Последняя Охота

      День клонился к закату, и дождь уже почти перестал идти. Небо начанало темнеть, и последние алые всполохи, оставленные Навелем, догорали над Сирыми Болотами. К тому моменту Барион уже был на ногах. Тяжело переваливаясь с одной ноги на другую, он возвращался с небольшой тренировки. Надо было спешить. Гномьи наручные часы показывали, что уже восемь, а это значило, что окончательно стемнеет лишь через час, а также что этот час можно использовать для дополнительной проверки снаряжения, повторной смазки боеприпасов ядом, повторного перебирания ловчей сети из проволоки...       "Нет, дел у меня явно невпроворот! Выслеживаю эту гадину уже третий день, а толку никакого. И он ведь наверняка знает, что я здесь, чует мой запах, даже несмотря на мой магический амулет, несмотря на всю чертову вонь этого растреклятого Болота... Чертова сволочь! Ведь каждое утро ее лежбища поблизости нахожу, и ведь я ее даже ни разу не увидел!" — С такими невеселыми мыслями Старый Охотник, взобравшись на более-менее сухое место, какое только можно найти на этом чертовом болоте, начал перебирать свое походное снаряжение. Пулевой арбалет, ловчая сеть, яд Темной Фурии, еще свежий, пока не разложившийся на однообразную черную массу, багор, сделанный кланом северных гномов Гхнат', и много других экзотических предметов, которые могли бы ему понадобиться, были аккуратно разложены рядом.       Разбирая снаряжение, Барион вспоминал о том, как он смог ввязаться в это дело. Началось это приключение уже в самом конце его странствий, в такой южной глухомани, как Приозерье — самой Южной деревне-аванпосте Империи."Как меня вообще сюда занесло?" — пытался Барион найти ответ. Но тщетно, он никак не мог понять, что же на старости лет потянуло его на юг, в земли, в которых человек был всего лишь проходимцем, чужаком, которому никто не рад.

***

      Уже несколько веков на болотах главными были лишь слики да Болотные тролли, которые боролись за власть над северной Болотной окраиной уже долгое время, не желая уступать ее друг другу. Когда Охотник на Монстров подходил к Приозерью, был уже полдень и свет металлически отражался от стального купола колокольни Церкви Трех Светочей. Сталь на таких заставах — редкость великая, в основном из-за того, что замену ей, как и другие припасы, привозят лишь раз в месяц, и стальной купол колокольни несомненно свидетельствовал о том, что эта церковь очень богата, хоть и по местным меркам. Застава его, мягко скажем, разочаровала, да и что это вообще за застава? Пять бревенчатых домов, обнесенных крепким забором, небольшая церковь с невысокой колокольней да единственное каменное строение во всем Приозерье — воинские казармы. "Частокол" вообще едва ли что-то из себя представлял: каждый его небольшой столб находился невдалеке от другого и не вплотную, так что даже большая и богатырского сложения лошадь могла бы спокойно проскакать рысью между двумя кольями, не задев ни одного из них. Единственным нормальным зданием во всей заставе был амбар: каменный, видимо, работы каменщиков-профессионалов, он стоял уже, наверное, не один десяток лет на одной из тех почв, которые осушали маги, еще когда начинали осушение южных болот.       — Да, тут явно твориться Тьма знает что, — пробормотал старик. — Они что, с ума посходили и им интересно только то, что случиться с их "дворцами"? Да они после первого же худо-бедно организованного нападения сликов полягут тут все.       Уж он-то был хорошо знаком со сликами и, даже когда был юношей, он уже успел с ними хорошенько повоевать. Тогда он единственный уцелел из всего отряда, и Великая Южная Экспансия, как ее высокопарно называли при королевском дворе, так и оставила неизгладимый и темный отпечаток как во всей Имперской истории, так и в его душе.       На единственной улице заставы не было ни единого живого человека. Кое-где у забора росли колючки да мелкие деревца. Вход на участок одной из халуп был открыт, и торчавшая из ворот (именно торчавшая) и, видимо, некогда покрашенная вывеска гласила: "Корчма Кузьсма-Копилка". Со стороны казалось, что застава совсем мертва, и только хорошо приглядевшись, можно было заметить одного старого фалангиста-часового, который спокойно дремал при входе в казармы и не замечал ничего вокруг. Как уже было сказанно ранее, Приозерье производило очень плохое впечатление.       Первое, что попытался сделать путешественник — это разбудить старого солдата. Но тот лишь заворчал и, перевернувшись на другой бок, сладко захрапел.       — Вставай, сукин сын!.. А-а-а, твою ж ма-а-а...       