на него внимание. Так они и познакомились в ту ночь – и больше не расставались так надолго, как вышло в этот, последний раз. И чем дальше, тем сильнее все предшествовавшее их первой встрече казалось Катэлю не более, чем странным сном. Они никогда это не обсуждали – незачем. Поэтому лишь его экзотичная внешность срединного жителя напоминала о реальности далекого прошлого. – Что-то не так? – спросил Тамхас. Катэль вздрогнул и вдохнул: кажется, сейчас он совсем не дышал. Голова тут же закружилась сильнее. Невольно он поднял руку, чтобы нащупать лоб и виски и не позволить себе уплыть в туман; нашел, скользнул пальцами вниз и сжал переносицу. В голове немного прояснилось. – Нет, все нормально. Просто задумался. Что-то я часто в последнее время это делаю. Когда же часы пробили без четверти полдень, проводники отправились на поиски укромного места для телепортации. Магия не была для людей тайной, но маги редко демонстрировали свои таланты публично, когда имели право выбора: открыться или нет. Они живут в своем мире, а люди без дара – в своем, как бы это странно ни звучало. Привлекать внимание людей стоит только по особо весомому поводу – таков их негласный закон. – Справишься сам? – спросил Тамхас, опуская на голову капюшон, чтобы не обжечься собственной магией. – Ты ничего не менял? – уточнил Катэль. Пространственное перемещение – вещь тонкая; нужно хорошо знать место, куда собираешься отправиться, чтобы не оказаться замурованным в стене или еще что похуже. Маги, которых и без того не слишком-то много, зачастую исчезали безвозвратно именно из-за ошибок в приемах телепортации. – Только приводил в порядок то, что уже есть. Не промахнешься. – Хорошо. Тамхас улыбнулся ему и исчез. Катэль склонил голову, чтобы сосредоточиться. Откликаясь на мысленный зов, кристалл у него под одеждой вспыхнул – золотистая точка даже пробилась сквозь плотную ткань, – а затем вокруг его фигуры стало стремительно сгущаться плотное сияние. Маг не был уверен, куда попадет, несмотря на уверения отца, и решил не использовать на этот раз мгновенное перемещение: оно было самым непредсказуемым из всех видов телепортации. Медленно перед его внутренним взором соткался образ тесной комнатки, от пола до потолка расписанной пространственными рунами: он уловил и прочувствовал их притяжение, – а потом упругий кокон магии схлынул, и Катэль открыл глаза. Он стоял посреди узкой рунической комнаты – той самой. Она не изменилась. Все те же стройные столбики рун повсюду, начерченные углем и черной краской, все то же окошко в потолке, сквозь которое лился слабый свет; прежняя дверь, предусмотрительно приоткрытая. Тамхаса здесь уже не было, а из коридора доносились неторопливые шаги. Катэль догнал его и пошел рядом. Длинный коридор перекрещивали потоки желтоватого дневного света, струящегося из окошек под потолком. В его дальнем конце виднелось что-то блестящее. Катэль знал, что там находится: зеркало. Высокое зеркало, заколдованное только на один маршрут перемещения и предназначенное только для тех, кто обладает даром входить в зазеркалье. Когда они дошли, Тамхас провел рукой над его поверхностью и громко усмехнулся. – Я люблю это место. Всякий раз оно напоминает мне о том, что зеркальное колдовство – это уникальный и ценный дар. Они уже искали у меня запрещенные секреты, но так и не нашли ничего интересного. Пытались даже сдвинуть зеркало, но за той стеной ничего нет. Просто переулок. Это даже забавно. – Кто «они»? Церковники? – Да, и они тоже. Идем, – проводник прищелкнул пальцами и легко перешагнул невидимую границу. Миг – и он снова исчез. Катэль снял амулет-морок, спрятал его в кошель и, последовав в зеркало за отцом, оказался в еще одном давно знакомом месте. У этого здания была одна особенность: здесь не было ни одной двери, ведущей на улицу. Только зеркала и по несколько витражных окон в каждой комнате, за исключением хранилища документов и шкатулок с виолитом. Так, пожалуй, и должно выглядеть любое настоящее