Математика

У Курта на груди витиеватая пятёрка, украшенная вензелями и вьющимся колючим плющом, которую он всем сердцем ненавидит каждый раз, влюбляясь в кого-то. Они с Блейном долго обманывали сами себя, пытаясь перечислить несуществующие прежде влюблённости, подогнать счёт под нужные цифры. «Один - мальчик, живший через дорогу, когда мне было десять», - самозабвенно лжёт Курт. На самом деле это была дружеская симпатия, не имеющая никакого отношения к влюблённости, и в глубине души он это знает. Но основная её часть отказывается в это верить. «Два – однокурсник в средней школе», - убеждает себя Курт. Однако тот мальчик был интересен, но никак не любим, он точно в этом уверен. И всё равно включает его в счёт. «Три – Финн», - и в это он свято верит. Он знает, что чувства к Хадсону никак не описать иначе, чем влюблённостью. Он не ошибается в этом, но честный внутренний голос настойчиво исправляет тройку на единицу. «Четыре – Чендлер», - и это уже высосано из пальца, даже Блейн понимает, что искусный самообман не принесёт им счастья, потому что они оба знают – этот парень не только не был влюблённостью, но и появился после Блейна, он не может участвовать в счёте до него. «Ты – пять», - вдохновенно врёт Курт, уверовав в собственные иллюзии, и Блейн соглашается с ним, хоть и понимает, как смешно всё это звучит. Ему приходится сложнее, ведь на его груди лепестками увита семёрка, поэтому подобрать правдоподобную ложь для самого себя становится задачей не из лёгких. Но со временем это удаётся. Они целуются, убеждая себя и пытаясь убедить других, что нашли родственную душу. В это хочется верить всем. Но в это не верит никто. *** Сантана терпеливо ждёт с первого курса старшей школы, когда станет двадцать третьей влюблённостью мечтательной и романтичной Бриттани, которая раздаёт своё сердце направо и налево, не состоя ни с кем в отношениях, при этом отдавая всю душу каждому, кто заинтересует её. Это случается в выпускном классе, и изящная двойка на груди Сантаны наконец перестаёт изводить её день за днём. *** Блейн второй, и это Курту приходится признать, после того, как Андерсон изменяет ему с кем-то мимолётным. Горло сжимают спазмы и сердце ноет от отчаяния, но он бы простил, если б не понял чуть раньше, как глупо было обманывать самого себя, называя прежние дружбы любовями, выискивая в привязанностях глубокие чувства. «Прости», - только и может сказать он. А потом он влюбляется в Адама, и всё повторяется снова. Самообман, слёзы, снова самообман. Обещания любить до гроба и ноющая боль по всему телу от горящей на груди второго тройки в языках пламени. Конечно, легко поверить в то, что именно ты стал третьей влюблённостью двадцатилетнего парня. Вот только Адам молчит о том, что прежде не влюблялся. Вот только Курт знает, что именно Кроуфорд третий. Не пятый. *** Единица на груди Рейчел никогда не причиняла ей столько боли, как в день, когда умер Финн. Она кричит на всю квартиру в пять утра, разрывая шёлковую сорочку в попытке увидеть, что происходит. Россыпь звёздочек меркнет, её будто стирают с груди наждачной бумагой, выковыривают ножом, прижигая свежую плоть. Рейчел кричит, не помня себя от боли и страха, пока Курт держит её руки, чтобы не дать ей расцарапать себя по-настоящему. Спустя пару часов всё, что остаётся у неё на память о родственной душе – воспоминания об этой ночи и девственно чистая кожа на груди. Перед похоронами она, как и все, кто когда-то потерял предназначенного ему человека, делает татуировку на шее: «Ф.Х.». Спустя годы Джесси будет целовать эту татуировку также нежно, как Рейчел – таинственные «Д.Э.» на его коже. *** Четвёртым становится Уолтер, и это первый раз, когда Курт честен. Он отдаётся влюблённости без остатка, счастливо упиваясь свиданиями и обществом мужчины, но открыто говорит ему: «Не ты». Тот тоже признаётся, со взглядом раненой птицы: «Ты шестой», - и касается восьмёрки, скрытой под рубашкой. Это не мешает им любить друг друга, ходить в кино, запираться в спальне, учиться друг у друга жизни и отношениям, смелости и благоразумию. Они наслаждаются жизнью, потому что взрослые. Потому что верят, эти цифры – не просто насмешка или жестокая игра. Они лишь показывают, как многому тебе надо научиться, прежде чем ты будешь готов ко встрече с тем, кто предназначен тебе, кто сделает тебя по-настоящему счастливым. *** У