One Reason

Внимательные взгляды сильных рабов человека в черных одеждах не смущали оголившихся людей, ведь жара не спадала даже тогда, когда уже совсем бледное светило клонилось к горизонту, пот с их накаченных тел тек вниз тонкими дорожками, все восемнадцать мужчин стояли смирно, ожидая решения будущего хозяина. Такова их покорная учесть восточных невольников. Семь юношей, сильных и отважных, выбрал мужчина в черных одеждах. Солнце клонилось к западу, жара спала и легкий прохладный ветерок приносил ощущение последних минут свободы. Юноша вдохнул теплый воздух, пропустив через себя запах восточных пряностей, удивительных женщин и крови. Да, тяжелый металлический аромат убиения и жертвования неприятным осадком остался в его легких, смешавшись с запахом последних слез юных дев по красивым гладиаторам. Город известен был не только женщинами да душистыми травами, но и самой жестокой школой гладиаторов на всей восточной границе. Один был силен, подобно быку, но неповоротлив, словно слон. Он сжимал и разжимал свои мощные кулаки, смотря хозяину прямо в глаза. Пот с его коротких курчавых волос лился вниз по его обнаженной фигуре, являя искушение для всех проституток в городе, что тайно совокуплялись с клиентами, в разуме мечтая о его сильных руках. И для юных чистых дев, что само по себе являлось грешным. Другой был потоньше, чуть меньше предыдущего. Ловкие пальцы перебирали его пышные волосы, доходящие до плеч. Он смотрел на всех с укором, с властью, будто вовсе не раб предстал пред ними - что вы! - сам господин. Третий смотрел в пол и его пухлые красные губы были стянуты в улыбку, такую, что любая отдала бы за него все, что имела. Девушка, которая сидела под соломенным навесом - дочка местного скотовода - смотрела на него, не отрывая черных, словно уголь, глаз, восхищаясь его крепкой фигуре и мужественному лицу. Последний римлянин, которого выбрал человек в черных одеждах, дрожал от страха перед своим господином. Над парнем потешались все, кто стоял в одном с ним ряду. Он был молод, гораздо моложе юноши, которого подобрали в последние часы пути. Скорее всего, непутевые родители продали его в рабство за жалкие сотни лир. Пытаясь совладать с собой, он держался ровно, но руки его все равно тряслись, будто у беспробудного пропивохи. Сомалиец, которого по воле злого рока тоже выбрал человек в черных одеждах, стоял неподвижно, внимая каждому слову господина. Никто и не пытался усомниться в его покорности - все говорили, что у таких, как он, это в крови. Этот человек был хорошим и сильным бойцом, палка в его руках становилась смертельным оружием, но сомалиец признался, что лучше всего владеет луком и, не постеснявшись, доказал правдивость своих слов, убив одного шакала прямым попаданием меж глаз несчастного животного. Шакалы ценились ниже, чем такие умелые сомалийцы, и даже хозяин зверя похлопал в ладоши. Второй, стоящий с другой стороны от него, смотрел безразлично, распрощавшись с прошлой жизнью и моля своих богов о долгом продолжении его будущей. Его голова была лысой, но черные брови, почти незаметные на темной коже, покрылись каплями пота. Даже настолько привыкшие к сильной жаре рабы преклонились пред пеклом римской провинции. Дышать ему было трудно, он был высоким и худощавым, в отличии от своих братьев, и ни как не мог стоять ровно, легко покачиваясь от слабости и жажды. Его фигура не была лучше всех тех, кого выбрали до него, но, все же, руки его были довольно мускулистыми для юноши, а кожа была толстой, словно у бегемота, что гарантировало ему хотя бы пять минут на арене. Человек в черных одеждах выбирал гладиаторов в безумной спешке, а его рабы с опахалами не успевали за ним, когда он ходил из стороны в сторону перед юношами, выстроенными в ряд, словно на смерть. Хотя, что за глупости? Смерть - единственное, на что они все могли надеяться и ждать. Каждый из них молился своим богам за спасение их тела. Солнце почти скрылось за горизонтом, опаляя теперь более западные регионы Рима, так необъятен он был. Красные нити опутали небеса, лиловым светом разливаясь в синеве, послушно заполняя все пространство над головой людей. Багровые оттенки смешивались с синими, являя зрелище прекрасное и захватывающее разум своей красотой. Еще секунда, и все исчезло, становясь темным, словно самое глубокое озеро в Римской