День Святого Вазелина

– Хотите любви – снимите себе номер, придурки! – Юрий был в бешенстве. День Святого Вазелина. Это дерьмо даже праздником назвать язык не поворачивался. Грёбаные влюблённые. Идиотская открыточная почта, чёрт бы побрал того, кто придумал ввести её в этом году. И почтальон в ней Юрий, спасибо Виктору. Из-за него теперь приходится таскаться с этой коробкой. Да и вообще, вместо того, чтобы бумагой друг друга осыпать, предложили бы нормально потрахаться. Все эти открытки могли бы и дальше быть деревьями и приносить пользу экосистеме, но, конечно, лучше быть невежественными слепыми мудаками, отдающими свои деньги за иллюзию любви. На кой чёрт сдались эти бумажки, усыпанные блёстками так, что только притронешься, и тебя уже в них будто обваляли. Ещё цвета вечно тошнотворные, как на подбор. Ему уже книгу можно писать. «50 оттенков розового». Но вот уж Юрий угарнул под конец, когда оказалось, что он запомнил, кто какую открытку запихнул в гробоящик. Потому что он должен был проверить каждую, чтобы отдать её счастливому обладателю. Может быть, и правда стоит книгу написать, но уже об оттенках голубого, потому что, когда его знакомый из лиги юниоров шлёт сердечко какому-то мужику из парного, становится совсем не до смеха. Какие-то обряды инфернальные. Пугающе. Юрий считал, что, если действительно любишь кого-то, то вся эта показуха ни к чему. Выражать свою любовь можно и без этого сплошного фарса длиною в день. Чувство должно проявляться перманентно на протяжении всего года, а не вспышками во время вот таких вот фейковых, пропитанных лицемерием, представлений. Это уже не День покровителя влюблённых, а День покровителя владельцев цветочных ларьков, шоколадных фабрик, консультантов в магазине нижнего белья и прочей, ненужной всё остальное время, хрени. Ещё и в самом конце дня кому-то в голову взбрела гениальная идея пойти праздновать всем вместе, потому что среди фигуристов было много тех, кому отмечать не с кем. И Юрий был зол даже не потому, что ему не отправили ни единой дурацкой бумажки, нет. Просто он действительно не понимал, как можно отмечать что-то подобное, зная историю, из-за которой собственно этот недо-праздник теперь и существует. – Вы хоть знаете, кто такой Святой Валентин, умники? – ещё немного и Юрия бы окончательно стошнило от всех этих парочек, обнимающихся рядом. Он уже задолбался смахивать с себя эту мишуру от феромонов. Пора разбавить атмосферу любвеобильным идиотам. Мила непонимающе уставилась на него. Неудивительно, гормоны то в голову ударили, сидит вон в обнимку с Отабеком своим, непонятно откуда появившемся вообще. Ну и чёрт с ним, одним фанатиком больше, одним меньше. Слава богу, Юрий здесь ещё не растерял остатки мозгов и здравого смысла, цветёт и пахнет без этих ваших шоколадок, бантиков и кусков картона. – Это ж поминки, по сути, вы чё? Ну, тут уж всё внимание принадлежало Юрию. Свет софит, ты знаменит, как говорится. Хотя, скорее всего, сути они так и не поняли, обычная реакция на слово, вырванное из контекста. Всего разговора, небось, никто и не слушал, вот и зачем, спрашивается, всем вместе было тащиться сюда. А бар, между прочим, не где-нибудь, а в самом центре находится. До дома, если прямо сейчас выходить, до утра переться, метро то закрывается с минуты на минуту. – С ума сошёл, Юра? – Мила смотрела на него, вытаращив глаза. – Сама ты ненормальная! Хоть бы в интернете почитала, тёмная женщина, – Юрий отмахнулся рукой и отпил из стакана апельсинового сока. Вот и не напьёшься с горя даже, – просвещайся, пока я жив. Был когда-то в Италии чувак, священник, как звали, думаю, сама догадаешься. Так вот. Тогда законом запрещено было легионерам жениться, а он их тайно венчал. И в этот самый день, 14 февраля, его однажды за это грохнули! Вы тут радуетесь, шоколад вон жрёте, а человек всё-таки умер. Те, кто что-то ел, перестали жевать, кто-то подавился коктейлем и кашлял в припадке; разговоры, казалось, прекратились и за соседними столиками. – Ладно, забейте, – Плисецкий покрутил в руке свой стакан, на дне которого плескались остатки сока, – давайте, что ли, тост скажу. – За что? – Это спросила та девчонка, которая часто вокруг него ошивается, достала невозможно, а в итоге даже валентинку не подарила. Ну не стерва ли? – За упокой, конечно же, – Юрий усмехнулся. Кто бог иронии? Девка эта выглядела так, будто вот-вот заплачет. Ну, где-то в параллельной вселенной его шутки, наверное, неплохо заходят. – Да не обращай ты внимание на этого придурка, он просто бесится, что ему ничего не подарили, - Бабичева, подруга называется. Могла бы хоть посмеяться. – Да как же так, я ведь… – Мир так никогда и не узнает, что же хотела поведать эта, наверное, милая особа и причиной тому становится Виктор, который с грацией медведя и изяществом слона опрокидывает на пол не то бокалы, не то тарелки, не то всё вместе. Звон бьющегося стекла заглушает все звуки вокруг. – Вот же чёрт, нехорошо вышло, – Виктор прижимает одну ладонь ко рту, при этом тяжело вздыхает и делает страдальческое лицо. Вот в ком актёр помирает. Пофиг ведь