собранного, твёрдого Хантера на груди колючая тройка. Он был предельно честен с той, кто оказалась первой, и она бросила его, обидевшись на то, что он даже не попытался придумать подходящую ложь для продления отношений. Кларингтон искренне не понимает, почему людей так ранит то, что их нынешняя влюблённость не вечна. Ему кажется по-детски глупым выдумывать себе прошлое, чтобы в будущем гарантированно расстаться. Он предупреждает каждую, кто пытается завоевать его сердце, что она может стать лишь второй, и это делает его одиноким. Решением становится Себастьян, на груди у которого кружевная единица. Себастьян, не верящий в любовь и, тем более, в «первого и единственного». Он беззастенчиво влюбляет в себя Хантера, отпирающегося всеми силами, но в конце концов признающего, что это удобный выход – влюбиться, пусть и безответно, чтобы следующая любовь оказалась той самой. Довольствоваться фееричным сексом и чем-то, слабо напоминающим верность, оказывается больно, но Смайт со временем учится беречь его чувства. Не потому, что любит. А потому, что Кларингтон – друг. Лучший и единственный. - Ты обязательно встретишь его, - говорит Хантер уверенно, стоя на балконе и выпуская струйку дыма в ночное небо. Себастьян хмыкает и залпом допивает шампанское. - Сегодня твоя помолвка, Кларингтон, прекращай думать обо мне. - Безответная любовь не забывается так легко, - со смешком замечает Хантер, - и потом, нет в этом мире человека, которому удалось бы избежать судьбы. - Не бывает «один раз и на всю жизнь», пойми ты это, - горько усмехается Смайт, качая головой. – Точно не у меня. Хантер знает тысячу и один довод, чтобы возразить, но только снова затягивается. Сирота с восьми лет, сын редчайшей пары родителей, у каждого из которых были метки с гордой единицей, Себастьян верит, что «первый и единственный» - это невероятно, если не умереть вскоре после встречи, как его папа и мама. Кларингтон не осуждает. Он не пытается убедить его, что любовь существует, потому что знает – сложно в это поверить, если тебе двадцать пять, а ты ни разу не влюбился. Хантер лишь надеется, что предназначенный другу судьбой человек не станет дожидаться празднования восьмидесятилетия Смайта, а появится в ближайшие месяцы. Потому что, хоть Себастьян и отрицает, он методично рушит свою жизнь, топя её в алкоголе, хороня под ворохом рабочих документов, растрачивая в беспорядочных связях. «Я тщательно ищу», - возражает Смайт каждый раз, и ухмылка его говорит, что он лжёт, но пьяные честные искорки в его глазах сбивают с толку. Сейчас Себастьян поворачивается к толпе гостей, приглашённых на помолвку, и, подмигнув другу, теряется в ней. Хантер отбрасывает сигарету, вздыхает и отправляется на поиски невесты, той третьей, на груди у которой он обозначен воздушной четвёркой. *** Курт осторожен теперь, встречаясь с людьми. Он твёрдо настроен не влюбляться по первому впечатлению, держать сердце в узде, чтобы оно, теперь вышедшее на финишную прямую в поиске родственной души, не спутало бы её с очередным увлечением. Конечно, он знает, что так не бывает, жизнь не даёт осечек в этом вопросе, но знакомый всем и каждому страх не хочет уходить год, потом второй, но всё-таки забывается на третий. И тут вдруг оказывается, что у Курта уже пять месяцев как крепкие отношения «без обязательств» с Себастьяном Смайтом, и он стоит на пороге его квартиры с вещами, потому что «так не надо ехать через полгорода, чтобы просто потрахаться». Курт не называет это влюблённостью и знает, что партнёр (а только так они друг друга и называют при посторонних) вообще не верит в любовь. Но в какой-то момент он замечает, что ставит на стол красное сухое, предпочитаемое Смайтом, тогда как сам выбрал бы белое полусладкое; ловит себя на мысли, что чаще надевает синий свитер, вместо розовой рубашки, потому что Себастьяну так больше нравится; обнаруживает себя с ним в обнимку на диване за просмотром арт-хаус-кино, которое тот терпеливо разъясняет, перебирая его волосы. Он старается не задумываться над тем, что если влюбился в этого раздражающего красавца, то навсегда. Ведь тот, очевидно, не питает к нему ответных чувств. Себастьян давно отказался от поисков второй половины, потому что надоело и потому что, ну правда, он полный профан в любви и наверняка просто не умеет испытывать это до оскомины сладкое чувство к кому-то. Он