убежище – отрезанным от всего остального враждебного мира. Плавно выдохнув, чтобы унять непроизвольную дрожь после перехода, Катэль огляделся вокруг и впервые решил озвучить свою давнюю мысль: она приходила к нему в голову почти всякий раз, как члены ордена собирались здесь на очередную встречу: – Хм. Всегда было любопытно, где это находится на карте. Ведь где-то же это место есть? Тамхас оглянулся: – Где-то есть. А где – неважно. Тайна может оставаться тайной, только пока ее знает кто-то один. Если посвященных станет больше, то вскоре тайна перестанет быть таковой. – Даже мне не скажешь? – А зачем тебе это, Катэль? Перебрав в голове все возможные ответы, Катэль только хмыкнул в ответ. – И правда. Незачем. – Пока незачем, – обнадежил его бывший советник королей Веркинджеса, и они вошли в зал заседаний. Пока что он пустовал. Круглый стол в центре был окружен семью стульями с высокими спинками, на комоде у дальней стены громоздились стопки бумаг; рядом с витражным окном стоял высокий стеллаж, наполовину заставленный книгами и сшитыми рукописями. В воздухе зала витал еле уловимый сладко-металлический запах – безошибочный признак близости незащищенных виолитов. Похожим образом пахло в рудоносных шахтах. Катэль огляделся и сосчитал: светильников из столбчатых кристаллов, разливающих теплое золотое сияние и тот самый аромат – ядовитые испарения, – было по полдюжины на каждой из стен. Достаточно, чтобы маг-не-проводник без защиты потерял здесь сознание через четверть часа. Сев на ближайший стул, Катэль приготовился ждать, но не прошло и трех минут, как снаружи стали доноситься все приближающиеся шаги. Легкие, дробные, они могли быть только женскими. Майя, Луна или Мелинда. Луна – вряд ли, слишком легкие... и на Майю не очень похоже, она идет уверенней... тогда это та самая Мелинда? Дверь в зал открылась шире, и Катэль увидел на пороге девушку – среднего роста, коротковолосую, с длинной челкой, прикрывающей лоб и брови. Выглядела она вполне обычно, да и одета была невзрачно, но Катэля сразу смутили широкие медные наручи на обоих ее запястьях и синеватые губы. На ее шее висел амулет из бронзы, состоящий из половинок стилизованных солнца и луны – символ веры Бога и Богини. Это он тоже отметил и еле заметно кивнул сам себе. Интересная особа – хотя бы тем, что явно имеет отношение к церкви и при этом находится здесь, среди... официальных еретиков? Сложив руки перед собой, вновь прибывшая коротко поклонилась. – Здравствуй. Я сестра Мелинда. Служу секретарем при преподобном Ларусе. Занимаюсь всеми его бумагами. Соблюдая правила приличия, Катэль встал и протянул ей руку. – Здравствуй. Я Катэль Найрун. – А, так ты тот самый? Наслышана, – заулыбалась она и легонько коснулась его ладони пальцами, отвечая на традиционное приветствие. – Будем знакомы. Едва отведя от Мелинды взгляд, Катэль сообразил, что не запомнил ее лица, и снова повернулся к ней. Девушка села напротив и подперла щеки руками, позволяя рассмотреть себя получше; весь ее вид говорил о том, что она знает: ее внешность не задерживается в памяти. На вид ей было лет двадцать-двадцать пять, не больше. И этот амулет на шее... и ее слова? – Погоди, так ты из церкви? – Да, можно сказать и так... Меня три года назад перевели к Ларусу из церковной ятрейи. Мой наставник решил, что я уже достаточно изучила ведение документов при лекарях и могу заняться чем-то получше. Вот и занимаюсь. – Есть что-то полезное? – деловито осведомился маг, чтобы запомнить, по крайней мере, голос собеседницы. – Думаю, да. Делаю документы для вас, когда есть возможность. Могу объяснить... Вот граф Иса, например. Официально он значится в реестре магов с двести первого года. Специализация –лекарь-алхимик. Содержит в графстве три ятрейи, в одной из них время от времени работает сам. Ну, это не моя заслуга... А вот то, что каждые полгода он является в столичный храм для отчета по виолиту и анализа ауры... боюсь, его светлость там не видели уже давно. При