Чувства и честь

      Народ снаружи кричал и яростно требовал королеву. Она стояла в небольшой комнате, что не так давно была её кабинетом, и смотрела на толпу. Украшенные витражом окна изменяли людей, то сжимая, то растягивая их, но это не мешало понять настрой сотен тысяч мужчин и женщин. Искажённые гневом губы беззвучно раскрывались, брови оживали в яростном танце, а лбы покрывали борозды морщин, заставляя когда-то восхваляющих её людей походить на ужаснейших монстров. Королева не думала о чём-то определённом. В голове обрывками мелькали разного рода мысли и воспоминания, самые дорогие и трогательные, не вызывающие теперь никаких чувств. Да и не было уже никаких чувств. Абсолютное, полное, бессмысленное ничего. Она не винила никого из тех, кто теперь стоял там и требовал её восхождения на эшафот. Люди глупы и следуют за тем, кто силён, кто может вести и быть убедительным. Она - молодая королева, что постарела на несколько лет за пару последних суток - была честна до самого конца. Она пресекла множество преступлений среди дворян, она справедливо судила, она давала столице то, что ей нужно, она столько раз отсылала подальше всех зазнавшихся с их "предложениями", что и не сосчитать... Она проиграла в этой гонке за трон. С треском провалилась. И что теперь? Стоять тут и бесконечно задавать себе этот вопрос? О, королева определённо могла позволить себе эту мнимую бесконечность. Время, отведённое ей, тянулось со скоростью улитки, оставляя горький привкус на кончике языка. Когда оно закончится? Сколько ей ещё ждать? Кто за ней придёт? Дверь в кабинет тихо скрипнула, впуская в комнату тихий звон кольчуги. - Моя королева, - женщина вздрогнула, услышав знакомый голос. - Нам пора. Она медленно - но не слишком - обернулась. Взгляд зацепился за столь знакомую фигуру. Парадный доспех, начищенный до блеска, насмешливо играл голубыми бликами, делая из своего обладателя одну сплошную злую шутку. Раньше хозяин надевал его на праздники, когда сопровождал королеву или стоял в почётном карауле у царского трона во время приёмов. Хотя, сегодня же тоже праздник, пусть и не для неё. У канцлера всегда было больное чувство юмора, ничего не скажешь. Даже груды величественного металла не смогли скрыть то, как вздрогнул рыцарь, стоило королеве сделать шаг к нему. Ещё один. Ещё. Быстрый, холодный взгляд, который она так долго в себе тренировала. Испуганный вопрос пронзительных глаз. Говорят, рыцари с голубыми глазами весьма и весьма дурны, но это был лучший рыцарь, которого она знала.       Королева молча продолжала своё шествие по пустому коридору. Тихий стук каблуков о мрамор и звон доспехов превращались в бесконечное эхо, что хаотично отбивалось от стен и гулом отдавалось в голове. Женщина не думала ни о чём. Она просто смотрела вперёд, не видя ничего перед собой, а её хранитель тихо шёл сзади. Королева действительно не понимала, кого тут можно охранять - она была мертва, а мертвяки не сбегают. - Моя королева... - низкий бас предательски дрогнул. - Ты же знаешь, что уже нет. - Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, как он на неё смотрит. - Моя королева, - уже уверенней. - Вы... Я... Мы можем сбежать. Женщина спокойно - но это было спокойствие мертвеца, а не монарха - обернулась. - Ты же знаешь, что не можем. Бежать нам некуда, да и сбегают только трусы. - Я всегда говорил, что ваша принципиальность сведёт вас в могилу. - В голубом взгляде отчётливо виднелась горькая усмешка. Королева подошла к нему вплотную и расстегнула тоненький ремешок. Шлем через секунду оказался у неё в руке. - Мари. Назови меня по имени хоть раз в жизни. - Мари. - Мужчина произнёс его так осторожно, будто пробовал на вкус заморское лакомство. - Мари...       