Охотник даже не понял, как это случилось. Просто что-то так сильно ударило его по голове, что он чуть не свалился замертво. И в этот момент старый вояка вдруг взвился в нечеловеческом прыжке, схватил его в чудовищные объятия и начал душить. Пот катился градом с обоих, и старик вдруг вскричал:       — Я поймал, поймал его, он еще и вырывается!!! Сюда, скорей сюда-а!..       Сзади Охотник услышал крики и резкие слова команд, отдаваемых одним из нападавших. Бариона тотчас же окружили. Из-за очень сильной хватки старика у него уже начало темнеть в глазах. Хотя он и мог бы от нее легко освободиться, но сил использовать один из своих старых трюков уже не оставалось... "Будь что будет", — подумал он и закрыл глаза...       Очнулся он в большом, темном, обитом деревом помещении. В его центре стоял большой квадратный стол, заваленный какими-то бумагами. За столом сидели четверо и о чем-то оживленно спорили с престарелым солдатом, сидевшим на скамье неподалеку. Первый из четверки сразу же бросался в глаза. Да, таких богатырей еще надо было поискать! Он был настолько высоким, статным и усатым, что даже если бы он попытался где-нибудь скрыться, то у него бы ничего не вышло, ведь шрам над правым глазом и рыжая порода выдали бы его с головой. Одет он был в полный доспех. "В такой-то глухомани, да полный стальной доспех?! Да он богач...", — подумал Барион. Кроме него в комнате находились: толстяк, от которого так сильно несло пивом, что не оставалось никаких сомнений в том, что он трактирщик, и делового вида женщина с сумкой, забитой различными (вероятнее всего, ценными) бумагами. Последний человек, сидящий за столом, был полной противоположностью своих спутников: единственный молодой, примерно двадцати лет, одетый в грязный походный плащ и носящий с собой опасного вида длинный кинжал. Пожалуй, это был единственный человек в комнате, одежда и вид которого не выдавали род его занятий. Он лениво расположился на своем стуле и меньше всего участвовал в разговоре, лишь изредка вставляя малозначащие реплики. Сам пленник находился в углу комнаты, как раз под объемистым окном, выходившим на улицу.       — Днург, этот старик положительно не может быть Ночным Ужасом, — воскликнула женщина, меча проклятия в адрес пожилого вояки-фалангиста, — это просто возмутительно, что вы набросились на такого пожилого и, скорее всего, неопасного странника, как он! Стыд и позор вам с капитаном, стыд и позор!       — Но Матильда, кто же еще может посетить наше захолустье в такое время, да и вещи, что были у него, указывают... э-э... на то, что он крайне опасен... — пытался ее урезонить названный Днургом.       "Связали меня крайне плохо и мою одежду не проверили. В крайнем случае выберусь, есть у меня в запасе пара сюрпризов..."       — А меня зачем сюда позвали?! — осведомился толстяк. — Я в таких вопросах только обуза, не больше.       — Эй! — окликнул спорящих Барион. — Я требую объяснений!       Старый охотник знал, что именно с этого лучше всего начинать разговор с допросчиками, ведь никто из них никогда не ждет настолько наглого поведения от виновного (и тем более старого) человека.       Рыжий усач-командир встал, прошел половину комнаты и, усевшись напротив пленника, произнес:       — Отвечай быстро и складно, и никаких отступлений от моих вопросов! Кто ты?       — Барион.       — Род занятий?       — Охотник на монстров. — После этого ответа на Бариона обратили внимание все без исключения люди в комнате.       — Что делаешь в Приозерье?       — Не знаю. Может быть, просто пытаюсь сбежать куда-нибудь от своей жизненной рутины, а может быть, ищу приключений на свою задницу.       — Но-но, никаких отступлений! — прикрикнул усач. — Знаком ли ты с кличками Незримая Смерть, Ночной Ужас или Темный Потрошитель?       — Впервые слышу. — Бариону этот театр уже начинал надоедать.       — Хорошо. Убивал ли ты кого-нибудь в Приозерье?       Вопрос повис в воздухе, и старый странник отрицательно покачал головой, но после того как Капитан стражи прокричал "Скажи вслух!", наконец-то ответил, что нет, никогда.       "Да я и в Приозерье-то впервые, а меня уже успели в чем-то обвинить. Неужели я настолько подозрителен? Но, в любом случае, ваш трюк я угадал. Зачарованный камень скорее всего у этой девушки-писаря". Зачарованный камень, или Кристалл Правды, зовите как хотите, очень редкая вещь. Единственные его производители являются профессионалами в магическом искусстве, и вследствие этого делают его только выпускники Академии Магов, да не простые, а со стажем. Мало того, в один год, несмотря на обилие учащихся на вступительных экзаменах, магов-учеников никогда не выпускается более ста, и это в лучшем случае. И разумеется, производители никогда не раскрывают своих секретов, так что они уже более двух веков хранятся в тайне от всех. Зато каждой подворотной собаке известно, что если человек рядом лжет, то камень нагревается и начинает мелко вибрировать.       — Он не лжет. Развяжи его, а с тобой я попозже такпоговорю! — промолвила Матильда, и по сердитому выражению ее лица всем в комнате стало ясно, что капитану придется несладко. Капитан развязал веревку, отошел и сел на свое место, так сильно вжавшись в стул, что Барион задался вопросом, точно ли это тот самый человек, который его только что допрашивал. Несмотря на то что Охотник был развязан, он остался сидеть на месте и не спешил. Его шестое чувство, чувство охотника за наживой, подсказывало, что намечается что-то серьезное и, видимо, хорошо оплачиваемое. Он не ошибся. Проводив глазами капитана стражи до самого стула, Матильда обернулась к нему и улыбнулась.       — Ты что-то хотел, старик? — Улыбка Матильды стала еще шире. Нет, эта девка положительно бесила его. — Ты уже свободен, но ты даже не попытался встать.       — Вы очень наблюдательны. Дело в том, что я старый и умудренный опытом человек. Когда я назвал вам свою работу, здесь запахло деньгами, и я не смог устоять и...       — Да, ты угадал, ты нужен нам. Помнишь те клички, которые упоминал старина Айстас, когда допрашивал тебя? Убей его для нас.       От неожиданности все вздрогнули. Это сказал человек в походном плаще.       — Но Аллириван... Нельзя же так... э-ээ... Сразу... — произнес Днург.       — Он прав, — неожиданно возразила Матильда. — Долго говорить уже нет времени, возможно, что он придет в эту же ночь. Старик, иди за мной, а по пути я введу тебя в курс дела.       Барион встал и нехотя подошел к женщине. Та махнула рукой, приказывая следовать за собой, и отворила дверь в темный и сырой коридор. Миновав его, они вошли еще в одну комнату, более маленькую, но намного лучше убранную. Вскоре они пришли и, отворив дверь, девушка впустила Бариона на крышу одной из халуп. Уже был вечер, и Великое Светило освещало всю панораму болот, конец которых терялся в тумане и испарениях далеко вокруг. Только здесь он смог достаточно хорошо оглядеться. Болото, как оказалось, было не особо ровным, и Приозерье находилось на одной из возвышенностей. Вокруг него стелилась большая топь, море коричнево-зеленой жижи ("Чем-то напоминает бобовый суп моей бабушки", — подумал Барион), кое-где прерываемой небольшими, трухлявыми и чахлыми деревцами. Но далеко не все болото было настолько уродливым. Невдалеке он уже видел бескрайнее поле красивых цветов, а около дороги, как раз с той стороны, с которой он пришел, были видны развалины старой сторожевой башни. Далеко на востоке, в той стороне, где заходил ярко-красный диск Навелля, виднелись Проклятые Горы. Это значило, что по другую сторону крыши находится Запад, Бурное Море, а за ним Темный Материк, захваченный Тьмой еще в незапамятные времена... Барион закрыл глаза и почти представил себе приморский бриз, ощутил его на своей коже... Но что за запах дыма?       — Захватывающей может быть даже наша дыра, верно?       От неожиданности Охотник вздрогнул и резко открыл глаза. Матильда сидела на краю крыши и мечтательно смотрела вдаль. Откуда-то из недр своей сумки она уже успела достать трубку, набитую табаком, и теперь курила. Ее ноги свешивались с края, легкий ветерок трепал ее каштановые кудри. Она была красива: плавные черты лица, длинные прямые волосы, аристократический носик и большие голубые глаза. Совсем еще девочка. Эх, если бы Барион был помоложе... Но ему уже шестой десяток, и, увы, его давно это не волнует. Битвы стали его призванием.       — Вот оно, единственное красивое место на всем болоте. Повела бы тебя, старик, на колокольню, но препираться с местным священником... нет уж, увольте, — сказала Матильда, вынув трубку из своего рта и выдув большое круглое кольцо дыма. Она определенно была красавицей.       — Так что за работа, переходите к делу.       — Можешь звать меня на ты, я же твой работодатель. Как-тебя там... Байрон?       — Барион. Ну так в чем собственно состоит работа?       — Общую суть проблемы тебе уже высказал Аллириван, тебе надо убить.       — Требую подробностей.       — Это твое право. Все началось еще в прошлом году. Да ты садись, история будет долгой. Итак, тогда на нашей заставе жило около ста человек и здесь, особенно по меркам захолустья, было очень оживленно. Та сторожевая башня, — она указала на развалины, — была частично восстановлена, а частокол еще был цел. Наша застава считалась самой безопасной на всем юге, пока не пришел он. Случилось это одной темной ночью. У нашей заставы есть обычай: все, кроме часового, ложатся спать сразу после наступления темноты. Ночь была беззвучной, даже жабы не квакали. И именно в ту ночь мы все неожиданно услышали душераздирающие крики и очень громкий треск. Мужики схватили что у кого под рукой было, женщины спрятались в погреба. Мы думали, что это слики. Я схватила боевой посох и побежала за мужиками. — "Ага, теперь ясно, за что ее все так боятся, она чаровница, да не простая, а целый боевой маг!" Тогда, вероятнее всего, Зачарованный камень сотворила она. Но что выпускница академии делает в таком захолустье?..       