мне так точно. Но все его бумаги в полном порядке. Усмехнувшись, Мелинда провела рукой по волосам. Сверкнула медь, и снова странное украшение привлекло внимание Катэля. – А что это у тебя на руках? Мелинда закатала рукав и положила левую руку на стол, чтобы показать один из наручей получше. Начинаясь от запястья, он продолжался еще как минимум три дюйма, плотно обхватывая предплечье, и заканчивался немного ниже локтевой ямки. – Я нужна в церкви не только как секретарь – они испытывают на мне новые способы усмирения проводников. Это браслеты из меди, там изнутри выжжены руны. Они рассчитывают, что... погоди минутку, сейчас вспомню... «так можно разорвать поток внутренней энергии, которая течет от средоточия магии к рукам». – И что в итоге? – вмешался Тамхас. Похоже, медь на Мелинду надели не слишком давно, иначе он давно бы это выяснил. – Когда я колдую, они нагреваются. Могут даже обжечь. Снять я их все равно не могу. Так что, наверное, я могу сказать, что это работает. – Бедняжка. Хочешь, я их сниму? – спросили с порога. Катэль обернулся – и едва узнал в гордой женщине на пороге Луну Эмеррис. С последней их встречи она стала выглядеть на тридцать с лишним, отпустила длинные волосы, которые, впрочем, заплела в белоснежные косы, и, кажется, стала немного выше; подол ее узкого темного платья доходил до щиколоток, и оно не было ничем украшено. Даже вышивкой. Впрочем, зная, кто она такая, Катэль не удивился ни прическе, ни наряду; его изумило другое: перемена в ней самой. Твердость и неторопливая уверенность, сквозящие в каждом ее движении, – и ни одного лишнего жеста. Луна стала по-настоящему опасной, это ощущалось отчетливо; опасной, но только для тех, кто не относится к списку ее друзей. Мелинда тут же одернула рукав, пряча оковы, и спрятала руки под стол. Она тоже знала, кто такая Луна, и не хотела, чтобы медь с ее рук срезали отравленным кинжалом. – Нет уж, благодарю. – Ну нет, так нет... – безразлично пожала плечами Луна и, забыв про Мелинду, устремила все свое внимание на Катэля. Розоватые глаза забегали туда-сюда, бегло и точно отмечая самые маленькие детали. Невидимые белые брови чуть-чуть приподнялись. Полные изогнутые губы растянулись в приветливой улыбке. – Привет, Луна, – сказал маг. Тогда женщина взглянула ему прямо в лицо и ответила: – Привет, Катэль. Старый приятель... Она подошла ближе и подала ему руку. Когда Катэль взял ее, Луна рывком подняла его на ноги и, отступив на два шага, еще раз пристально осмотрела с ног до головы. Катэлю даже показалось: она пытается разглядеть в нем что-то такое, о чем он сам и не догадывается. – Кажется, что совсем не изменился, – подытожила Луна. – Но я едва тебя помню. Ну, и как тебе? – Что? – Убийство, – осклабилась женщина-альбинос, демонстрируя мелкие ровные зубы. – Даже два. Катэль подумал, что ей, как профессиональной убийце, было бы интересно обсудить с ним этот вопрос. А учитывая, что общаться с Луной, как с человеком, а не с профессионалом, большинству людей, и Катэлю в том числе, было легко и комфортно, разочаровывать ее оказалось немного жаль: – Убийства? Ах, ты об этом... Нет, я никого не убивал. Это ложь. – Правда? Ну да, по глазам вижу, что правда. Жаль. Хотя знаешь... я больше всех сомневалась, что это сделал ты. Это так глупо, – вздохнула Луна и накрутила на палец кончик косички. Она с заметным разочарованием отвела взгляд в сторону и перестала улыбаться. Катэль почувствовал укол самолюбия. Он запоздало понял, что на то и был расчет, но остановиться уже не успел – слова вырвались сами: – Ты думаешь, я не смог бы убить? – Достаточно, Луна! – вмешался Тамхас, стоявший в ту минуту поодаль, у книжной полки. Эта тема была ему неприятна. Луна послушно покаялась и понурила голову; на фарфорово-белой коже зажегся слабый румянец. – Простите, мастер! Это сильнее меня. Конечно же, – она снова выпрямилась, и на ее бледном веселом лице не осталось и тени раскаяния, – я очень рада возвращению Катэля. Теперь здесь