The Cure “The Kiss” Kiss me kiss me kiss me Your tongue is like poison So swollen it fills up my mouth Love me love me love me You nail me to the floor And push my guts all inside out Get it out get it out get it out Get your fucking voice Out of my head I never wanted this I never wanted any of this I wish you were dead I wish you were dead I never wanted any of this I wish you were dead Dead Dead Dead
***
В квартире был бардак, который он сам же и устроил, но замечать это стал только сейчас, под вечер, когда немного успокоился. Утром же он не видел ничего вокруг - от злости буквально темнело в глазах. Хотелось материться, долбиться кулаками в стену, швыряться предметами, и, собственно, так он и делал, благо, сегодня он был дома один. Начиналось утро самым обыкновенным образом, ничто не предвещало пиздеца, который обрушился на его рыжую голову чуть позже. Кэмерон проснулся раньше будильника, но солнце уже вовсю било в окно, разукрашивая белые стены причудливыми тенями. Потягиваясь, нащупал у себя за головой телефон. Первым делом с утра, еще лежа в постели, уже доведенный до автоматизма ритуал – написать Руби смс «Доброе утро». Иначе обидится. В ответ пришла фотография – Руби задорно подмигивала ему с экрана. Кэмерон улыбнулся, любуясь ее тонкой длинной шеей, смугловатой кожей (такой оттенок, кажется, называют оливковым), изящным овалом лица. Ее странная, необычная красота действительно приводила его в восторг. Руби была потрясающей, и ему с ней очень повезло – это он повторял себе каждый день, как мантру. Дальше – утренняя пробежка. Прохладный мартовский ветер приятно обдувал лицо. Следуя своему обычному маршруту, Кэмерон добежал до парка – тишина, солнце в листьях деревьев – и через парк выбежал к озеру. Присел на скамейку, достал сигареты и закурил. Все, кто знал об этой его привычке, смеялись над ней – да это и правда, наверное, было смешно – посреди оздоровительной пробежки вдруг останавливаться и выкуривать сигаретку на голодный желудок – но Кэмерон ничего не мог с собой поделать, он любил этот маленький ритуал. Ему нравилось сидеть здесь, в пустом парке, на согретой утренним солнцем скамейке, курить и смотреть на слегка подернувшийся тиной пруд, на смешно отряхивающихся уток, на собак, которые, таща за собой на поводках хозяев, рвались друг к другу знакомиться. Вернувшись домой, он долго принимал душ, напевая какие-то полузабытые мелодии. На вечер у него был запланирован ужин с семьей, но времени было еще полно, так что можно было никуда не спешить. После душа Кэмерон немного прогулялся по квартире, вытирая волосы полотенцем и щурясь от солнца, потом налил себе кофе и завалился на диван с ноутбуком. Продолжая мурлыкать что-то себе под нос, открыл ноутбук, залез в почту. Несколько спамовых рассылок и одна важная – с пометкой «Бесстыжие». Близились съемки восьмого сезона, и режиссер по планированию время от времени рассылал съемочной группе письма с новостями и объявлениями. Кэмерон лениво открыл ссылку, пробежался глазами по письму. В слова он особенно не вчитывался, просто оценил объем текста. На долю секунды возникло странное ощущение, что что-то не так, но мозг не успел сфокусироваться и Кэмерон спокойно сделал еще пару глотков кофе, прежде чем начал читать письмо уже внимательно. Оно не было длинным, всего несколько пунктов. В самое ближайшее время касту будет разослан сценарий первой серии. Окей. Назначена предварительная дата первой читки. Ладно. Хорошая новость! На этом пункте Кэмерон замер. В голове что-то заклинило, и он на автомате пробежал глазами следующий пункт – к Кэмерону и Джереми просьба не стричь волосы до начала съемок… Кэмерон мотнул головой и вернулся к предыдущему пункту письма. Хорошая