Империи. Юноша, стоящий последний в ряду улыбнулся, вспоминая, насколько прекрасны рассветы и закаты на его родине, ведь каждый новый день он встречает первым, обагряя небо своей собственной Империи сливовым вином. Как давно он не был дома? И этим самым домом становилась любая ночлежка на его пути. Когда-то давно он хвастался силой перед младшими братьями, а что теперь? Ничего вроде и не изменилось, только братьев рядом нет. Шрам вновь заболел, принося невыносимые страдания, но последний юноша в ряду, которого подобрали прямо по дороге на рынок рабов, молчал, не подавая виду. Стянутая полоска кожи, проходящая от левого плеча до противоположного бока, удивляла всех, кто когда-либо видел ее, невообразимую рану этого воина. А шрам являлся лишь напоминанием о мести, словно запись прямо на груди. Наконец, человек в черных одеждах подошел к нему вновь, еще раз внимательно рассмотрев. Он провел длинными неухоженными ногтями по шраму, пытаясь то ли разорвать розовую кожу, то ли вырвать воспоминание, но странник молчал, всеми силами пытаясь не показать, насколько ему больно. - Откуда? - холодно спросил хозяин, еще раз, словно лезвием, прочертив путь от начала до конца шрама, вниз, до упругой кожи живота, смотря на атлетическое тело раба. - От того, из-за которого мне нужно в Рим, - язвительно ответил юноша, немного подаваясь назад, чтобы не чувствовать больше ничего подобного. Человек в черных одеждах рассмеялся, из его горла доносились всхлипы, кряхтение и другие противные звуки. - Слыхали? В Рим ему нужно! Да ты хоть представляешь себе, что есть Рим? Город, которому нет равных, даже мне всего два раза удалось побывать там, а ты, презренный раб, ищешь туда дороги? - насмехаясь над истинной целью юноши, он противно прихрюкивал. - Ладно, ты будешь седьмым, раз тебе так нужно в Рим. Ибо туда я и держу путь. Его, как и других шестерых, повели в большое здание, напоминающее Колизей, только не меньше, чем в четыре раза уступающее ему в размерах. - Сейчас я и проверю вас, бойцы. Каждому из вас суждено пасть на арене. Лишь вы можете доказать, что достойны умереть в Риме, а не в грязной провинции. Берите мечи и сражайтесь. Лишь тогда, когда вы убьете сотню человек, я дарую вам свободу. На деревянном столе лежали семь деревянных мечей, человек в черных одеждах указал на них, и пленники, немного струсив, не сразу взяли их в свои руки. Лишь один юноша сразу знал, что нужно делать. - Это рудиусы. Деревянные ученические мечи. Поверьте, когда увидите их в следующий раз, если, конечно, судьба будет благосклонна, вы будете счастливы, как никогда. Тогда вы получите свободу. А теперь, умертвите друг друга на арене, да пусть Зевс потешается над вами! Семерых юношей вытолкнули на арену, кругом выли люди в ожидании крови, словно больше им не хотелось ничего на свете. Лишь с деревянными тупым ножом, их поставили против настоящих гладиатором с луками и мечами. Высокий сомалиец бросился вперед, толпа заревела, кто-то выкрикивал слова "Убить" и "Кровь", кто-то кричал от удовольствия, когда голова несчастного покатилась по сохранившему тепло песку, когда кровь хлынула на арену. Человек в черных одеждах сидел выше всех, под навесом, пока его сильные рабы доказывали право на жизнь. Что будет если хоть один из них выживет, думал он. Юноша, не удостоившийся даже имени, вторым бросился вперед, своим жалким деревянным мечом расталкивая всех вокруг. Он доказывал, что достоин жить, и жить прославленным. Все его руки были выпачканы в крови, и он кричал от ярости, вырвав настоящий клинок из отсеченной руки его противника. Все, толпа, народ, дети, старики, девушки, человек в черных одеждах и даже его братья по несчастью, наблюдали за ним с замиранием сердца. Юноша дрался, словно лев, рвал чужую плоть. Толпа ревела, выкрикивая его имя, придуманное ими самими. "Юу" - выкрикивали они, бросая золотые монеты на окровавленный песок. Зажженные факелы на арене послужили ему оружием, вскоре всех новых рабов человека в черных одеждах кусками разбросало по песчаной арене, и тот стонал от удовольствия, глядя на единственного настоящего гладиатора на песке, который все еще умерщвлял других людей. Бросаясь ближе из стороны в сторону, толпа не могла совладать со своею жаждой крови, которая лилась фонтаном из перерезанного горла последнего противника