станет намного веселее. – Думаешь? – Уверена. Расскажешь, что там было на самом деле? – Расскажу, когда соберутся все. Кого-то ведь не хватает, верно? Кроме Иса? – Да, Имонна. Купца. Его Эмилиан к нам привел. Он забавный... О! – услышав за спиной шаги, она обернулась и хихикнула: – А вот и он! Легок на помине! Луна шагнула в сторону, и Катэль увидел еще одного незнакомца – высокого, русого, курносого, с острым тонким подбородком. Имонн невнимательно, слегка нервно осмотрел присутствующих, не задерживаясь на каждом надолго, и спросил, глядя в сторону Тамхаса: – Добрый день. А Эмилиан уже здесь? – Нет еще. – Да? Когда я пришел, был ровно полдень. Странно. Он никогда не опаздывает, – озадачился Имонн. Его взгляд поблуждал еще немного по комнате и остановился на единственном незнакомце. Тогда мужчина кашлянул в кулак и подошел к Катэлю, на ходу протягивая ладонь. На его руке блеснуло широкое кольцо из железа. Рукопожатие вышло коротким, мягким: – Кажется, мы еще не виделись? Я Имонн Берилл. Рад познакомиться. – Я Катэль Найрун. Наверное, вы обо мне слышали. – О! – удивился Имонн и в поисках поддержки обернулся, ища глазами Тамхаса. – Конечно, слышал. Так это вы! Я очень рад нашей встрече. – А что тут делаете вы? – Тамхас ведь собирал нас... да? – мгновенно усомнился вновь пришедший и снова быстро взглянул на мастера. Тот терпеливо кивнул. – Простите, что запутал. Я не об этом, – извинился Катэль, сообразив, что ненароком нагрубил. – Что вы делаете для проводников, я хотел сказать? – Я занимаюсь добычей и продажей полезных металлов. Серебро и медь часто ходят рядом в рудоносных жилах... Миледи Луна права, я купец. Это вроде семейное. – Говорю же, он забавный, – сказала Луна и, посмотрев на Тамхаса, прошла к своему месту за столом. Остальные, чуть помедлив, последовали ее примеру. Катэль быстро взглянул на отца и сел на свое привычное место – справа от него. Пустыми остались всего два стула: слева от Тамхаса и по правую руку от Катэля. Тамхас кашлянул, и все обратили свои взоры на него. – К сожалению, Майя и Эмилиан опаздывают по неясной причине, но это не должно помешать вам поприветствовать моего сына, возвратившегося из долгой отлучки. То, что с ним случилось, страшно и удивительно, но вскоре вы услышите его историю, и она послужит уроком нам всем. Катэль? Маг с улыбкой встал, поклонился всем, еще раз приветствуя, но ответил так: – Спасибо, отец, но я хотел бы дождаться Майю. Она еще ничего не знает и обидится, если мой рассказ начнется без нее. Уверен, она и ее брат скоро будут. Тамхас кивнул, зная характер графини, а вот Луна опечалилась. Она с чувством вздохнула и посмотрела на свои руки. Правое запястье опоясывала простая татуировка – ровная, как браслет, полоска красного цвета. На кисти другой руки над кожей приподнимался длинный прямой шрам. – И ведь всегда так! – подумав, изрекла Луна. – Интересное совсем рядом, но нет, дергают и дергают перед носом, как червя на крючке. Вот бы прямо сейчас что-то занятное, раз уж ты медлишь! – пожелала она. – У тебя черный язык, сестра Амаранта. Предрекай-ка неудачи пореже, ладно? – отозвалась Мелинда. Сидящие за столом мысленно согласились, как понял Катэль по их лицам, да и сам он не стал бы спорить: уж очень часто, когда Луна предупреждала о чем-то в шутку, ее слова сбывались, причем весьма невыгодным образом. Возможно, это было связано с ореолом смерти, который она носила прилипшим к своей ауре, точно репейник к одежде. Несчастья притягивали к себе другие несчастья – и при этом чудесным образом всегда обходили их предсказательницу. Впрочем, среди сестер Амаранта нормальных вообще не было. Кстати, все без исключения они были монахинями – и наемницами. Таков был их образ жизни в долине Амарант, скрытой где-то в Северных горах. – Моя церковь не хуже твоей церкви, послушница Солнца! – радостно парировала Луна, очевидно, продолжая давний спор, и показала служительнице богов язык. – И ничего не черный! Даже не раздвоен! Мелинда