новость! Он впился глазами в этот жизнерадостный восклицательный знак, пытаясь заставить себя прочитать дальше. На восьмой сезон утвержден в основной актерский состав Ноэль Фишер. Он не знал, сколько раз перечитал это предложение. Как будто он ждал, что оно сейчас исчезнет и вместо него появится какое-нибудь другое. Но нет. Ему действительно только что сообщили об этом вот так, мимоходом, как о чем-то безобидном – скоро пришлем сценарий, а сейчас воткнем тебе раскаленный шампур в грудь и немного покрутим. И не стригись, пожалуйста. Конечно, Кэмерон все понимал. Ноэль делает рейтинги. Ноэль нужен фанатам. Ноэль нужен сериалу. Но не ему. Кэмерон чувствовал, как ступор сменяется подступающей злостью. Он снова покосился на экран ноутбука. Хорошая новость… Куда уж лучше, блядь. Праздник просто. Он вскочил и принялся нервно расхаживать туда-сюда по квартире. Первым порывом было – набрать номер и высказать все лично. Но он сдержался. Он не даст собой манипулировать. Не в этот раз. Фишер, чертов провокатор, наверное, сидит там и ждет, что сейчас Кэмерон прибежит к нему, как собачка. Будет звонить, устраивать истерики, злиться и изливать душу. Хуй тебе, Фишер. Не дождешься. Кэмерону всё равно. Нет ему дела ни до твоего участия в сериале, ни до твоей жизни, ни до твоих безумно, невозможно голубых глаз, ни до блядской озаряющей все вокруг улыбки. Кэмерон остановился перед зеркалом, посмотрел себе в глаза и громко сказал: - Похуй. Это не очень помогло. Зато в голове появилась новая мысль, от которой стало еще паршивее. Что, если он не ждет? С чего он взял, что возвращение Фишера в сериал как-то связано с ним? Может, ему просто нужны деньги, а про Кэмерона он и думать забыл. В конце концов, прошло много месяцев с их последней встречи – и за это время Фишер ни разу не позвонил ему и не написал ни словечка. Нет, конечно, Кэмерон тоже ему не звонил. Но он подавал знаки. Много знаков. Бесконечные записи в твиттер – рассуждения, мысли – запостить и сразу удалить, в надежде, что блядский Фишер увидит и что-нибудь поймет. Изо дня в день – маленькие послания в никуда – забивая на свою репутацию и имидж (все фанаты наверняка уже считают, что он просто психопат, но пусть). В каждой из удаленных записей было что-то, что должен был понять только он, и во всем был один и тот же посыл – я скучаю, сука, пойми это, возьми свой чертов телефон и позвони мне. Кульминацией стала фотография рисунка, которую Кэмерон запостил однажды, напившись в одиночестве и в очередной раз психанув из-за того, что Фишер даже и не думает подавать какие-либо признаки жизни. Кэмерон вспомнил, как рисовал его – вот здесь же, на этой самой кровати, доедая остатки заказанной утром пиццы, по телевизору идет какая-то мутная передача про диких животных, которую Ноэль смотрит с неподдельным интересом, а Кэмерон хватает его руку и бесцеремонно вертит ее, разглядывая со всех сторон. Кэм, ну пусти, мне так неудобно. Терпи, мне надо срисовать. У тебя сложные руки. Кэмерон целует его запястье, облизывает пальцы. Ноэль шумно вздыхает и улыбается, покосившись на рисунок. Ну, очень мило. Хоть и довольно бездарно, честно говоря. Подаришь на память? Кэмерон с радостью отдает рисунок, но успевает сделать фотографию, и вот ее-то и выкладывает в инстаграм спустя несколько месяцев, ну уж на это он не сможет не отреагировать. Но от Фишера по-прежнему ни звука, зато ебанутые фанаты начинают беситься так, что у Кэмерона вообще напрочь отпадает какое-либо желание выходить в соцсети. Кэмерон достал из шкафа на кухне бутылку двенадцатилетнего виски, подаренного кем-то на Новый Год и отложенного «для особого случая». Пожалуй, особый случай наступил. Он открыл бутылку, глотнул прямо из горла. Поморщился