О фикусах и птицах на проводах

____________________________ — Уинстон блю как дерьмо на вкус, боже, что за дрянь ты вообще куришь, а? Чара выхватывает у девочки из пальцев белую никотиновую трубочку и кидает под подошву собственных кед. Достает из кармана мальборо, вытягивает две штуки и — Я угощаю. Только попробуй еще раз купить ту ебанину. Девочка в ступоре берет сигарету и наблюдает как Чара выворачивает рюкзак в поисках зажигалки. Девочке 24, она учится на меде и не очень то понимает, что происходит. — Чара. Звучит как брошенный в воду камень. Камень, который идет ко дну. Девочка с подозрением затягивается и кидает взгляд на Чару. Старые кеды, штаны цвета хаки и зеленый свитер. Не считая пяти подвесок, пары колец и рюкзака. Милая прическа и тонкие яркие губы. Она выглядит как странный подросток, впрочем и ведет себя так же. 24-х летняя девочка с меда думает, что перепихнулась бы с Чарой-подростком, может быть. Она не знает. Может, ей просто скучно. Когда девочка заходит в автобус, Чара смотрит куда-то вдаль и, кажется, вовсе ее не замечает. Девочка говорит: — Фриск. Чара поднимает на нее взгляд и едва улыбается. Фриск глотает вопрос про возраст и отзеркаливает улыбку. Ей кажется, у нее будет время на дурацкие вопросы. Конечно будет. *** — Так сколько тебе? Они опять стоят, курят сигареты Чары-наверное-подростка и мерзнут. Воздух еще холоднее чем в прошлый раз, кажется. Фриск думает, ей нужен горячий кофе. Чара-наверное-подросток думает над едким ответом. — Мне больше, чем ты наверняка думаешь. — Чара-вряд-ли-подросток слащаво улыбается и цепко смотрит — Не посадят, милая. Фриск не находится с ответом и молчит. Когда она заходит в автобус, слышит в спину: — До встречи. Одевайся теплее. Фриск смотрит на Чару уже сквозь мутное окно. По губам еле-еле читает: «мне 19». *** — На кого учишься? — Врач. Педиатр, если точнее. — Курящий врач однако. Может, у тебя и тату есть? Фриск зажимает сигарету между губами и обнажает левую руку до локтя. Утренний осенний воздух холоден и неприятно щиплет голую кожу. На предплечье что-то на латыни. Красиво и непонятно. Cum tacent, clamant Чара хмыкает неопределенно и улыбчиво щурится — Если бы я знала, что это значит. — Ну, могу рассказать за чашкой чая. А ты прокомментируешь. Только где-нибудь не на прокуренной автобусной остановке. Фриск не замечает как сама едва улыбается когда делает шаг в сторону автобуса. Чара смотрит заинтересованно и кидает вслед. — За твой счет, милая, за твой счет. На паре Фриск выводит на бумажке адрес кафе, чтобы при встрече ловко сунуть в чужой карман. *** — И? — Чара проводит пальцем по чернилам в чужой загорелой коже, теребит серьгу в ухе и с вечной улыбкой вопрошает. — Ты обещала рассказать. Суббота. Они в кафе, народу мало и готовят тут хреново. Но в общем-то насрать, потому что дешево и неплохой кофе. — Cum tacent, clamant. Когда они молчат, они кричат. — Люди? — Люди. Тишина — самый громкий звук. — Почему именно на латыни? — Quidquid latine dictum sit, altum sonatur. — Я все равно не понимаю. — Что угодно, сказанное на латыни, звучит как мудрость. Эстетика. К тому же, язык красивый. Фриск болтает, болтает ненавязчиво и достаточно интересно, чтобы Чара прислушалась. Они говорят о многом. Например, о Цицероне, о Роберте Рождественском, о том, как быстро помирают гуппи в аквариумах и почему у Чары постоянно вянет фикус. Чара постоянно усмехается, будто что-то понимает. — Мы совпали, еще не зная ничего о зле и добре. И навечно