презрительно сощурилась. Катэль незаметно сел на место. – Покажи-ка еще раз, а то я не разглядела. – А вот шиш тебе! На воздухе мой яд сохнет. – Миледи, вы, кажется, ушли от темы! – неловко вмешался Имонн. Заметно было, что он волнуется. – Разве мы ради этого встретились? Внимания на него, разумеется, не обратили: явно привыкли. – Ты свой яд береги, конечно. Как же тебе без него? – У них разногласия на почве религии? – вполголоса спросил Катэль, склонившись к Тамхасу. Тот неопределенно пошевелил пальцами и взял со стола перо; придвинул к себе чернила и чистую бумагу, осторожно царапнул краешек листа сухим пером, проверяя ровность среза. – Можно сказать и так. Давние. Ты лучше не мешай им. Они успокоятся сами. – Мне тебя жаль, ведь ты не виновата в своей судьбе, кровавая сестра Амаранта, – тем временем продолжала Мелинда. Ее пальцы сомкнулись на церковном амулете, и в демонстрации послушнического смирения девушка устремила свой взгляд в потолок. Она разве только молитву не начала читать. – Назвать меня по имени для тебя кощунство, что ли? – удивилась Луна. Ей стоило труда не рассмеяться от этаких речей и гримасы, преисполненной смиренного пафоса. Она бы, собственно, и сделала это, как делала часто, но тогда Мелинда оскорблялась, вовсе переставала с ней разговаривать, и доводить ее больше не получалось. А встречались они только здесь. Мелинда промолчала, и тогда Луна коварно добавила: – Но ведь я не виновата в том, что меня так зовут. – Но из уважения к богам ты могла бы сменить имя. Сестра Амаранта тотчас перестала улыбаться. К своему имени она относилась трепетно. – Твоя церковь не делает тебя неприкосновенной, Мелинда. Прикуси язык! – Не то что твоя церковь, да? Хотя, знаешь, решение родителей – это тоже святое, – Мелинда, почуяв опасность, все же пошла на попятную. – Им виднее. За спором женщин никто не услышал приближающихся шагов, и проводники все разом вздрогнули и обернулись, когда услышали знакомый голос: – Добрый день. Простите за опоздание, но повод серьезный. Мастер, вас там ждет почтовая птица. Я слышал стук в стекло в коридоре. Его слова были встречены звонкой тишиной: смолкло даже эхо под потолком. Тамхас встал. – Здравствуй. Что за повод, Эмилиан? Граф поднял руку с зажатыми в ней бумагами. Примерно посередине тонкая стопка была пробита насквозь чем-то острым и широким. Походило на след от меча или кинжала. – Мы нашли в заброшенной шахте тело проводника, заколотого кинжалом, а у него – эти документы. И вот это неподалеку от тела, – он жестом показал Майе выйти вперед. Графиня подошла ближе и продемонстрировала Тамхасу медный продолговатый ящик на хитрой застежке – скорее всего, шкатулка для оружия или свитка. Едва взглянув на нее, Тамхас заметно помрачнел: он знал, что должно лежать внутри. – Неужели... Ты знаешь, что это? – Догадываюсь, – ответил граф. Майя удивленно приподняла бровь. На ее лице ясно читалось: «Почему я об этом не знаю?» – Внутрь заглядывал? – Да. Шкатулка пуста. Она была открыта и перевернута вверх дном, когда мы ее нашли. – Хм... Ладно! Располагайтесь. Я заберу почту и сразу вернусь. А ты, Катэль, расскажи всем свою историю теперь, не трать время зря. У нас его может оказаться куда меньше, чем кажется. Мастер спешно ушел, а отпрыски рода Иса заняли свои места за столом, ненавязчиво пряча свою добычу от любопытных глаз. Эмилиан положил бумаги на место Тамхаса, а себе взял с комода перо, чернила и несколько листков. Майя прижала шкатулку к груди и, подобрав другой рукой подол платья, аккуратно опустилась на свое место. – Ну спасибо, Луна! – сказала Мелинда, потирая плечи, вмиг озябшие от явно воображаемого холода. Луна снова заулыбалась. – Не за что, свет мой. Мне не сложно. И тебе, как видишь. Может, пожелать еще что-нибудь? Ее эта ситуация скорее будоражила, чем пугала. Приключения она любила. Майя поставила шкатулку перед собой, положила на нее руки и опустила на них подбородок так, чтобы смотреть на Катэля. Сейчас, когда