Amorem canat aetas prima/Пусть юность поёт о любви

Лето вступило в свои права ещё в начале мая, щедро одаривая жителей Нарнии приятным теплом. Птицы наполняли песнями леса, деревья шелестели богатой листвой, слагая свои собственные баллады. Цветы опьяняли не хуже эля, над ними описывали причудливые зигзаги деловые пчёлы, грациозные бабочки и неповоротливые шмели. Море почти незаметно касалось золотистого берега своими шуршащими рукавами волн и где-то вдали сливалось с лазурным небом. Жара пока никого не донимала, самое благодатное время, чтобы просто полежать на мягкой изумрудной траве возле прохладного ручья, не опасаясь, что обгорит лицо. Жители Нарнии восхваляли Аслана и своих правителей за столь дивные деньки, в первой половине дня занимались хозяйством, сеяли, пололи, собирали, делали кое-какие запасы на зиму, а как только солнце начинало опускаться в морскую колыбель, жизнь вновь закипала с удвоенной силой. Кто-то звал соседей в гости отведать отменные вишнёвые пироги с травяным чаем, кто-то собирал друзей прямо у хижины, и тогда, при свете факелов, леса и поля вновь оживали под танцевальную музыку, стук кружек, шум пенящегося пива и забавные анекдоты. Кто-то мастерски рассказывал легенды, талантливо превращая их в песни. Люси, как и её братья и сестра, не оставалась в стороне и оказывала посильную помощь везде, где могла, будь то работа в полях или уборка замка. Ей нравилось смахивать пыль с тяжёлых томов в библиотеке, она часто брала в руки книгу с каким-нибудь интересным названием и старалась угадать, пойдёт ли в ней речь о страшных битвах, вечной любви или всего лишь приготовлении различных супов. Иногда Люси просто глядела на яркие разноцветные пятна, что бросали на холодный каменный пол витражи, и лицо её делалось вдруг мечтательно-задумчивым. Частица летнего солнца словно была внутри неё, так сияли её глаза! Мистеру Тумнусу безумно нравилось за ней наблюдать. Жизнерадостность его королевы словно вселяла жизнь в него самого. Но было всё же в этой, казалось бы, идеальной девушке то, что омрачало не только мистера Тумнуса, но и многих жителей королевского замка. А именно: Люси Отважная выразила намерение заниматься музыкой. Больше всего она любила флейту, но любовь эта, кажется, была исключительно со стороны Люси, флейта же лишь возмущённо свистела, хрипела, визжала, но совершенно не собиралась издавать хоть что-то, похожее на музыку. Когда королева занималась в своих покоях, вся прислуга, а иногда и Сьюзен, чья спальня была совсем рядом, тихонько ретировались в более отдалённые коридоры. Конец этому музыкальному надругательству над непривычными к подобным звукам ушами положил король Питер, который как-то раз заявил, что Лу неплохо бы взять пару уроков игры у мистера Тумнуса. Девушка, зардевшись, сначала было воспротивилась, но всё же согласилась с тем, что без учителя ей самой вряд ли удастся извлечь из флейты что-то мелодичное. А талантливее мистера Тумнуса во всём замке никого и не сыщешь. *** Откровенно говоря, Люси очень переживала. Тот единственный поцелуй, что фавн подарил ей ещё зимой, сейчас казался каким-то призрачным. Может, и не было его вовсе? Может, жар болезни тогда помрачил её разум? Но внутренний голос тут же отвергал этот абсурд. И Люси обижалась на себя за то, что посмела перестать верить, а на мистера Тумнуса за то, что он словно специально позволяет ей терять веру. «Конечно, - рассуждала Люси сама с собой, меряя шагами покои в бессонные ночные часы, - можно просто спросить. Но разве о таком спрашивают? А если и спрашивают, то как? А вдруг он подумал, что я тогда специально окликнула его, чтобы потом поцеловать?». Эти и многие другие вопросы явились причиной тому, что в назначенный день и час, когда фавн ожидал её в своей небольшой комнате рядом с библиотекой, Люси минут десять безмолвно простояла под дверью, в волнении сжав обеими руками флейту. Тут вдруг из-за двери послышался мелодичный перелив флейты мистера Тумнуса, и девушка, уверив себя ещё раз в том, что трусливых девушек Отважными не называют, бесшумно открыла дверь. Мистер Тумнус сидел к ней спиной и лицом к слабо горящему камину, и флейта пела в его руках и при прикосновении его губ, повествуя о каком-то радостном событии. Люси так и застыла в дверном