На этом месте Матильда вдруг замолчала и мелко-мелко задрожала. "Воспоминания настолько ужасны?"       — Там, т-там лежал часовой. Но мы с трудом узнали его, настолько он был изуродован. Нижней челюсти не было, скальп был снят, глаза навыкате...       — Можешь дальше не описывать, переходи сразу к делу, —поспешно перебил Охотник. — Такое на ночь не рассказывают. Он был мертв, и что дальше?       — У него был разорван живот, а... а на земле... а на земле из камней была выложенна пентаграмма, облитая...       — Хватит, — властно и с нажимом произнес старик. Ему уже начинало это надоедать.       — И так повелось с того дня, три раза в месяц оно приходит и убивает все живое, что находит на улице. Кошек, собак, людей... все живое! Но массовая миграция из деревни началась уже после того, как мы решили убрать все с улицы. И восстановить сторожевую башню. В ту ночь была непогода. Меня тогда не было, но, судя по рассказам, на улице слышали сильный грохот, а на следующий день лишь развалины остались от башни. Именно тогда люди поняли, что им грозит беда, и начали валом валить из деревни. Сейчас из деревенских осталось лишь человек пятнадцать, солдаты да одна особо смелая семья местного клирика, все прочие же разъехались. Ты видишь нашу деревню далеко не в самую лучшую пору...       — Скорее всего, это какой-нибудь сектант...       — Исключено. — Волшебница сделала паузу и снова закурила. Вскоре, выдув еще одно дымное колечко, она продолжила:       — Да, это был ритуал, да к тому же запрещенной у нас Магии Крови, но ни клирик, ни я так и не смогли ничего обнаружить. Именно тогда я сделала Зачарованный Камень, которым сегодня тебя допрашивала, и с его помощью допросила всех деревенских. Клирик же обратился к светилам и получил откровение... Это не человек.       — О, становится интересно. Так кто же это?       Чародейка закурила вновь. После следующего дымного кольца она неожиданно отложила трубку и, сложив руки в особый жест, начала плести заклинание. Неожиданно дымное кольцо окрасилось в разные цвета, подлетело обратно, почти коснулось лица Бариона, причем настолько неожиданно, что тот отпрыгнул в сторону, и приняло форму огромного мешка с руками, головой и ногами, всего обросшего настолько толстой и серой кожей, что он казался сделанным из камня. Резкие, словно выветренные самой природой черты лица, огромная и грязная набедренная повязка, очертания мощных мускулов и странные знаки и письмена, выгравированные на всем его теле. У Бариона не оставалось сомнений. Это был болотный тролль       — Ты опознал это, старик? Что это такое?       — Один из болотных троллей. Судя по всему, очень старый. Только посмотри на его кожу, она вся в наростах и толста, как гранит. На таких даже большим отрядам охотиться опасно, но так и быть, я убью его для вас. Какова оплата?       Дым, превращенный в фигуру, тотчас же рассеялся, и Матильда обернулась.       — Ну вот, только отвлеклась, и... Ну да ладно. Двадцать золотых. Мы все заплатим вам, если вы спасете нас от него. Но справитесь ли вы?       — Я никогда не даю гарантий, слишком уж опасна моя работа. Но если вы опять услышите его ночью или пройдет неделя, а я не вернусь, то... помолитесь за меня в этой часовне, хорошо?       Матильда утвердительно кивнула. Затем она аккуратно обернула трубку в небольшую тряпочку, спрятала ее в сумку и спокойно сказала:       — Пойдем за мной обратно, уже сумерки.       И правда. Навель уже зашел за горизонт и наступила темнота. Они вернулись обратно в каморку.       — Все конфискованные вещи вам сейчас вернут, — сразу же сказала Матильда. — И да, скорее всего, именно в этой комнатушке вы и будете жить. — Эй, Гастон, — крикнула она слуге, — принеси скорее конфискованные вещи и лучину. Живее!       После этих слов она встала и пошла на выход, но в дверях обернулась и спросила, окликнув охотника:       — Когда ты собираешься идти?       — Через два дня я буду готов. И пожалуйста, без прóводов, не люблю я этого...       Та кивнула и, развернувшись, растворилась в темноте коридора."Черт, малышка же еще, ничего не смыслит ни в чем. Не люблю таких", — пробормотал Барион, перевернулся на другой бок и сладко захрапел. Уж очень ему не хотелось нарушать установившийся на заставе порядок.