между ними не сидел Тамхас, это было легко. Катэль посмотрел на нее в ответ – и увидел в прозрачных ледяных глазах легкую рассеянность; тогда он вдохнул глубже и начал рассказ. Его слушали внимательно и молча: рассказ был эмоциональным. Повествуя об одном и том же в третий раз подряд, Катэль уже точно знал, что и в каком порядке следует излагать, и какие вещи более всего стоят внимания. Говоря, он то и дело терял связь с реальностью, но сквозь туман воспоминаний снова и снова проступали внимательные слушатели, собравшиеся в этом зале. За этим столом. Больше в мире не было никого, кто смог бы его выслушать и поверить. – О... Это ведь все правда, да? – спросил Имонн, когда Катэль закончил. Тогда-то маг и усомнился впервые в том, что Имонн – на самом деле купец: такие мнительные люди редко добиваются успеха на этом поприще. – Мне тоже все кажется странным. Это было так давно, да и вообще... – протянула Мелинда, не позволив Катэлю возразить. Она тоже засомневалась, хотя тут-то можно было не удивляться: судя по возрасту, послушница знала наверняка правление только одного короля – нынешнего. – Так вы мне не верите? – растерялся Катэль. Ему вмиг стало неловко и неуютно, точно он всех обманул, и его обман раскрыли. – Я верю, – спокойно ответила Луна. – Я и не такое видела. Если захочешь отомстить мерзавцу, обращайся напрямую ко мне: я тебе сделаю большую скидку. – Ты серьезно? – с презрением поморщилась Мелинда. Ей невозмутимо кивнули. – Конечно. Для друзей мне не жалко. – Тьфу! Вы что, хотите убить короля? – Вообще-то мы еще не решили, – с усмешкой сказала наемница. – Что скажешь, друг? – Катэль, вспомни, пожалуйста, – вмешался Эмилиан: – когда ты увидел кинжал, из какого материала было лезвие? Не из стали, верно? – Погоди... Да. Да, похоже, что нет. Хм... – Катэль зажмурился, потер переносицу: – Да и рана у короля была странная. От крови пахло растворенными испарениями. Ты думаешь, это тот самый клинок? Из музея? – Думаю, что эта шкатулка как раз от него, – ткнул граф пальцем в сторону Майи. Она подняла голову и поморгала, чтобы возвратиться в ясное сознание. Скользнув взглядом по брату, она повернулась к Луне – и заметила в дверном проеме Тамхаса. Он стоял у входа совсем тихо и казался еще бледнее, чем обычно. В его руках был лист бумаги, а на шнурке снизу трепетал сломанный сургуч. В голове за миг пронеслась дюжина самых разных мыслей, и графиня вскочила. Визг скользящих по камню ножек стула заставил всех посмотреть в ее сторону, но она этого даже не заметила: так, походя поморщилась изданному собою же шуму. Важно было другое. – Что случилось? – спросила она, подходя. – Пишет герцогиня, – ответил ей мастер и опустил руку с письмом. – Она просит нас найти ее дочь. Она сбежала сегодня утром, и мы должны найти ее раньше всех остальных. Всех. – Это важно? Но почему? – Лиенна ведь проводник, Майя. Иначе в этом действительно не было бы беды. А сегодня о ее даре узнали те, кому не стоило знать об этом никогда! Вот что случилось! – Проводник? – вскинулась Мелинда. – Это плохо. – Да, для нее очень плохо, – подтвердил Тамхас. – Но этого нельзя изменить. Можно только спрятать, скрыть от других эту тайну, но скрывать дальше у них уже не получится. Судя по тому, что пишет герцогиня, Лиенна прикоснулась к проверочному кристаллу, и между ними установился контакт. Нексус. Теперь ее способности пробуждены, ее аура изменилась, и она может колдовать, как и мы. – А откуда ты знал раньше, что девочка – проводник? – подал голос Катэль. Тамхас слегка поморщился. – Подумай. Это легко. – Альбинос, – выдохнул Катэль и рефлекторно взглянул на Луну. Она кивнула, осведомленная куда больше, чем он ожидал: – Да. Но девочку с самого детства окрашивают хной и дают специальные капли для глаз. Больше это не поможет. – А кто узнал об этом сейчас? Ее дядя? – спросила Майя. – Несколько церковников. Наверняка они уже доложили ее дяде, королю. Теперь проблемы у Мирри, у герцога, у Лиенны, и одни боги знают, чем