Запах лаванды.

Он был словно мальчик-цветок, будто он был рожден в цветах, в саду. Он был так нежен, его молочная кожа так манила. Он был словно яд, запретный плод, то, что можно только смотреть, но прикасаться, ни в коем разе. Эти розоватые щеки, что иногда шевелились, и на губах, столь сладких и горящих губах, появлялась улыбка. Вы видели как улыбается цветок? А я вот видел. Это что-то божественное, словно нимфа или ангел шлет тебе личный «привет» с небес. Я влюбился в цветок. Эта была не роза, не ромашка, и даже не лилия. Это была невинность, смешанная с грешностью, страстью, похотью, сладким запахом корицы и лаванды. Это постоянные венки в волосах, рубашки до колен и ничего больше. Я постоянно приходил на это место в лесу, который находился совсем рядом с поместьем, где я поселился пару месяцев назад. Прям из леса, был виден луг, где и гуляло то чудо, ангел, цветок, нимфа, вся моя жизнь, с этими кудрями, улыбкой и глазами, которые западают далеко и надолго. Это тело, долговязое, тощее, будто живой фарфор. Не единой царапины или синяка. Цветочный мальчик, созданный для любви и садов, для того, чтобы его облюбливали, чтобы им восхищались, чтобы он был чей-то музой, прекрасной девой, которая вдохновляет на безумные и отчаянные поступки. Ради него должны геройствовать, умирать, жить, сражаться, завоевывать, а он должен смотреть на все это свысока, улыбаясь, даже смеясь, пока за него ведут битву. Он заслуживает больше, чем прогулки по лугу. Он должен жить в огромных дворцах, с фресками на потолках, картинами на стенах и скульптурами по всем краям комнат. Его покои должны быть огромны, где бы он расхаживал, даря вещам свою улыбку, которую он так любит дарить цветам и иногда мне, когда вновь заметит мой внимательный, любопытный и влюбленный взгляд. Его хочется целовать, мягко и ласкового, проезжая губами по шее, ключицам и ребрам. Аккуратно, будто боясь что-то сломать, словно внутри, механизмы и они могут в любой момент остановиться, перестать работать. Целовать эти губы, кусать, ласкать, запуская руки в волосы. Такие мягкие, напоминающие шелк, сжимать и не отпускать. А он бы улыбался, своей адски красивой улыбкой. Он демон, черт, потерянная черная душа, сам Сатана. Но точно не человек. Он очаровывает. Лишь он поведет своим пальцем, так я готов убить. Даже себя. «Ты такой глупый, Грейвс», смеясь проговаривал он. Вот он, лежит на моих коленях, выдергивает лепестки из ромашки, улыбается, а я влюблен. Как и всегда. В этого мальчишку. Я все так же просиживал очередной день на лугу, смотря на свое чудо, которое резвилось в поле. Ловил бабочек? Возможно. Он делал все идеально. Этот мальчишка спустился с небес, чтобы тешаться за счет людей. За счет таких, как я. Ведь я все прекрасно понимаю, но не могу остановиться. Не могу не приходить, не могу не увидеть его, не могу не прикоснуться к нему. Я нуждаюсь в этом, как в воздухе. Я уже как два месяца назад должен быть в городе. «Ты бросишь меня? Совсем одного?» Я просто слаб. Я не смог. И не смогу. Да кто вообще знает, сколько времени я еще тут пробуду. Месяц, год, два. Всю жизнь. Смотря на него. Я ему надоем, это я тоже понимаю. Я стану старше, и он найдет себе мужчину моложе. А я буду любить его. Единственное, что есть в моей жизни, это он. Он подбегает, садится мне на бедра, обвивая ногами мою талию, а я наслаждаюсь. Глажу его ноги, ласкаю шею, мочки ушей, скулы. Он смеется в моих руках, а я прижимаю его все ближе и ближе к себе, боясь, что кто-то заберет. Запуская руки под рубашку, подушечками пальцем гладя позвоночник, лопатки, он постанывает сквозь улыбку, утыкаясь мне в шею. И я чувствую, как его губы шевелятся, а он шепчет, сквозь стоны «Не отпускай только, хорошо?». Да кто я такой, чтобы не послушаться? Целую ключицы, смотря периодически на мое чудо, которое прикрыв глаза, дергается бедрами, все чаще и чаще испуская непотребные звуки. Грешная невинность. Вот кто он. Ангельский демон. Или другими словами, смысл всей моей жизни, который просто решил поиграться. Вдыхаю его аромат. Лаванда. Стягиваю с него эту бесформенную и до безумия, как казалось мне, длинную рубашку. Кожа бела, как снег, как вата, сахар, молоко. Поглаживая его бедра, восхищался, а он смеялся, говоря, что щекотно. Оставлял на его груди поцелуи, так сильно хотелось поставить красное пятнышко, но одновременно, так не хотелось задевать и портить это произведение искусства, а он смотрел с высока и гладил по голове. Его губы мягкие, сладкие, как будто, он только что съел пару сотен ягод. А язык, сразу ворвался ко мне в рот, хозяйничая там. Делал все, что ему хотелось, все ближе прижимаясь, и улыбаясь в поцелуй. Зацепляет мои волосы на затылке, углубляет поцелуй и отрывается, после ложась на плечо. «Ты такой красивый, Грейвс, ты знал?». Мое сердце прострелили, вырвали, вырезали, пронзили мечом, шпагой, ножом, а он скребется своими ноготочками о мою грудь, что была открыта, из-за расстегнутой рубашки, во время поцелуя. Я смотрел на него с огромной нежностью в глазах, коей в моем сердце никогда не было. Никогда я не испытывал такого. Никогда и ничего на столько сильно внутри не сжималось. «Ну же, почему ты сидишь? Давай, я хочу, чтобы ты подошел ко мне». Этот голос. Ни одна песня, ни одно произведение, Баха или Моцарта не сравнить с тем, как он говорит. С тем, на сколько его голос пропитан бархатом, с ниточками атласа, что можно записать на диктофон и слушать каждый день. Он лежит подо мной, я вдыхаю его запах, он слегка хихикает в ответ на мои ласки. Целую его, он обвивает руки вокруг моей шеи, прижимаюсь сильней, не в силах сдерживать свое желание. Ранним утром, я опять прихожу на луг, садясь на свое место, но замечаю, что никого нет. Накатывает небольшая паника, поднимаюсь и осматриваю местность. Все еще никого. Он всегда в это время тут. Никогда ничего не менялось. Он не мог…не мог. Уехав через день, я так и не замечаю кровь на цветах. Или просто не хотел заметить.