Барафенель

Знай, читатель, что пока я пишу это, за мной охотятся Эльведионские убийцы. Награда за мою голову, должно быть, велика, и превышает обычное вознаграждение за розыск опасных преступников в десять тысяч золотых. Должно быть, по всей земле гуляют истории обо мне, мерзком предателе собственного народа. Возможно, это меня обвиняют в разгроме Златолесского рудника, в убийстве братьев и вероломстве. Но сейчас я среди верных друзей — и мне ничто не угрожает. Я верю, что труд мой не будет напрасным, и правда рано или поздно всплывёт на поверхность. В неё поверят, и ей будут следовать, словно яркой звезде на небосводе, выводящей моряка к суше. Кайлен IV, принц Эльведионский. 1Э, 986 год. Моё детство прошло в королевском замке, в опороченных магической чумой глубинах Златолесья. Я рос среди напыщенных и самодовольных родичей, но пока был мал — любил их крепче жизни, не взирая на все их проступки, глупое высокомерное поведение и откровенный расизм. Возможно, меня неправильно воспитали в раннем возрасте, или же я оказался чересчур упрямым, однако в голове моей и сердце всегда звучали слова Пресветлой Ануэль, записанные на золотой плите Истины: "Альве, винеллион тонтэ о лайнэ, эйла винеллион Барафенель оломэ, де веленар ир минэла ноквэ унетивон" Эльфы, сильнее красот своей родины, жизни сильнее Честь берегите, нет ничего в свете неба ценнее. Я проникся этими словами, как только их прочёл. Их смысл навсегда запал в мой ум, и я следовал этой истине, такой мудрой и верной. Рос я довольно быстро, ибо родившись в году 736-м первой эры, к 983-му я был уже крепким юношей, тогда как мои сверстники лишь начинали взрослеть, и преодолевать переходный возраст. Тебе, читатель, может показаться странным такое долгожительство. Но это лишь одна из печальных шуток мироздания. Мы, альвы, живём обычно около пяти сотен лет, тогда как другие народы не протягивают и сотни. Навсегда избавившись от туники мальчика, я полагал, что высокомерие есть спутник незрелости, и отныне я буду находиться в обществе умов светлых, и злобой не отягощённых. Однако, оказавшись в светском обществе, среди благопристойных, воспитанных, и знатных особ — я понял, как жестоко ошибался. Нет, глупцы и расисты не испарились, их оказалось многим больше. Это было для меня тяжкой вестью. Огорчённый, я часто бродил по лесу, оставаясь наедине с самим собой. В компании деревьев и лесных зверьков, деловито юркающих в зарослях, мне было спокойно. Разум мой не тревожили печали и горести, от созерцания какого-то таинственного проклятья, постигшего Эльведион. А может, я сам был проклят? В любом случае, я старался делать добрые вещи, я следовал зову сердца, защищал свою и чужую барафенель, когда это было необходимо. В 295-м году, прохладной весной, я по старой привычке гулял по Златолесью, сочиняя один из своих рассказов, которые вы сможете найти у некоторых торговцев, если их ещё не изъяли и не сожгли. Достигнув единения с природой и творческого вдохновения, я шёл по заваленной сухими ветками и листьями тропе, в такт шагам бормоча строки. Внезапно мне послышался глухой крик, жалобный, и проникновенный. Я тотчас выбросил из головы все мысли, и бросился на звук, прорываясь сквозь цепкие сучья ветвянок. Одежды мои, должно быть, превратились в клочья, с таким остервенением я мчался на помощь неизвестному созданию. Вырвавшись из объятий чащи, я оказался на одной из троп, которыми пользуются наши военные патрули. Глазам моим предстала ужасающая картина. Трое солдат Эльведиона, повалив на землю зеленокожее создание, в коем я признал орка, и вонзив главии в его конечности, терзали его тело. Кровь брызгала во все стороны, а на лицах моих сородичей были лишь презрительные ухмылки. Сперва они не обратили на меня внимания, но заметив — вытянулись по стойке смирно, почтительно ударив кулаками в грудь. Старший из отряда — "Лонэл" — Следопыт, титул я узнал по серебряным рунам на шлеме, сделал шаг вперёд и спросил, не желаю-ли я присоединиться к ним. — За что вы мучаете это несчастное создание — спросил я, широкими от ужаса глазами глядя в их улыбающиеся лица. — Мучаем, милорд? Нет, мы всего-лишь преподали урок этой грязной свинской мрази, от имени Эльведиона. Мы показали ему, что не стоит охотиться на оленей в наших лесах. Я перевёл взгляд на орка. На лице его, пусть