это может кончиться. Ей нужна моя помощь. Наша помощь. – Ясное дело, кончится это какой-нибудь бедой, – покивав головой, заключила графиня. Лучи света из витражного окна прошли сквозь ее качнувшиеся волосы и зажгли их красным пламенем. – Но, может, вы взглянете пока на то, что мы принесли? Брат говорит, это что-то из музея. Из музея истории, наверное? Да? Что-то древнее? Тамхас нахмурился, сжал губы – но все же кивнул. – Да, я знаю. Хорошо, давай посмотрим. В конце концов, я же должен все обдумать... Волшебник сел за стол и взял в руки прорезанные бумаги. Осторожно разъединив их, он стал просматривать каждую по отдельности. Чернила были не самые качественные, местами выцветшие – прочесть некоторые слова, а то и целые строки, уже не представлялось возможным. Тогда Тамхас провел рукой над первой бумагой, сосредоточился – и чернила снова проступили на месте еле видимых темных следов. Щурясь, он прочел заголовки, затем отыскал вписанное другим цветом имя, сверился с письмом. Хмыкнул и приподнял брови: в голове сложилась примерная картина. От нижнего листа вдруг отвалился небольшой листок и спланировал на стол. Подняв его, Тамхас прочел: «Я помню о том, что обещал вам, Кай. Вы получите свою награду, когда я получу назад кинжал и шкатулку. Буду ждать вас в условленном месте завтра в десять. 21.5.198г. Сёрен». Заинтересованный, он прочел письмо еще раз, вслух – и услышал звон в ушах. Так звучала полная тишина, на несколько кратких секунд установившаяся в зале. Но это продлилось недолго: – Вы сказали – Сёрен? – воскликнула Мелинда, подаваясь вперед. – Я знаю одного! Он служил в моем приходе, когда я была маленькая. В сто девяносто... девятом, по-моему, его перевели в дворцовый собор. А что еще там есть? – Немного. Тамхас вновь зашелестел бумагами и расположил их так, чтобы ни одна не прикрывала собою другую. Набор сложился бедный, но, по крайней мере, понятный: – Здесь билет на корабль в Торан – оплачен заранее, вписано его имя. Свидетельство для начальника порта, тоже его... Дорожный чек. На двести золотых тисов. Скорее всего, этот Кай намеревался сбежать от кого-то. Или от чего-то. – И не хотел отдавать кинжал этому Сёрену, раз принес с собою шкатулку, но она оказалась пустой. Иначе ее унесли бы вместе с ним, – добавил Эмилиан, когда вновь установилось молчание. – С тем самым кинжалом. Мне кажется, этот герой явно из истории Катэля. Помните, как он рассказывал про странный клинок и странную рану? Совпадений не бывает. Так, мастер? – Да, не бывает. Похоже, что ты прав... – Погодите! Да что это за кинжал такой? – встряла Майя. – Скажите мне! Подавив раздражение, Тамхас взглянул на Мелинду и Имонна, которые наверняка этого тоже не знали, на Луну – рассказывал он ей об этом или нет? – и ответил: – Это предмет из Нижнего мира. Когда во втором Походе был побежден один из вассалов Виеллерели, от него осталось его оружие: два кинжала с лезвиями из чистейшего виолита. Для проводника это идеальное смертоносное оружие, раны от которого неизлечимы. Когда король Тис завершил объединение земель, он приказал основать в столице музей, и один из кинжалов отправили туда. Лучший ювелир королевства сделал для него эту шкатулку из меди, чтобы не отравлять никого из посетителей и сохранить артефакт в целости. А второй кинжал король отдал на хранение мне. И он под надежной защитой. – Ого... – протянула Майя, сверкая глазами. – Жаль, я не нашла его. Этот шут его точно где-то спрятал. Продать хотел, наверное? Кажется, мысленно она уже призывала душу убиенного и допрашивала его на предмет кинжала. – Наверное, ты права. В любом случае, это позже. Теперь слушайте: Луна, попытайся отыскать Лиенну, но не привлекай внимания, Катэль, ты со мной, – Тамхас передал одну из бумаг Мелинде: – Поищи по этим данным в своих архивах, может, кого-нибудь найдешь – знакомых или родню этого Кая. Сёрена тоже проверь. Шкатулку я оставлю здесь, она слишком заметна и для любого из вас небезопасна. На сегодня все!