проёме, чувствуя, как вновь краснеют щёки. Если бы он ещё хоть раз коснулся её губ с такой нежностью, с какой прикасался к флейте. Она шумно вздохнула, мелодия оборвалась. Мистер Тумнус обернулся, учтиво склонив голову. Люси, сама не зная зачем, присела в ответном приветственном поклоне. - Я прошу прощения за некоторую задержку… - О, нет нужды извиняться, моя королева, как видите, я сам совсем недавно решил немного потренироваться, чтобы разогреть пальцы и губы... – казалось бы, безобидная фраза, но Люси, щёки которой и без того пылали не хуже закатного неба, вдруг начала задыхаться от этого жара, что охватил, казалось бы, её всю. Мистер Тумнус и сам вдруг сконфуженно опустил глаза. Она не представляла, что можно говорить. За всё то время, что прошло с момента её выздоровления, они так редко видели друг друга один на один, что совершенно разучились чувствовать себя непринуждённо! - Извините… - почти неслышно прошептала королева, выронила флейту и бегом покинула комнату. Хорошо, что время было вечернее, никто не встретился ей в коридорах дворца. Лишь стража удивлённо проводила глазами бегущую в сторону моря королеву Люси Отважную. Найдя знакомый спуск, девушка наконец коснулась ногами песка, что ещё хранил дневное тепло. Она смотрела, как первые солнечные лучи касаются моря. Эти же самые лучи осветили слёзы, что, словно алмазы, скатывались с щёк девушки, оставаясь на песке тёмно-бежевыми кружочками. Она и сама не знала, что заставило её плакать. Люси приблизилась к кромке воды и, не особо заботясь о наряде, зашла в море. Юбки сразу потяжелели, прилипали к коленям, а Люси всё шла вдоль берега одинокой фигуркой, беззвучно добавляя своими слезами соли и без того солёной воде. Она очень надеялась, что с уходом этого дня уйдёт и её печаль, как оказалось, томившаяся где-то глубоко внутри и только и ждавшая случая, чтобы показаться и уничтожить всю ту радость, что в Люси когда-то была. - Если вот это – любовь, то зачем она мне? – в сердцах воскликнула девушка, обращаясь к солнцу, словно оно могло дать ей ответ. Но солнце, устало подрагивая, уже почти укрылось морским одеялом. - Да, Люси, это – любовь. Девушка обернулась. Она узнала бы этот голос всегда, но Аслана нигде не было, словно фраза, сказанная им, была в шуме волн и дуновении ветра. Однако вместо Аслана на берегу молчаливо стоял мистер Тумнус. - Прости меня, Люси. Девушка молчала. Усталость вдруг налетела на неё, укутав с головой. - Я был таким трусом, - вдруг выкрикнул фавн, словно стараясь пробить своим голосом пелену усталости. – Пожалуйста, - он сделал несколько шагов к ней, но она и не думала идти к нему навстречу. – Послушай, - вдруг раздражённо сказал мистер Тумнус, и Люси удивлённо взглянула на него: никогда ещё она не видела его раздражённым. – ты можешь хотя бы выйти из воды? Ты простудишься! - Ещё чего! Тогда у тебя будет возможность ещё раз посидеть у моей постели, а потом поцеловать и вновь вести себя как обычно! – не менее грозно воскликнула девушка, пряча за злостью обиду. Фавн больше ничего не сказал, он просто зашёл в воду, обхватил сопротивляющуюся Люси за ноги, перекинул её через плечо и, пока она из последних сил била его кулаками по спине и требовала поставить сию же минуту на землю, донёс её таким совершенно не королевским образом до сухого песка. - Если тебе интересно, то я всё ещё твоя королева, и таскать меня, как мешок с картошкой, никому не… - но, конечно, договорить она не успела, потому что мистер Тумнус её поцеловал. И желание договаривать свою полную возмущений речь у Люси почти сразу отпало. *** - Выходит, не такая уж я и отважная, - с улыбкой заявила Люси спустя несколько часов, сидя в уютном кресле, которое фавн забрал из своего прежнего жилища и перевёз в комнатку в замке ещё до коронации королей и королев. Платье её уже высохло, и теперь она устало крутила в руках флейту. – Это тебя надо называть мистером Тумнусом Отважным. Фавн усмехнулся. Он как раз закончил играть песенку дриад на своей флейте. Затем он посмотрел на неё и долго ещё любовался её каштановыми локонами, шоколадными глазами, в которых отражался огонь, веснушками и той доброй улыбкой, что сблизила их ещё в день знакомства. Дочь Евы, его королева и самая отважная Люси на свете, что бы она там сейчас не говорила.