уродливом, но так напоминающем наши собственные, отчётливо видна была агония. Спина его также была перебита, на это я сперва не обратил внимания. — Так вы желаете присоединиться? — Переспросил следопыт. Я сжал кулаки. Подобной ненависти к представителям своего вида я не испытывал никогда. Но также сердце моё разрывалось от боли и скорби. Ничего подобного я ранее не испытывал. Я увидел, как мои братья открыто нарушают святыни Ануэль, улыбаясь мучают слабого и беззащитного. В этом не было абсолютно никакой чести. Я подошёл к их предводителю и резкой затрещиной сбил с него шлем. Он не сопротивлялся, знал что его казнят за драку с королевским наследником. Мерзкая улыбка в миг пропала с его лица. Я приказал ему закрыть пасть и сорвал с него почётные военные символы, поле чего отобрал пояс с клинком, лук, колчан и главий. — Шагай в город, явись в главный замок, и передай командующему, что принц Кэйлен лично отправил тебя под трибунал за предательство священных традиций нашего народа. — А вы — я обратился к двум другим воинам, которые в растерянности стояли, опустив головы, и не понимая что происходит — Вы сопроводите его до пункта назначения. И если он попытается сбежать или заговорит — свяжите и тащите до города по земле. Если вы нарушите мой приказ — вас отправят под трибунал вместе с ним. Вы поняли? Воины кивнули, и, взяв своего предводителя под руки, повели его по тропе. На лице следопыта читались все те оскорбления, которые он хотел, но не мог высказать. Вредить тем кто сильнее он не посмел. Я проследил за патрульными взором, после чего опустился на колени возле лежащего в каше из земли и крови орка. Словами не передать, какую боль я испытывал, глядя на это несчастное создание. Одет он был в лохмотья, и имел при себе грубый лук с колчаном деревянных стрел. За поясом я заметил небольшую суму и моток верёвки. Это был не воин, даже не разведчик. Обычное невинное существо, пытавшееся выжить. Мы все охотимся, все пересекаем границы в погоне за зверем. Ни одним правителем не запрещены подобные мелочи, ведь дичи у всех в избытке. Но этот орк жестоко поплатился. За что? Перед кем он виновен? Перед злобным и недалёким народом, представителем которого я имел несчастье родиться? Со слезами на глазах я провёл ладонью вертикально по лицу и коснулся её горячей и липкой кожи орка — так у нас принято выражать уважение к поверженному брату. Затем я вынул короткий меч следопыта из ножен, и добил изувеченное существо. Дома меня ожидали вовсе не с исполнением приказа. Возле ворот два десятка солдат в начищенных латах взяли меня под конвой, и, угрожая главиями, повели внутрь. Одному я всё-же успел крепко заехать в лицо, так что он даже на землю повалился, но ни мои приказы ни мои крики и удары не возымели эффекта. Меня грубо избили и всего в ссадинах, задыхающегося, приволокли в тронный зал. Там меня швырнули на отполированный мраморный пол, перед отцом, стоящим возле трона, и матери, восседающей на нём. — Что ты возомнил о себе, выродок? — Бросил мне в лицо отец. Такой ненависти я от него не видел никогда. Даже к двум моим братьям, которые всегда вели себя мерзко, и воровали монеты из городской казны, чтобы пойти с этими деньгами к куртизанкам, никогда он не был столь суров. — Я всего лишь защитил святыни Ануэль. Я защитил заветы предков и барафенель... Отец не дал мне договорить. Он ударил меня сапогом в лицо, и злобно крикнул: — Защитил святыни? Орка ты защитил, мерзкую инородную падаль, которая даже близко не должна подходить к этим стенам. Я ничего не ответил. Злоба возымела верх над моими братьями. И над разумом моего отца. Взглянув украдкой на мать я лишь разочаровался. Пусть она и молчала, на лице её было презрение и разочарование. Отец приказал стражникам оттащить меня в темницу и запереть на пятьдесят лет, в качестве наказания за "непростительную наивность". И когда меня схватили за руки, и подняли, я сплюнул кровь, стёкшую в рот из разбитой губы, в сторону трона. В сторону моей, некогда обожаемой, королевской семейки. Сделав это, я выкрикнул: — Ты всегда гордился своей чистой кровью, отец. Но пусть зеркало и льстецы не обманывают твой взор! Хоть твои локоны из серебра — сердце из коровьего навоза! После этого меня так крепко огрели по затылку латной перчаткой, что в глазах всё закружилось, и очнулся я только