От оглушающих воплей толпы их отделяли лишь тяжёлые дубовые ворота. - Моя королева, - голос стоящего рядом рыцаря нервно дрожал. - Я думаю, вы понимаете... Люди вряд ли будут рады вам. - Я присутствовала на казнях чиновников, Виктор. - Королева горько усмехнулась своим воспоминаниям. - Нам и на приёмах редко бывают искренне рады. - Я укрою вас, если потребуется. - Как жаль, что тебе придется пачкать доспехи. Ты всегда так долго их чистишь. Мари посмотрела на него с всё той же - такой нервной - усмешкой. Рыцарь одарил её неодобрительным взглядом. Она знала его наизусть. Каждое его слово, морщинку, выражение лица и эмоцию. Женщина могла ответить на недовольство Виктора прежде, чем он начнёт читать ей лекцию о том, что так нельзя и что она просто невыносима. Но рыцарь ничего не ответил. Он лишь покачал головой, и сделал это с такой отчаянной печалью, что, кажется, окончательно убил в королеве всё её ироничное спокойствие. Она молча наблюдала за тем, как Виктор отворяет ворота, снимает щит с крепления и приглашает женщину идти дальше. Вопли толпы оглушили Мари, стоило ей только ступить на лестницу. Смесь ругательств, оскорблений и просто нечленораздельных криков, и каждый из них адресован лично ей. Королева холодно окинула взглядом людей, спускаясь по лестнице. Краем глаза заметила, как её рыцарь нервно сжал щит. Человеческие крики становились всё громче, заглушая мысли. Когда какая-то женщина прорвалась через оцепенение, королева совершенно не удивилась. Стражников для казни не жалели никогда, но люди всегда умудрялись прорваться. Один, или двое; время от времени небольшими группами, просто сбив с ног нескольких блюстителей порядка. И всё ради того, чтобы... У ног Мари услышала - скорее почувствовала - глухой звук. Такой бывает, когда вступишь в грязь по самую щиколотку. Или когда кухарка делит фарш на части своими грубыми движениями. Когда дети бросают в стену гнилые яблоки. Первый "снаряд" в неё не попал. Можно считать это хорошим знаком, хотя и сложно найти в её положении хоть что-то хорошее. Может, она хотя бы умрёт чистой. Женщину уводили стражники, но это уже не имело значения. Само её появление уже было условным знаком. Воздух наполнил запах гнилых фруктов и овощей. Мари успела испугаться, но, встретив взгляд голубых глазах совсем рядом, быстро пришла в себя. Ярко-алый плащ - цвет крови, подумалось ей - лёг на плечо. Послышались глухие удары о щит и доспех, вокруг разлетались дурно пахнущие ошмётки. - Пойдём. - Сказала королева одними губами и медленно двинулась вперёд. Виктор следовал за ней тенью. И был ли смысл делать такую огромную площадь? Когда они подошли к подъёму на помост, с доспехов уже стекала гнилая однородная масса. Кажется, что она заполнила каждую щель в кольчуге рыцаря. Конечно, амуницию нужно будет чистить долго, но запах... От него не отмоешься неделю. Мари в своё время отпаривала Виктора в ванной с парфюмом - она выливала их в воду целыми флаконами! - но даже это не всегда помогало. Виктор... Королева уже было занесла ногу над первой ступенью, но остановилась. Она медленно, со всем возможным оптимизмом, посмотрела на рыцаря. Мужчина всё ещё держал щит, защищая её, и смотрел. Смотрел так, как никто на неё не смотрит. - Спасибо тебе за всё, Виктор. - Её голос утонул в криках, но он понял. - И прости. Всё-таки, я ухожу раньше. Мужчина усмехнулся - она знала, что усмехнулся. - Я знал, что ты будешь первой, - одними губами, как и она. Королева грустно улыбнулась, и начала своё восхождение на эшафот. Рыцарь остался стоять на месте, не в силах уйти или отвернуться.       Когда она ступила на помост, в воздухе стояла свинцовая, затхлая тишина. Тишина мёртвая, тишина такая, в которой люди боятся дышать. С балкона канцлер - а скоро и новый король - подавал знак палачу. Мужчина в маске повернулся к королеве. Она встретила его холодным взглядом. Покорно развернулась. Встала на колени. Положила голову туда, куда нужно. Ты сотню раз это видела, это же не страшно. Мари посмотрела на Виктора. Говорят, что рыцари с голубыми глазами весьма и весьма дурны. Хорошие рыцари смотрят на казнь до конца. Хорошие рыцари не боятся крови и грязи. Хорошие рыцари - даже испачканные с ног до головы - выглядят так, будто они - главная гордость двора. Виктор определённо хороший рыцарь. Он просто смотрит на неё с ледяным ужасом в глазах. Он просто любит её так, как нельзя любить королеву. Он просто знает Мари, а не царицу. Она закрыла глаза. Вдохнула. Открыла их вновь. Она тоже. Ей нужно сказать. Только ему. Одними губами, как может понять он. - Я... Птицы с соседних крыш поднялись в небо одновременно. Оглушающий вопль толпы слышался на многие километры от площади.