и вдруг со всей силы ударил кулаком в стену. Нет, это никак не связано с Фишером. Просто виски уж очень крепкий. Из разбитых костяшек засочилась кровь, Кэмерон слизнул ее, и вкус крови совершенно некстати напомнил, как они снимали сцену на пристани для седьмого сезона. Ту самую сцену, которую так обожают все фанаты и так ненавидит Кэмерон из-за противоречивых чувств, которые он тогда испытывал. Целовать Ноэля спустя почти полтора года, прижиматься к нему, чувствовать его запах было мучительно больно, и хотелось причинить ему такую же боль, если не душевную, то хотя бы физическую, поэтому он прокусил ему губу до крови и услышал, как Ноэль коротко всхлипнул, почувствовал, как он сильнее сжал его волосы, только легче от этого не стало, металлический вкус крови навеял какую-то дикую тоску и, произнося заученные реплики, Кэмерон думал только о том, чтобы не заплакать. Потом, когда Ноэль по сценарию говорит что-то вроде «попрощайся со мной», Кэмерон должен был просто посмотреть на него, но вместо этого грубо толкнул (была бы его воля – он бы утопил его в реке прямо на месте). Зато сцену сняли с первого дубля, и пока режиссер нахваливал Кэмерона за отличную импровизацию и искренность, он просто радовался, что сейчас не придется снова целовать Ноэля, смотреть в его бездонные блядские глазищи и ощущать его дыхание у себя на щеке. А ведь когда-то он специально по несколько раз игнорировал указания режиссера, делал все неправильно, притворялся, что забывает текст, чтобы сняли еще один дубль, чтобы лишний раз побыть рядом с Ноэлем, дотронуться до него, поцеловать.***
Конечно, когда-то всё было по-другому. Когда-то Кэмерон и представить не мог, что всё так сложится. И уж точно никогда ничего подобного не хотел. Когда они познакомились с Фишером, Кэмерон воспринимал его скорее как… старшего брата? Ноэль был сильно старше, опытнее, умнее, талантливее – но при этом с ним было невероятно комфортно. Сначала это проявилось на площадке. Когда сериал только запускался, Кэмерон сильно нервничал. К семнадцати годам у него за плечами был уже довольно богатый опыт игры в самых разных ролях, но всё-таки перспектива целоваться на камеру с другим парнем, трогать его, обнимать – немного его напрягала. Нет, Кэмерон вырос в интеллигентной семье, никаких предубеждений у него не было, и уж конечно он не считал себя гомофобом, но… Он был подростком и было у него внутри что-то такое, за что ему было стыдно, в чем он ни за что и никому не признался бы, что тихонечко шептало время от времени, что в этом есть нечто неправильное. Он боялся, что будет противно, неприятно, но после первой же совместной съемки с Фишером эти страхи отошли на задний план. Фишер так вживался в роль, и это так восхищало Кэмерона, что он заражался этим и ему удавалось на время съемок целиком и полностью превращаться в Иена Галлагера. И к тому моменту, когда Кэмерону исполнилось восемнадцать, что означало, что теперь его можно снимать в откровенных сценах, он так привык к работе с Фишером, что это не вызывало у него уже никакого страха. Постепенно оказалось, что с Ноэлем комфортно не только на площадке. В глазах семнадцатилетнего Кэма Ноэль был таким авторитетом, что он вертелся вокруг Фишера, как собачка, и Ноэль не отталкивал его, а наоборот, принимал его дружбу и отвечал ему тем же, давал советы, выслушивал его истории, смеялся над его шутками. Конечно, иногда он держался с Кэмероном немножко как взрослый с ребенком (хотя, что уж там, в этом плане за шесть лет ничего не изменилось). Но тогда Кэмерона это не раздражало. Он видел, что, несмотря на некоторую снисходительность, которую Фишер время от времени проявлял по отношению к нему, ему было с ним действительно интересно