прощение

Это случится не сразу. Это не случится тогда, когда они - оставшаяся со Старком кучка героев - пересмотрят договор и внесут поправки. Они выбьют их с трудом, со скандалом, долгими уговорами Росса и совета. Но выбьют. После заседания Нат выдохнет и хлопнет Старка по плечу, поздравляя, а он постарается не думать, что за своих можно было постоять и раньше. И это не случится тогда, когда Тони поможет Паркеру с костюмом и с растущим внутри паренька одиночеством, ненадолго возвратившись к реальной жизни и вспомнив, что значит "команда". И это не случится даже тогда, когда Роуди встанет на ноги. Не на свои, конечно же. Старк проведет в лаборатории тридцать семь бессонных ночей, прежде чем протез выйдет удачным. А когда Роуди сожмет его в крепких объятиях, Старка хватит лишь на "никаких благодарностей, я должен был". Но это, все-таки, произойдет. Это произойдет тогда, когда Старк, наконец, отставит бутылку. Когда уснет на пять часов впервые за год не на полу в лаборатории, а в собственной кровати. Когда перестанет проигрывать то видео раз за разом и принесет на могилу родителей венок. Когда перестанет винить кого бы то ни было, и снова сможет произносить имя "Стив Роджерс". Это произойдет тогда, когда Старк скажет Наташе, что у нее на спине белое пятно, и она поверит ему, ведь последний раз Тони шутил задолго перед битвой. Когда он сможет пройти мимо комнаты Роджерса, и его грудная клетка не сожмется в приступе дикой боли. Когда он снова перечитает письмо, и его глаза даже не покраснеют. Когда он найдет в себе силы заново создать семью. Это произойдет тогда, когда Старк наберет номер и без запинки, не дожидаясь чужого ответа на той стороне, скажет "возвращайтесь". Когда он задержит дыхание от ответного "спасибо". Когда он захлопнет раскладушку и закроет лицо ладонями, а после никогда никому не расскажет, что они стали влажными. Старк снимет пароли и уберет личные данные снова-мстителей из "нежелательных лиц", вход которым запрещен на территорию. Первым вернется Клинт, и Старк предложит ему немного пива, а после они просидят ночь на крыше, оглядывая Нью-Йорк, и не произнесут ни слова. Только под утро Клинт сожмет плечо Тони, извинится и скажет, что тот принял правильное решение. За Бартоном вернутся Сокол и Ванда. Первым вопросом Сэма будет "Где Роуди?", и Старк лично проводит его до комнаты воителя, а после скажет, что никто не считает его виноватым. И это будет правдой. Ванда кинется к Вижну, сама того от себя не ожидая, а Тони улыбнется так хитро, как удается только ему, и отсалютует им банкой газировки. Последним, конечно же, вернется Роджерс. Тони заметит его на личных камерах за несколько минут до стука в дверь, и попытается вернуть дыхание в прежний ритм. У него, естественно, не выйдет. Когда Стив войдет в лабораторию, Старк развернется на кресле и кивнет ему. Без улыбки. Без единой эмоции на усталом лице. И спрячет в карманах сжатые в кулак ладони. Стив не будет извиняться. Стив не скажет "мне жаль". Стив не скажет "прости, что ушел". Стив не скажет "я так рад вернуться". Стив не скажет "я ждал твоего звонка". Стив не скажет "я скучал по тебе". Роджерс выдержит тяжелый взгляд Тони и спросит только одно, вложив столько искренности, сколько в нем осталось. - Как ты? Старк помедлит с ответом. И ни за что не упомянет о литрах алкоголя, нервных срывах, панических атаках, ночных кошмарах, разбитых кулаках, бессонных ночах, попытках забыться в лаборатории и в утомительных тренировках. Ни за что не расскажет о давящем на него грузе вины и ответственности за все произошедшее. Ни за что не скажет, чего ему стоило снова пережить смерть родителей, и что стоит ему сейчас смотреть в не идеально-голубые глаза. - В порядке. Стив не станет допрашивать. Он знает, что теперь у него нет такого права. Что у него нет вообще никакого права стоять напротив того-кого-предал-из-любви. Роджерс только проглотит ком непривычных слез, и все же сорвется, сделав резкий шаг вперед и выпалив: - Тони, я... - Я простил тебя, Стив. Но это ничего не меняет. Голос Старка не дрогнет. Он не опустит взгляда. Не кинется к Стиву, чтобы утонуть в объятиях и, наконец, успокоиться. Тони не сломается снова. Потому что на груди у него остался шрам в форме гребанного полукруга.