совпало с нами это время в календаре. Мне просто нравятся эти строки. Чара морщится. Она чертыхается когда не может найти красную пачку в рюкзаке, хлопает себя по карманам и раздраженно продолжает размешивать сахар в кофе. Фриск лезет в сумку. — Могу предложить парламент. Чара улыбается-скалится и чуть погодя тянет сразу две. — Черт с тобой. Хотя бы не Уинстон. Фриск улыбается в ответ и двигает пепельницу к середине. Фриск думает, она бы выпила с Чарой что-нибудь по-крепче. Определенно. — Зайдем ко мне? Есть неплохой мартини. — Не люблю мартини. Тушит сигарету об стекло. Пепел крошится, ложится рыхлой кучей на дно. Он тлеет. — Но я зайду. *** Пьяная Чара целуется неуклюже, через раз смеется и постоянно улыбается. Фриск и не возражает. Она чувствует чужие пальцы в волосах и ей кажется, все как надо. Быть по-другому не может. Фриск роняет бокал на ковер и кладет руки на бледные бедра. У Чары очень красивая кожа. И глаза. И ключицы. И тело. И розовые коленки. Чара вообще очень красивая. Фриск кажется, она должна ей об этом сказать. Чара неразборчиво стонет в ухо, а Фриск шепчет-шепчет-шепчет. Чара улыбается в своей очаровательной манере и коротко пьяно хохочет. Утром она находит пустое холодное место под боком и аспирин на тумбочке. В висках будто провода и боль в качестве бегущего тока. Чара глотает таблетки и плетется собирать раскиданную по полу одежду. Голову бьет током, на проводах сидят птицы и, кажется, вьют гнезда. Им хорошо. Им тепло. Чаре тоже хорошо и тепло. Она ищет в ворохе конспектов на столе ручку и клочок бумаги, размашистым почерком выводит свой номер телефона. Чара похожа на ту, которую пригрели. Это человек, которому понравилось не столько быть любимым сколько просыпаться в постели, а не на полу, и пить чай без накипи. Чара не любит привязываться, потому что хорошо знает чем это кончается и советуется с птицами на проводах. Это тебя убьет, дорогая. Не надо. Пиздуй от нее нахер. Фриск — хорошая девочка. Она угадывает сколько сахара положить в кофе, играет на гитаре и знает, что помогает от кашля. Чара одалживает у нее микстуру и пытается выучить аккорды. — Возьми указательным вторую… которая снизу… нет, вот так… да ты неправильно гриф держишь. Фриск показывает еще раз. Чара вдруг тянется и влажно целует в щеку. Фриск смотрит смущенно и кажется удивленно. Чара довольно улыбается и мурлычет: — Я, кажется, поняла. *** Порой Чара возвращается к себе. У нее однушка, простыни на полу и постоянно вянущий фикус. В углу стоит зеленый аквариум, в котором все рыбки давно сдохли. Рядом с ним укулеле и банки с монетами. Девочка моет руки под потоком ржавой воды и закуривает из пачки. Она смотрит на фикус и ей до жути хочется поговорить. — Мне кажется, я что-то делаю не так. Я слишком сильно доверяю. Люди уходят ведь. И она уйдет. Она же человек. Я опять останусь с тобой в этой нелепой квартирке. Она перегорит. Как десятки до нее, как сотни после. И либо будет так, либо логика у меня говяная. Но ведь первое вероятней, правда? Чара улыбается и тушит фильтр о керамический горшок. Она рисует грустный смайлик, ей не грустно и не весело. Просто хочется истерить, думать меньше и пойти удушиться в подворотне. Чару пробивает на смех сквозь слезы. Ей отчего-то вдруг стало невъебически смешно. Она смеется над собой, над фикусом в горшке и над ситуацией в целом. Тушит вторую сигарету о розовый пластырь на коленке и идет жрать хлопья. Никакого философского подтекста. Просто хлопья. А логика у Чары говяная.