и легко. Они запросто болтали о работе, о музыке, о взглядах на жизнь, и постепенно приятельские отношения перерастали в дружбу, подобную дружбе между старшим и младшим братом. И всё было хорошо, пока… Нет, Кэмерон не мог объяснить, что произошло, и не мог отследить момент, в который что-то начало происходить. Помнил, что, например, когда ему было лет девятнадцать, во время секса со своей тогдашней девушкой вдруг неожиданно подумал о Ноэле. Представил его лицо. Его рот. Это длилось всего пару секунд, но он так испугался этого, что даже не смог закончить процесс, а на следующий день на съемках боялся поднять на Ноэля взгляд, чем ужасно раздражал режиссеров. Что-то происходило с ним, но происходило так медленно, так постепенно, что он почти этого не замечал, или не придавал значения, или не хотел замечать и придавать значения. И опомнился он только тогда, когда внутри уже была настоящая буря, когда его накрыло лавиной, бороться с которой было бесполезно. Сейчас Кэмерон довольно смутно помнил этот период. Помнил только, как его постоянно разрывало изнутри, как страшно и непонятно было для него то, что он чувствовал. Помнил, как он против своей воли жадно ловил каждое слово Ноэля, впитывал каждый его взгляд. Как, целуя его на съемочной площадке, в окружении камер, силился думать о самых неприятных и отвратительных вещах, чтобы избежать эрекции, и как мучительно запрещал себе представлять его во время самоудовлетворения. Как во время съемок пятого сезона режиссер бесконечно нахваливал Монахэна за достоверность, а он отмалчивался, понимая, что похвалы эти абсолютно незаслуженны, потому что в сценах с Ноэлем ему не приходилось играть. Зато он хорошо помнил тот день, с которого все окончательно пошло по пизде. Вечером после съемочного дня Ноэль предложил ему немного выпить. Они часто так делали в последнее время – как правило, Ноэль беспечно о чем-то болтал, пока Кэмерон сосредоточенно пялился в свой стакан, боясь поднять на него взгляд. В этот вечер бар, в который они обычно ходили, был переполнен, так что они купили пива в магазине, залезли, как подростки, на крышу какого-то гаража и сели плечом к плечу, свесив ноги, в ворохе сухих листьев. Для Кэмерона сидеть вот так рядом с Ноэлем было настоящей пыткой. Он слушал, как тот рассказывает что-то своим мурлыкающим голосом, ощущал его тепло, чувствовал, как слегка касается его плеча – даже не рукой, а просто тканью рубашки, но и этого контакта было достаточно, чтобы слегка закружилась голова. А потом, после второй бутылки пива, Ноэль, прокряхтев (кто вообще может так горячо кряхтеть?), лег на спину, раскинув руки. Кэмерон сидел неподвижно, пока Ноэль не сказал: - Смотри. Он обернулся и увидел, что Ноэль указывает на небо. Кэмерон задрал голову. Стоял конец августа, и темное ночное небо было усыпано множеством ярких звезд. Это было действительно довольно красиво, но сидеть с задранной головой было неудобно, затекала шея. Кэмерон, последовав примеру Фишера, тоже откинулся назад. И с ужасом осознал, что его голова легла аккурат на плечо Ноэля. Как он мог не учесть, что Ноэль лежит, раскинув руки? К его удивлению, Фишер ничего не сказал и даже не пошевелился. Сглотнув, Кэмерон спросил: - Я… Я тебе не давлю на руку? - Нормально, - Кэмерону показалось, что его голос слегка дрогнул. Они лежали молча. Кэмерон пялился на звезды, пытаясь вспомнить, как дышать. А через пару минут он почувствовал, как рука Ноэля у него за головой начинает сгибаться – медленно-медленно, мучительно осторожно. Сердце пропустило удар. А потом, кажется, вовсе остановилось, когда Ноэль очень легко, одними подушечками пальцев, коснулся его груди. Кэмерон с ужасом понимал, что не может ни вздохнуть, ни