больше не ходит в клубы, тратя свободное время на сон, которого отчаянно не хватает, или на работу, которая отнимает всё больше сил. Раньше он изредка цеплял кого-нибудь в кофейнях или на официальных приёмах, чтобы не терять форму и не срываться на подчинённых, а потом у него появился Курт. Сначала как приятная компания на ночь, потом как привычный спутник одиноких вечеров, когда от работы тошнит и хочется убиться об стену, а спать просто невозможно от переутомления. Постепенно Себастьян перестаёт приезжать к нему только за сексом, потому что от мягкого массажа головы мысли будто вытягиваются по струнке, раскладываются по полочкам и перестают мельтешить, выдавая единственно верное решение; потому что, оказывается, засыпать и просыпаться в присутствии красивого молодого человека, способного улыбаться навстречу новому дню, даже когда убегает кофе, куда приятней, чем в одиночестве; потому что порой ничего в мире не хочется так сильно, как поговорить с кем-то о животных, цветах и посуде, а не о цене на металлы и курсах валют. Он не думает, что это значит что-то особенное, когда предлагает Курту переехать к нему. Аргументирует очень в своём стиле, но вздыхает с облегчением, когда тот соглашается. Вскоре Хантер удивляется нормальному цвету его лица и интересуется, уж не влюбился ли друг. Себастьян отшучивается, переводит разговор на грядущее пополнение в семействе Кларингтонов, но, возвращаясь в квартиру, где пахнет печеньем, замечает добрую улыбку у своего отражения. Он вспоминает этот вопрос, когда отказывается от внеурочных, потому что обещал Курту марафон французских мюзиклов; когда покупает яблочные чипсы и морковные палочки вместо попкорна и сырных шариков; когда после тяжёлого дня целомудренно касается губами губ сидящего на кровати парня, ложится рядом и чувствует, как напряжение отступает, даже без секса, на который просто не осталось сил. __________ В один из дней он решается спросить Хантера: - Когда влюбляешься, это как? Кларингтон хитро улыбается и старается не показать радости: - Есть повод спросить? Себастьян смотрит на него усталым, но взволнованным взглядом, а потом кивает. Едва Хантер подбирает слова, чтобы ответить, как Смайт уходит. - Ты куда? - Кажется, я получил ответ на свой вопрос. Этим вечером они с Хаммелом ужинают на полу в зале, по телевизору идёт какой-то ситком, который не нравится ни одному из них, но хотя бы не мешает разговаривать. Курт смеётся над острой шпилькой Смайта, а у того от этого смеха по спине бегут мурашки. Себастьян медленно берёт его руку, подносит к лицу и целует кончики пальцев во внезапном порыве нежности. Хаммел удивлённо замолкает, следит за ним взглядом и старается не растаять от ласки в каждом прикосновении. - Пожалуйста, скажи… - шёпотом молит Себастьян, прокладывая дорожку невесомых поцелуев до шеи. - Да, - Курт будто кожей чувствует невысказанный вопрос и знает, что нужно ответить. Себастьян понимает, что это ничего не значит, но всё же выдыхает, целует краешек уха парня и почти беззвучно шепчет: - Думаю, я люблю тебя. И задерживает дыхание. Одновременно с Куртом, который распахивает влажно поблескивающие глаза. У них сердца бьются так часто, что ритма, наверное, и вовсе не уловить. У Курта дрожит всё внутри, нежность и счастье заполняет его доверху. Тогда он чуть отстраняет Себастьяна и смотрит внутрь бледно-зелёной пустыни, где прячется такая беззащитность под целым ворохом острых иголок. - Твой вопрос… - полушёпотом начинает он, чтобы не разрушить волшебную атмосферу, - да. Да, ты пятый. Себастьян не знает, как можно услышать и ответить на то, что даже не сформулировано. Также, как и не знает, как можно быть настолько счастливым от двух слов, проникающих в тело сквозь кожу, разливающихся по венам, щекочущих кости и превращающих мозг в сладкую вату, где застывает блаженное выражение холодно-голубых глаз. Возможно, он ошибся когда-то, заявив, что где-то в этой дурацкой математике два плюса сложились в минус и в строке до боли простых чисел вдруг появилась погрешность. Возможно, он всё-таки умеет любить. Курт целует его в уголок губ под деланный смех из телевизора, обнимает и тихо говорит: - Мне давно стоило приготовить эту лазанью. Правду говорит Рейчел – она творит чудеса. Себастьян улыбается в ответ так, как не улыбался никогда. Курт больше не ненавидит пятёрку у себя на груди.