под утро следующего дня, закованный в цепи. Да будет тебе известно, читатель, что пленные в Эльведионе не сидят без дела. Их заставляют работать в черногорских рудниках, добывая золото, драгоценные камни, и перетаскивая глыбы мрамора. Я был обречён пятьдесят лет медленно умирать, стирая ноги и руки в кровь, питаясь гнильём и плесневелыми лепёшками, пахнущими мокрой псиной, пока меня не освободили бы, чтобы вновь столкнуться с моей несломленной верой в праведность Ануэль, и вновь заключить меня на каторгу. Два года я провёл в тяжком труде. Это была настоящая пытка, ведь я помнил, что те, кому я добываю руду и мрамор — никогда не изменятся. Я стал игрушкой в руках мерзкой скверны, поразившей некогда славных альвов. Есть предание, что нашу прошлую родину — Альвион, погубили алхимические опыты тёмных эльфов, наших собратьев, любящих всё запретное. Но с каждым днём я убеждаюсь — не они извели природу и животных Альвиона, а мы. С каждым проведённым в шахтах днём я всё глубже осознавал, что единственный способ спасти альвов — отделить самых благоразумных, и покинуть эти земли, в поисках нового пристанища. Пристанища, в котором эльфы будут уважаемым и справедливым народом. Но моим мечтам не суждено было сбыться, как я думал. Пока всё не изменилось. Одним из тяжких рабочих дней, проведённых среди пыли и щебня, в темноте пещерных сводов и ответвлений, я услышал страшный грохот. Решив, что начался обвал, я стал выталкивать из тоннелей других пленных, среди которых было немало орков, которые знали, за что меня заковали в цепи. Выбравшись последним, я понял, что гром и треск исходил не из глубины гор, а снаружи. Я увидел огромных ездовых животных — моргелов, протаранивших тяжёлые ворота рудника. Внутрь через пролом посыпались орки Грода, с боевыми кличами оттесняя стражников и солдат. Пленные с радостными воплями кинулись кто куда, и я вместе с ними. Один из воинов орды во всю глотку орал "аргандр!", что значит "свобода!". И я подхватил этот крик, с ликованием мчась к развороченной стене. За ней мы увидели сотни орков, которые размахивали голубыми и красными знамёнами, били в бубны, и кричали боевые лозунги. А за ними громогласно рычали несколько моргелов, с катапультами на спинах. Спустя шесть дней я прибыл в окрестности Ирденского леса вместе с Гродом, который даже не понёс потерь, устроив столь наглую атаку на рудник второго в мире государства по численности армии и качеству вооружения. После внезапного освобождения я понятия не имел, куда идти. Нигде меня не ждали, за исключением пыточных и эшафотов. Поэтому я пересидел бой в лесу, с ещё несколькими рабами эльфов, после чего мы пошли по следам Грода, в надежде, что они примут нас хотя бы в качестве благодарных слуг. След мы не потеряли ни разу, да и не мудрено, после моргелов половина Златолесья стала похожа на развороченный быком огород. Оркам ещё повезло, что никто не успел доложить в город о нападении, и не прибыло пятитысячное войско моего отца, состоящее преимущественно из тяжёлых лучников и боевых магов. Когда мы догнали орду, нас с радостью приняли. Как оказалось, весь этот погром и цирк со штурмом рудника был нужен для освобождения орочих родичей, которые поплатились за то, что решили построить поселение в Златолесье. После того, как один из освобождённых орков сообщил всем обо мне, о том что я сделал, и что сделали за это со мной — в Гроде я стал почти своим. Эти орки, дорогой читатель, не такие и грубые, какими их представляют большинство народов. Они добрые, весёлые и интересные, со своей культурой, и самое главное — кодексом чести. У них есть барафенель, они чтят барафенель. В этом они лучшие. Я не знаю, как долго продлится моё путешествие в иные земли, не знаю, изменится ли мой народ, или будет и дальше жить, игнорируя заветы предков. Я не знаю, что будет с этой книгой, несколько копий которой я постараюсь отправить торговцам в Нифредил и Халдор. Если ты, мой дорогой читатель, всем сердцем поддерживаешь меня — приходи в Ирденский лес, найди там меня — бывшего принца Кайлена, а ныне просто Кайлена. Приходи, и мы вместе будем строить лучший мир, мир для тех, кто знает цену чести. А тем, кто спит и видит мою казнь, мои муки на смертном одре и жестокие страдания — я скажу одно: Я берегу Барафенель сильнее красот родины и жизни сильнее. А вы?