пошевелиться. Все тело как будто парализовало. И только когда пальцы Ноэля (кажется, прошла целая вечность) проделали путь к его шее, Кэмерон начал так же медленно, миллиметр за миллиметром, разворачиваться к Фишеру лицом. Боковым зрением он заметил, что Ноэль осторожно поворачивает голову в его сторону, но не решился поднять на него глаза. Вместо этого он уткнулся лицом ему в плечо и замер. Пальцы Ноэля несмело, микроскопическими движениями, поглаживали его шею. Прошла еще одна вечность – и Кэмерон решился осторожно положить руку Ноэлю на грудь. Ноэль сразу положил на его шею всю ладонь – и у Кэмерона снова перехватило дыхание. По прошествии еще нескольких тысячелетий он осторожно поднял голову и заставил себя посмотреть Ноэлю в глаза. И тут же утонул в них, переставая что-либо соображать. В голове не осталось ни одной мысли, кроме твою мать твою мать твою мать это действительно происходит. Ноэль Фишер целовался совсем не так, как Микки Милкович. По крайней мере, у Кэмерона возникло полное ощущение, что они целуются впервые в жизни. Он гладил Ноэля по спине, слышал, как бешено бьется в ушах его собственное сердце, и без остатка растворялся в этих ощущениях, в этом поцелуе, в этом человеке. А потом начался какой-то кошмар. Ноэль резко отстранился от него, и Кэмерон успел поймать его полный грусти взгляд, прежде чем он сел и начал говорить. Ноэль говорил – прости. Ноэль говорил – я не должен был этого делать. И, наконец, Ноэль говорил – это неправильно. А Кэмерон смотрел на него во все глаза, все еще ничего не соображая и не догадываясь, что «это неправильно» будет звучать в его ушах на все лады следующие полтора года, что он будет готов отдать всё на свете, лишь бы выкинуть блядский фишеровский голос из своей головы.***
Кэмерон очнулся от телефонного звонка. Кажется, он задремал прямо за столом. Болезненные воспоминания все еще свербили в груди. Он взглянул на экран телефона – звонила Руби. Твою мать. Он понял, что опаздывает на чертов семейный ужин (с Руби и его, Кэмерона, родителями) и кинулся в комнату натягивать на себя одежду. Вечер прошел… Ну, честно говоря, Кэмерон не заметил, как он прошел, потому что все его мысли были заняты ебучим Фишером. Точнее, попытками о нем не думать. Кэмерон старательно отгонял воспоминания, и размышлял о том, как бы ему хотелось, чтобы Фишера с его отвратительно теплым голосом и мерзкими голубыми глазами никогда не существовало – ни в жизни Кэмерона, ни где-либо еще. В такси по дороге домой Руби держала его за руку и что-то говорила, кажется, спрашивала, все ли с ним в порядке. Ты какой-то странный. Он силился вникнуть в смысл ее слов, но мысли постоянно улетали, и Кэмерон только рассеянно кивал и время от времени поглаживал ее по руке. Дома они занимались сексом, и, хоть Руби и была, как всегда, прекрасна, было сложно сосредоточиться и не думать о том, что, например, это та самая кровать, на которой когда-то вместо Руби под ним был Ноэль. Он забывался, и Руби приходилось одергивать его (ты что-то разошелся, будь понежнее). Он рассеянно извинялся, но через пару минут снова начинал исступленно вбиваться в нее, тянуть за волосы и кусать, надеясь, что она не догадается, что у себя в голове трахается он сейчас далеко не с ней. Потом она уснула, а Кэмерон еще долго ворочался, отгоняя воспоминания о том, что было после того поцелуя на крыше гаража (внезапный уход Ноэля из сериала, косые взгляды коллег из съемочной группы, многие из которых, скорее всего, о чем-то догадывались, и съемки ужасной, ужасной, ужасной сцены расставания Иена с Микки, в которой Кэмерону совсем не пришлось играть – он действительно был на грани истерики.)***
