Его исповедь.

Нет, я не знал любви взаимной, Любил один, страдал один; И гасну я, как пламень дымный, Забытый средь пустых долин; Умру вдали брегов желанных; Мне будет гробом эта степь; Здесь на костях моих изгнанных Заржавит тягостная цепь...

Мне нравится смотреть, как ты уходишь, слышишь меня? Ты бросаешь меня одного, с вывернутой нараспашку грудной клеткой, с открытыми внутренностями, которые я препарировал ради того, чтобы показать тебе, милая, что я не такой уж бессердечный, бездушный сукин сын. А ты всё равно уходишь. Нет, у меня никогда не хватало смелости, чтобы заговорить о собственных чувствах напрямую, я всегда пытался завуалировать такие простые понятия того, что я, чёрт тебя дери, люблю, именно тебя, как не любил никого и никогда... но каждый раз, когда мой внутренний голос молил высказать всё в слух, с уст вопреки моим желаниям слетали остро заточенные, словно лезвие опасной бритвы, слова, которые верно обижают тебя, прорезая ткань скрывающей твою душу от внутренних вмешательств, защиты. Да, я знаю, я трус. Мне должно быть стыдно, сестрёнка… Так же сильно, как должно быть совестно за то, что я полюбил не кого-то, а собственную единокровную младшую сестру. Но вопреки разумности этого довода мне абсолютно наплевать, кем ты мне приходишься, Бекки. Поверь, чтобы укорениться в этом выводе у меня было предостаточно времени. Ты обвиняла меня в тщеславии? Любимая, но на самом деле мне искренне безразлично чьё-либо мнение, если оно не твоё. Ты кляла меня в том, что я алчен, однако, поверь, золото твоих волос мне дороже богатств, которые я бы мог себе добыть, так или иначе. О нет, я не пытаюсь себя оправдать, я грешен, лицемерен, и главным моим грехом всегда была похоть… но знала бы ты, что трахая и безумно рыча, словно лютый зверь, очередную идеальную для взгляда девицу, непременно похожую на тебя, либо светлыми волосами, либо взглядом голубых глаз, я всегда прикрываю веки, сжимаю их до чёрных кругов и думаю о тебе… Знала бы, признала извращенцем, но, поверь, это истинная мука жить с этим неутолимым голодом по одной единственной женщине, что так легко впархивает в чью-то спальню, и которую я никогда не смогу взять по праву. Я лишён этой возможность, я за гранью, за стеной, выложенной вместо кирпичей словами: «Она не для тебя». Это несказанно бесит, именно поэтому во мне, словно в котле, так легко варится мой эмоциональный коктейль из цинизма и мизантропии. Но знаешь, когда мы были людьми, было проще… я жалею, Бекка, я так жалею, что мать дала нам эту чертову вечную жизнь. И пусть я никому и никогда в этом не признаюсь вслух, сам себе я лгать не привык. Тогда, будучи хрупкой маленькой девочкой, ты могла себе позволить приветливо мне улыбаться, вот так просто, без причины, или же касаться моих волос своей рукой, с тонкими, как стебельки кувшинок, пальчиками, стараясь приободрить, когда я грустил. Эти моменты были самыми счастливыми в моей жизни, и только лишь благодаря этим воспоминаниям, я ещё могу противостоять поршню судьбоносных испытаний, давать отпор мирозданию, не позволяя раздавить себя, словно букашку. Да, я понимаю, в этом мало логики, но знаешь, ты так часто уходила от меня с гордо вздёрнутым подбородком, выпрямляя спину, шагая прочь чинно, что я успел влюбиться в этот ритуал. Или же просто моё бессознательное, желая уберечь остатки рассудка, вынудило испытывать к этому событию тёплые чувства, от того, что просто иначе я бы давно стал ещё больше склонным к суициду, чем Финн? О, верно это так… Сегодня я снова обидел тебя. Так просто, ты пришла, прося меня помочь Нику, а я тебе отказал. Отчасти потому, что ненавижу всеми фибрами души этого напыщенного параноика, ну и толика этого отдастся тому, что ты пришла не ко мне, а за мной. За помощью. Тебя вынудили обстоятельства. Знаешь, это больно чувствовать себя ненужным. Даже такому эгоисту как я. Я уверен, узнай ты об этом, была бы крайне удивлена, нет, даже шокирована. Поэтому хорошо, что ты не узнаешь этого. Ты уходишь из моего пентхауса, гордо расправив плечи, не уронив на дорогой ворсистый ковёр ни слезинки, твой носик, как всегда, задран выше, чем следовало. И я полубезумно ловлю своим взглядом каждое мельчайшее оттенок твоей мимики или же жеста. Потому, что мне нравится как ты уходишь, Ребекка. Потому, что я буду ждать того момента, когда ты уйдёшь вновь, а пока смогу подпитывать свою изъеденную коррозией любовных мук душу, выворачивая память и представляя твой горделивый образ. Я прощаюсь с тобой ненадолго, сестрёнка, мы скоро свидимся, обещаю.