Юу. Он поднял чужой меч над головой, около двенадцати покромсанных на мясо людей валялось под его сильными ногами. Юноша дышал толпой, их криками и аплодисментами, и он вновь почувствовал эту славу, которой его одаривали в Риме. Рудиус, выданный ему в начале боя не был его первым. Представление закончилось, люди разошлись, а другие рабы собрали остатки оружия на поле и мертвые тела с арены, дабы завтра все смогли увидеть представление не хуже этого. Юу проходил мимо других гладиаторов, они поздравляли его, хлопали по плечу и поливали вином, а человек в черных одеждах ждал его в самом конце туннеля, с довольной улыбкой на губах. - Ты молодец, я рад, что не ошибся, выбрав тебя, - пожав руку юноше, сказал хозяин. - Я не слышал еще, чтобы народ этого города так ревел на трибунах, - смеясь, добавил он. Юу молчал, внимая его словам, передвигаясь все дальше, в покои господина, куда тот пригласил его. Присев на жесткую лавку в богатой комнате человека в черных одеждах, гладиатор туго дышал, пропуская через себя прохладный воздух, пытаясь забыть запах чужой крови, что лилась сегодня из под его ножа литрами. Он вновь молчал, переводят дух, слушая похвалу господина, вспоминая как его предыдущий хозяин хвалил его за беспроигрышные бои, когда он двумя клинками могу убить кого угодно, будь то человек или зверь. Когда сам император с интересом наблюдал за ним, и как он же даровал ему свободу. И вместе с тем пришли воспоминания о человеке в маске, который и оставил ему шрам на груди. Всю свою последующую жизнь он проживал в мыслях о мести тому странному существу с хрупкой фигурой и белой кожей, но с такой невиданной силе, потаенной в хилом теле. Все секунды своей жизни он думал и мечтал только о том, как оставит точно такой же шрам на худой груди с выпирающими ребрами. Ведь тонкий след, проходящие от бедра к середине бока казался ему недостаточной местью за унижение перед толпой - единственным хозяином славного гладиатора по имени Аой. Такое он не смог простить. Его теперешний хозяин потрепал его по щеке, подумав, что воин заснул, уставший после боя, но тот резко распахнул глаза, усмехнувшись. В его мыслях из раны на белоснежной коже его единственного врага только что хлынула кровь. Он смотрел в глаза господину неотрывно, наблюдая за страхом, потаенным в них. Человек в черных одеждах тоже молчал, не в силах справиться с оцепенением, что наводили черные глаза его верного раба. Тишину комнаты прервал стук в дубовую дверь, на что хозяин крикнул, что гость может войти. Из дверного проема показался мужчина, немного старше Юу, запыхавшийся и со свитком в руках. - Должен сообщить, что славный и великий Император Клаус, повелитель Римской Империи и... - Да говори ты уже, дело, вижу, срочное, а ты тут базар разводишь, - плюнул хозяин, прервав непонятную речь гонца. - Конечно, великий ланиста Максимус, Император послал за Вами и велел сообщить, что его любимейшая супруга Саюри, Императрица Римской Империи, скончалась вчера вечером. В тоске по матери, двое ее сыновей решили устроить поминальные игры, на которых, по их желанию, должны быть пять Ваших лучших гладиаторов, господин. Юу присвистнул. Вот он, его дорожайший шанс оказаться на арене Рима, к которому он шел так долго! - Когда? - спросил господин задумчиво, оглядываясь в окно на тренировки своих рабов. Там вновь проливалась кровь, которую он видел более сотни раз, замечая, что она всегда одинаковая. От вида ее его начало мутить, но не сильно. Все же, он тоже проливал ее на арене великого Колизея, под крики, рев и аплодисменты толпы. А такое не просто забыть, как бы он не хотел очистить свои руки от грязи и крови. - Через неделю, господин. - Передайте повелителю, что мои гладиаторы готовы, а так же глубочайшие соболезнования его невосполнимой утрате, - слабо улыбаясь Юу, молвил он и прогнал гонца обратно в Рим. - Ну что же, - обратившись уже к юноше, прошептал хозяин. - Ты отправишься в Рим вместе с четырьмя моими лучшими рабами. Не смей возвращаться без славы, малец. Там вас будет тренировать великий рудиатор Колизея, только посмей сдохнуть. А теперь иди, ты заслужил ужин и девиц, а хочешь, приведу из борделя мальчика? - Нет, господин, спасибо за Вашу бесценную заботу. Юу поднялся и, наконец, облегченно выдохнул. Его цель уже не казалась столь невыполнимой, как ранее.