Когда отсняли сцену на пристани, Кэмерон пулей кинулся в трейлер. Хотелось немедленно помыться и переодеться – потому что восхитительный запах Ноэля был везде, и это было совершенно невыносимо. Он снял футболку и, чертыхаясь, рылся в сумке в поисках новой, когда позади него открылась дверь трейлера – и Кэмерон, не оборачиваясь, спиной почувствовал, кто это вошел, поэтому он схватил все ту же, только что снятую футболку, чтобы поспешно ретироваться. После возвращения Ноэля они почти не общались вне работы – только натянуто здоровались и пожирали друг друга прожигающими насквозь тоскливыми взглядами. Не глядя на Ноэля, он пошел к двери, чувствуя на себе его взгляд и стараясь не вспоминать, как только что целовал его в шею, ощущая на своей щеке его горячее дыхание. Ноэль не говорил ни слова, но когда Кэмерон протянул руку, чтобы открыть дверь, схватил его за запястье. Кэмерон замер и медленно поднял глаза. Он знал, что единственным правильным решением сейчас будет вырваться и уйти, но как только их взгляды пересеклись, он понял, что уже просто физически не сможет этого сделать. Не отпуская его руку и не переставая смотреть ему в глаза, Ноэль попятился к двери и запер ее. Сердце Кэмерона ухнуло куда-то вниз и запуталось в кишках. Хватая Ноэля за ворот рубашки и притягивая к себе, он усмехнулся, подумав, как это похоже на то, что они только что играли на пристани, и, в то же время, как по-другому это ощущается. Ноэль прижал его к стене, и в голове мелькнуло, что теперь точно пиздец, потому что если до этого еще можно было как-то существовать, то какой станет жизнь после этого и будет ли она вообще – было неясно. Оторвавшись от него, Фишер взглянул ему в глаза и вдруг неожиданно ласковым (по сравнению с только что состоявшимся поцелуем) движением убрал прядь волос у него со лба. Кэмерон заворожено смотрел на него, понимая, что стремительно выпадает из реальности. Ноэль на некоторое время завис, глядя Кэмерону в глаза, а потом облизнулся и подсевшим голосом сказал: - Повернись. Кэмерон вздрогнул. - Что? Тот вместо ответа взял его за плечи и мягко развернул к себе спиной. Кэмерон напрягся и Ноэль, почувствовав это, стал целовать его шею, плечи, спину, отчего Кэмерон снова обмяк в его руках, закусив губу и думая о том, что если он даст себе волю, то, наверное, сможет кончить вот уже сейчас, просто от того, что Ноэль так близко, что он целует его, дышит ему в шею, в то время как поблизости нет ни одной камеры и ни одного человека. Но когда Ноэль, укусив его за мочку уха, скользнул рукой вниз, Кэмерон снова встрепенулся: - Подожди, я думал… - Что? – Выдохнул Ноэль, одновременно слегка сжимая рукой его член. Кэмерон почувствовал, что окончательно теряет способность что-либо соображать. - Ну… - Говорить было трудно, он почти задыхался на каждом слове, но ситуация требовала прояснения, - Просто… Я представлял… Ноэль замер и заглянул ему в лицо, выгибая бровь и улыбаясь. Насмешливо, сука, улыбаясь. - Ты представлял? Кэмерон хотел что-то ответить, но почувствовал, как Ноэль, обхватив его за бедра, прижимается к нему всем телом, и понял, что возразить уже ничего не сможет, потому что у него просто перехватило дыхание. Позже, чувствуя его внутри себя, сжимая его пальцы в своих, ощущая, как он касается губами его шеи, Кэмерон подумал, что, в принципе, даже если жизнь после этого закончится, то, может быть, оно того и стоит. А потом они снимали очередную сцену расставания, и это было уже гораздо сложнее, потому что, пока Иен стоял на границе и со слезами на глазах смотрел вслед уезжающему Микки, Кэмерон не чувствовал ничего, кроме бурлящей радости, грозящей в любой момент вылиться наружу в виде счастливой улыбки. А потом съемки закончились, и наступила самая странная и, наверное, самая счастливая