ему на эти тарелки, – Мы с Юрой сходим договориться с персоналом, а вы тут продолжайте без нас, – мужчина улыбнулся обворожительной улыбкой и, схватив подростка за предплечье, буквально выволок из-за стола, потащив следом за собой. Сказать, что Юрий прифигел – не сказать ничего. – Я то здесь каким боком, полоумный? – Блондин попытался выдернуть руку, но хватка была слишком сильной, - чё ты клешни то свои распустил? Решил не сопротивляться. Не убьёт же его Виктор, а остальное как-то фиолетово. Выбирая из двух зол меньшую, парень решил, что одного ненормального всё-таки терпеть полегче, чем целую толпу. Тем временем они приближались к лестнице, ведущей наверх, а затем и к выходу из бара. – Ты ж там хотел с персоналом разобраться? – Передумал. – Чё это ты удумал, косорукость свою на других перекладывать? – Юрия всё раздражало неимоверно. Начиная от этого праздника, погоды, шариков в форме сердечек и заканчивая Виктором с комплексом звезды. – Хватит возмущаться, ты же домой хотел, – Никифоров подал ему куртку, надел свою и, подождав, пока оденется блондин, снова потянул того за собой на улицу. Они подошли к машине Виктора, тот разблокировал сигнализацию и открыл перед Юрием двери переднего сиденья, а когда тот залез, обошёл и устроился на месте водителя. А Юрий вспомнил, что даже не заикался о том, что манной небесной сейчас для него было бы отправиться домой. Ну не любил он нытьё, а подобные разговоры во время всеобщего веселья нытьём и были. Поэтому парень предпочёл бы подпортить всем настроение, чем пожаловаться. – А когда это я про дом говорил, напомни-ка? Виктор завёл машину, и они отъехали со стоянки. – А ты и не говорил, – Плисецкий вопросительно посмотрел на мужчину и тот продолжил, – Просто я знаю, как ты ведёшь себя, когда хочешь уйти откуда-то. – И как же? – Юрий усмехнулся. Экстрасенс херов. – Как стерва. Плисецкий развернулся на сиденье всем телом в сторону фигуриста, затаскивая ноги под себя. – А чё это ты обзываешься? Охуел совсем? Мозги что ли вытекли из-за этого вашего зомбо-праздника? – Виктор же сидел и улыбался. Даже смеялся! Как же сильно хотелось в этот момент ему врезать! Но они ведь в аварию могут попасть, да. Поэтому в другой раз как-нибудь. – Ты такой злой из-за того, что тебе ни одной, как ты говоришь, сопливой картонки не подарили? – Да посрать мне на твои картонки-гандонки! – На самом деле нет. Обидно же, сука, обидно. Он что, настолько стрёмный, что ни одна баба 10 рублей не нашла, чтобы в киоске эту херню купить? – А если я тебе скажу, что на самом деле кто-то, предположим, позаимствовал все твои открытки? Повисла напряжённая тишина, после которой раздалось раздражительное и устрашающее: – Чё ты сказал? – Поскольку в машине ещё было прохладно, на голову парня был натянут капюшон, и он придавал ему поистине зловещий вид, а в компании с синяками от усталости и презлейшим выражением лица так вообще – настоящий русский гопник, – ты куда мои вазелинки зарыл? Да я щас тебя самого куда-нибудь зарою! Блондин пихнул мужчину в плечо, и тот, неожиданно резко вывернув на обочину, заглушил двигатель. – Никуда я их не зарыл, хоть и отдавать не планировал. – Чё значит не планировал? Это моя макулатура! Я решаю, чё с ней делать! Виктор отвёл взгляд и как-то слишком тяжело вздохнул для вора бумажных задниц. Юрий нетерпеливо цыкнул языком, и хотел было уже начать орать, как его вдруг аккуратно взяли за руки. Теперь, конечно, орать захотелось ещё больше. А потом от шока Юрий вообще открыл рот и начал хватать им воздух, как рыба, потому что ему протянули огромную плюшевую пятую точку красного цвета. Парень взял её, обхватывая двумя руками и стало как-то даже неловко и стыдно, потому что лапать нечто подобное, когда и не целовался то ни с кем ни разу, было как минимум странно. – Что это такое? – Юрий поднял голову так, что капюшон сполз набок, и выглядело это уже не устрашающе, а скорее шаловливо. – Моё сердце. – А почему твоё сердце – красная жопа? – Что прости? – Плисецкий нихрена не понимал. Ни того, почему Виктор выглядел таким растерянным, ни того, что вообще сейчас происходило. – Ты настолько состарился, что типичных интернет-мемов не понимаешь? – Я тебе вообще-то в любви признаюсь! – Вот блять! Реально? – Если бы у голоса Юрия был больший диапазон, он бы, вероятно, запищал. Вот уж неждан. И как ему реагировать? Последний раз ему признавались на заднем дворе школы в том, что позвали его не для того, чтобы прогуляться, а чтобы избить. Тогда он навялял тем придуркам хорошенько. А Никифорову навалять вряд ли получится, даже если очень захочется. – Хватит материться! – Любишь меня – люби и мои маты. Плисецкий не знал, как ему реагировать на подобные вещи, поэтому решил просто вести себя как обычно. Раз его таким полюбили, то схренали он, собственно, должен меняться? – В общем… я отдам тебе твои валентинки. Но только если согласишься со мной встречаться. – Да чёрт уже с ними, с этими бумажками, - Юрий опустил взгляд на игрушку и пожмакал её в руках, успокаиваясь, – а знаешь, идёт. Только учти, что на первом свидании я не целуюсь.