Хранители

Мадам Пинс перебирает книги и только врожденная интеллигентность не позволяет ей материться. Ну, то есть как – врожденная интеллигентность и бутылка огневиски, по привычке спрятанная под стол. Дети – они такие, впитывают как губки, причем плохое с куда большим энтузиазмом, чем хорошее. Корешки истерты, уголки страниц – загнуты, в карточках вместо каталожных номеров – ересь какая-то. Нет, ну неужели настолько сложно переписать все внимательно? Видимо, действительно трудная задача. Кошки всегда ходят неслышно, поэтому когда о ноги начинает тереться что-то пушистое, Ирма вздрагивает, а потом думает, что МакГонагалл опять чудит. Вот ведь нашла время… или валерьяночки хряпнула на всякий случай? Минерва такая, с Минервы станется. Гриффиндор плюс шотландская кровь равно слабоумие и отвага. Да, даже если ты декан. Вспрыгнувшая на колени Миссис Норрис развеивает подозрения, и библиотекарь впервые за день улыбается. Где одна – там и второй, иначе не бывает. Аргус садится за стол напротив Ирмы и долго надсадно кашляет: слизеринские подземелья плохо на него влияют. Сколько раз мадам Пинс пеняла ему: ну уймись уже, Аргус, ты, Аргус, не мальчик, ты слишком стар для этого дерьма. Филч на такое всегда махал рукой и пафосно изрекал, что для неявки на работу у него может быть только одна уважительная причина, и та – смерть. Спорить с ним всегда было бесполезно. - Усмиряешь внутренних демонов? – Филч смотрит на растерзанные книги и откровенно уже датенькую Ирму. - Скорее – раззадориваю. Жизнь – жизнью, а баллы снять изволь. Аргус хохочет. Раз за разом перед началом учебного года в учительской решают, кто в этом году в какой роли для студентов предстает. Разборки обычно жестоки и даже неиссякаемый запас лимонных долек не спасает, но Филч и Пинс в это не вмешиваются. В должности страшных бугименов хогвартских шкафов и книжных полок есть свой смысл. Во-первых, кто-то должен. Во-вторых – иначе беспорядки перейдут точку невозврата и Школа рухнет. В третьих… в третьих это местами бывает даже забавно. Хрестоматийный сказочный злодей комнатного разлива – не худшее амплуа. - Ну-ка… - Аргус берет томик в затертом переплете. Ничего особенного стандартный учебник ЗоТИ за третий курс. На полях – обширная переписка давних времен «Нюнчек – дибил»; «Потер в девять вечера на астраномичке»; «Придурки!!!». Три восклицательных знака и умение не ляпать по три ошибки в одном слове – коронный стиль Лили Эванс. Филч улыбается – потому что помнит, и почерки узнает: на стенах они писали не менее активно. Уже не первое десятилетие они с Пинс ломают голову – чем студентов пергамент не устраивает? - Ирма, ты все еще их не стираешь? - Нет. – она качает головой. – Не хочется. Пусть будет, а то малышня дальше своего курса и не вспомнит ничего. – и она сует под нос Филчу пожелтелую от времени методичку по Прорицаниям. На форзаце – небезыскусный набросок: юноша в профиль, судя по цвету шарфа – гриффиндорец. Ирма и Аргус точно знают, что гриффиндорец – лицо узнаваемо. Алиса Лонгботтом когда-то неплохо рисовала. Судя по конфетному фантику, два года назад выпавшему из кармана Невилла, до сих пор рисует. Шелестят страницы, оживают на миг сказанные и несказанные слова ушедших лет: признания в любви, заверения в ненависти, пожелание плеваться слизнями до конца своей жизни, призыв всему курсу пойти и выпить, потому что Джо, черт подери, был отличным парнем, а завтра, двадцатого сентября семьдесят девятого года, ему будет семнадцать лет, точнее, уже не будет. Карикатуры на Снейпа. Карикатуры на них с Аргусом… хм, отличная фантазия. Лет бы десять сбросить – и можно было бы попробовать, но сейчас уже не до изысков. Ревматизм – он обязывает. Китайские иероглифы на последней странице «Высших Зелий». Ни Ирма, ни Аргус китайского не знают, но по сердечкам догадаться о содержании нетрудно. - Может, отнести переводчику? Внизу припишешь, о чем там речь… - Филч задумчиво щурится. - Не надо. – Ирма качает головой. – Пусть так будет. Конфиденциальность – она для всех конфиденциальность. Виски хочешь? Он какое-то время размышляет. - Даже не знаю. Я обезболивающего сожрал в вес Миссис Норрис. Не уверен, что оно с виски подружится. - Ой, да ладно тебе. – фыркает Ирма. – А то в шестидесятых ты не жил. Филч смеется – и опрокидывает за раз полстакана. Вот эти навыки никакому ревматизму не одолеть. - А пятьдесят восьмой помнишь? – неожиданно изрекает он, отставляя подальше чернильницу, чтобы Ирма ее не свернула. - Ты еще бомбежки Лондона вспомни! – она всплескивает руками. - И вспомню. – Филч хмыкает. – Свист, грохот и мама все время плачет. Вот дура ты, Ирма! – он качает головой. - Дура. – она согласно кивает. – Я вообще всегда и все очень вовремя делаю. - Но в пятьдесят восьмом было здорово. Ирма не спорит. Она согласна. В пятьдесят восьмом у них был сплошной Синатра и никакого ревматизма. Танцевать можно было до бесконечности, не думая о том, что загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? - Ну что, - она смотрит сначала на учебники, потом на дверь, потом – на Аргуса. – Еще по пятьдесят? - И в школу не пойдем. – смеется Филч. – Нет, милая, хватит. - Тогда идем? – она скидывает мантию и на всякий случай разминает запястья. - Идем. – Аргус берет ее под руку. – Учебники на полки убирать не будешь? - Нет. Пусть ждут. - Пусть. – он согласно кивает головой. – Как думаешь, откуда будет первая волна штурма? Ирма не отвечает. Она держится за его локоть и думает, сколько учебников, взятых в девяносто седьмом году никогда не вернутся на полки.