неделя в жизни Кэмерона. Совершенно обезумевший от происходящего, не соображая, что делает, он наплел Руби, что уезжает к родственникам (куда? к каким еще родственникам? поверила она или нет - его в тот момент мало интересовало). И целую неделю они практически не выходили из дома Кэмерона, стараясь не думать о том, что времени у них катастрофически мало. А потом, пока Фишер носился по квартире, собирая вещи, Кэмерон, сидя на кровати, мрачно курил и наблюдал за ним. - Что дальше? Ноэль замер. - Я не знаю, Кэм. Кэмерон отвел взгляд. Глаза Ноэля говорили о том, что Кэмерон не единственный, кому сейчас больно, и это делало ситуацию еще более невыносимой.***
Кэмерон просил не звонить. Пообещай не звонить мне, сказал он, когда они виделись в последний раз. И Ноэль пообещал. И не звонил даже тогда, когда Кэмерон всеми силами провоцировал его на это – идиотскими записями в твиттере, фотографиями в инстаграме, какими-то обмолвками в интервью, которые – Ноэль был в этом уверен – были адресованы именно ему. И когда он принял решение вернуться в сериал, он знал, что Кэмерон появится сам. Просто потому что это Кэм. Потому что он знает Ноэля не хуже, чем Ноэль знает его. И когда на экране телефона впервые за долгие месяцы высветилось его имя, это даже почти не застало Фишера врасплох. Правда, от осознания того, что он сейчас услышит его голос – тот самый, который шептал ему некогда на ухо совершенно невозможные вещи, заставляя судорожно хватать ртом воздух – захлестнуло какой-то душной тягучей волной. Уже зная, что сейчас он на мгновение полностью растворится в этом низком и нервном тембре, он нажал на кнопку ответа. - Ты, блядь, совсем охуел? Он усмехнулся. Дамы и господа, Кэмерон Монахэн. Талантливый коллега, чуткий друг, нежный любовник. Самый желанный и самый невозможный человек на планете. Ноэль вздохнул и прикрыл глаза. Кэмерон разразился какой-то гневной истерической тирадой, но вникнуть в ее смысл не получалось, слишком шумело в голове, слишком сильным было потрясение от того, что они наконец разговаривают. Нужно было что-то сказать, но все слова застревали в горле липким дрожащим комком. - Ты так и будешь молчать? Фишер, какого хуя? Ты меня вообще слушаешь? Он наконец собрался и выдавил: - Здравствуй, Кэм, - как можно мягче, как можно спокойнее. По голосу и не скажешь, что внутри все переворачивается. Вздох на другом конце провода. Кэмерон заговорил тише, с каким-то болезненным надрывом в голосе. - Зачем, Ноэль? Чего тебе не хватает? Денег? Известности? Тебя. - Ты не хочешь, чтобы я возвращался? Ноэль живо представил, как Монахэн встрепенулся, как снова загорелись гневом зеленые глаза. - С чего вдруг тебя волнует, чего я хочу, Фишер? Ты же уже принял решение, что это изменит? - Я еще не подписал контракт. Я могу все отменить. Кэмерон молчал, и Ноэль мягко произнес: - Одно твое слово, Кэм. Я сделаю так, как ты мне скажешь. В трубке послышался еще один судорожный вздох. Ноэль понял, что попал в точку, и слегка улыбнулся. - Я очень рад тебя слышать, Кэм. Кэмерон почувствовал, как против его воли всё тело обмякает. Он болезненно скривился и опустился на кровать. Он знал, что Фишер манипулирует им. Он мог проследить каждый его стратегический ход. Но что в этом толку, если от одного «я сделаю всё, что ты скажешь» и одного «я рад тебя слышать», произнесенных этим мягким вкрадчивым голосом, по телу моментально начинает разливаться вязкое кружащее голову тепло? Кэмерон молчал, обдумывая следующую возмущенную реплику, но уже понимал, что Ноэль снова победил. И с горечью подумал, что, наверное, всегда (или пока Фишеру не надоест?) – будет поддаваться ему – снова и снова, игнорируя здравый смысл, гордость и данные себе обещания.