Призрак

Мне кажется, прошла целая вечность с того злополучного дня, когда тронный зал Наготронда озарила яркая вспышка боли. Когда отзвук собственного имени мог бы мне причинить большую боль, чем зубы волколака на шее. Наверное, даже хорошо, что я не видел этого. Мне было бы невыносимо больно смотреть на ошарашенных подданных, на убитого горем брата. А больше всего я страшился бы посмотреть в твои глаза. Я так боялся, что они когда-нибудь погаснут, перестанут быть такими живыми, какими я запомнил их. Я до сих пор вижу их перед собой, даже в Чертогах мне не дает покоя серая сталь. И никогда уже не даст. А я и не хочу забывать. Я могу сколько угодно кричать — меня никто не услышит. Могу рваться на свободу, точно птица в тесной клетке, но стены Мандоса суровы и холодны. Они обжигают мои пальцы. Я могу упасть перед тобой на колени, но ты даже не узнаешь об этом. Не узнаешь и о том, что в редкие минуты тишины я шепчу твои имена. По порядку, будто проводя по струнам арфы. У каждого — своя история, свой смысл, свое значение, а все вместе — ты. Мой прекрасный брат, так похожий и не похожий на своего отца. Точно также, как и я. Скажи, как сошлись мечи и музыка? Кому пришла в голову такая странная мысль: соединить наши Судьбы? И почему, Моргот побери, я так рад этому? Знаешь, любовь моя, когда-то, в ночи, безмерно холодной и убивающей я поклялся, что буду ждать тебя. Хоть до Дагор Дагорат, куда бы ни завели нас пути Эру, что мы не можем изменить, я буду ждать тебя каждую секунду. Я хорошо помню ту ночь, холодный снег на моих волосах, который почти не таял на коже. Именно тогда я получил осколок льда в сердце, о котором молчал маленькую вечность. И который ты так усердно топил. Взглядами, касаниями, поцелуями. Они до сих пор горят на моей коже, хотя хроа осталось в далеком Эндорэ. Как и ты. Я знаю, мы никогда не говорили об этом вслух. У тебя — Клятва, у меня — обет, что мы нарушить не могли. Но я видел, как тяготят тебя уже нежеланные Камни. Да и мне все больше хотелось устремить взгляд куда-то вдаль. Я думал о Валиноре. Пусть бы нас ненавидели за Исход, пусть бы презирали и называли Искаженными за связь, пусть от нас отвернется родня, оставшаяся в свете, когда мы уходили во тьму. Знаешь, я так хотел вступить на борт корабля вместе с тобой, чувствовать, как соленые брызги били бы мне в лицо. Смотреть, как ветер играл в твоих волосах, развевая плащ. Я бы хотел смотреть тебе в глаза, сказать, что скоро мы будем дома, как и все те, кто дорог нашим сердцам. Не отпирайся, я знаю, что оно у тебя есть. И даже не каменное. Хотел бы повалиться на зелень травы близ Садов Лориэна, смотреть снизу вверх на то, как ты усмехаешься, отстегивая плащ — в Амане частенько жарко. А потом просто обнять, зная, что через минуту не раздастся ни взрыв, ни тот самый голос. Просто обнять, зарывшись носом в черный шелк твоих волос, вдыхая родной запах и впервые за долгое время не бояться абсолютно ничего. Я еще слишком юн, чтобы перестать страшиться гибели. И даже не своей. Я не так сильно жалею, что мы ушли в Эндорэ отчасти потому, что в Амане мне так и не хватило мужества сказать тебе о том, что стук сердца перебивает мое дыхание. Я хотел это сделать давно, но боялся, не решался. Все-таки я — дитя трех народов, столь неуместный, столь неправильный, что своим существованием оскорбляю нолдор. А ты — сын Пламенного, прекрасный и такой недоступный… Только почему я смел мечтать о тебе, хоть при свете Лаурелина, хоть Тельпериона? Почему я дышал твоими короткими взглядами? Почему с тех пор из-под моих пальцев выходила иная музыка? Я нашел свои ответы, но там, в Нарготронде. По правде сказать, когда ты вошел в тронный зал в первый раз. Ты лишь переступил порог, а я вдруг подумал, что не смею тебя больше потерять. Наверное, потомки назовут это благородным поступком: дать убежище своим братьям в час нужды. Благородство… Скорее безотчетное желание хоть иногда видеть твои глаза не во снах, что Ирмо посылал мне порой. И голос твой звучал бы не только в моих напевах. Жаль, что теперь мои незримые крылья, которые были со мной всегда, неряшливыми перьями валяются под ногами новых хозяев Тол Сириона. Кто-то наступает на них, ломая по косточке, даже не слыша их хруста. Но знаешь, я все-таки прихожу к тебе. На рассвете, едва уловимым призраком. Мне дозволено лишь так, но я хотя бы могу смотреть на тебя. Могу касаться кончиками пальцев твоей щеки, хоть они и проходят сквозь, а ты забавно дергаешься от наступившей прохлады. Тише, любовь моя. Я рядом с тобой, я посторожу твои сны. В них не будет ни крови, ни смерти. И даже золота не будет, я знаю, теперь оно приносит лишь боль тебе. А будет лишь мир и покой, которого не хватает Эндорэ. И о котором ты мечтал. Жаль, что поцелуй мой ты тоже не почувствуешь. А я не почувствую от твоих губ тепло. Но не тревожься, моя боль тоже останется призраком. Я — лишь гость в собственных покоях, где ты спишь по привычке, укрываясь лишь половиной одеяла, вторую оставляя мне. Укрывайся им целиком, счастье мое. Ночи в Нарготронде холодные, а я больше не согрею тебя. Как и ты меня. Я снова обречен на холод, но теперь не от Хэлкараксэ, а от стен моей почти тюрьмы. Я помню, как ты просыпался раньше меня — всегда! Да, знаю, я часто сплю дольше. Спал — и смотрел на меня, легко касаясь прядей. И, когда я раскрывал глаза, каждый раз мое сердце пропускало удары от нежности. И мне всегда было очень трудно выползать из твоих объятий. И, кажется, ты именно этого и добивался. Сколько раз я оставался так, пропуская все свои дела? Ну вот, я улыбаюсь… Мне пора уходить, свет мой. До следующего рассвета я не увижу твоих глаз, улыбки, рук. Излома бровей, не коснусь кожи. Лишь рассвет рассудит нас вновь. Я бы все отдал, чтобы хоть на миг ощутить твое тепло, твои горячие поцелуи, услышать твой судорожный и сбивчивый шепот мне куда-то в шею. Но владыка Намо не принимает таких жертв, а больше мне предложить нечего. Так что я буду ждать тебя, моя радость. Ждать, пока не выйду на благословенную землю Амана или же пока ты не попадешь сюда, ко мне. Но если второе, то мне и правда лучше ждать до Дагор Дагорат.