Автор и Муза

Войдя в квартиру, она сразу же замерла, оглядываясь по сторонам. Ворвавшийся из подъезда сквозняк погнал скомканные листы бумаги друг за другом, заставляя их кататься из стороны в сторону, будто бы так и должно быть. Нахмурившись, она закрыла дверь и, разувшись, взяла один. Кажется, что это осталось с их прошлой встречи. — Ты вообще тут убираешься?! — крикнула она на всю квартиру, прекрасно зная, что он лежит в спальне и не хочет выходить: ждёт. В ответ — тишина. Тихо рыкнув, она стала собирать листы, расправляя каждый, чтобы позже отправить их на полку, в одну из огромных чёрных папок, где хранится всё, что было между ними. И так всегда. Иногда, когда её неожиданно заставляли срываться с места и бежать сломя голову куда-то на несколько дней, месяцев, это делал он. Но кажется, что её месячное отсутствие не привело ни к чему хорошему: он устроил ей забастовку. На столе лежала белая простынь, стопка чистых листков и ручек, как исписанных, так ещё и готовых для работы. Она любила писать фиолетовыми ручками, которые ей всегда покупал он. Она решила, что пора выкинуть то, что не нужно. Подойдя к столу, она неожиданно замерла. Множество гладких листов, исписанных ровными красными буквами, так похожими на его. Но нет, точно не его рук дело: он не любит красные ручки. Интерес ни к чему хорошему не приводит, так что по этой причине она взяла один лист, что лежал сверху. «Мой милый доктор…» — Блять, — тихо ругнулась она, — да ты просто блядь… Схватив белые листы с кроваво-красными буквами, она рванула в спальню. Он тихо лежал на кровати, кутаясь в белую простынь, испачканную чем-то красным. «Паста!» — пронеслось у неё в голове, и она, закричав, бросила листы прямо на него, заставляя их разлететься по разным сторонам. — Изменщик! — закричала она, сверля его взглядом. — Что? — удивился он. — О чём ты? О листах? Это же моё. — Прекрати мне врать! Ты никогда не пишешь такой ручкой! А посмотри на простынь… — она ухватилась за край простыни. — Она вся в красных пятнах! Лжец! — Но… — начал он, но она уже вышла из спальни. А вернулась с чемоданом… — Я ухожу! — открыв шкаф, она забросила несколько папок в чемодан. — Я так больше не могу! Ты снова пошёл налево! — Нет! У нас с ней ничего не было! Только два рассказа. Ну или двадцать два… Ой, стой. Как ты можешь уйти?! — Я видела всё по её буквам и словам. Так мило, так отчаянно. Прям как ты любишь! Господи, почему ты так жесток ко мне? Почему ты не мог сказать прямо, что тебе надоели мои рассказы и стихи? Что у тебя другая? Почему? … — Я не смог сдержаться, — он нервно сглотнул, — когда она стала говорить про свои идеи. Я идеально подходил для того, чтобы воплотить её мечты в жизнь. Она сказала, что это было охуенно. — Вот так вот, да? — она посмотрела в его глаза. — А я тебе такое не говорю? Мои идеи ужасны? — Я не то хотел сказать… — он запнулся и молча стал смотреть, как она собирает чемодан, как укладывает папки одну за одной. — Не уходи, — взмолился он и, встав с кровати, обнял её. — Как ты можешь уйти? Вспомни, сколько всего у нас было. — Я не могу постоянно тебя прощать! — она заплакала, размазывая слёзы по щекам, как маленькая. — Ты постоянно это делаешь! Я не выдержу, Муза… — Ты сможешь, мой Автор, — он крепче её обнял, — ты всё сможешь. Со мной. — Смогу… — Пойдём, напишем новый стих. — Пошли…

***

Он тихо лежит на столе, закутавшись в простынь. Она сидит за столом, исписывая очередной лист фиолетовыми чернилами. И благодарит Господа, что Муза никогда не лезет в её сумку. Он не выдержит, если узнает, что с места его Автора срывает любитель адреналина в крови, что даже в последние полгода пишут о снеге и экстриме, не на секунду не переставая думать об одном. Автор может простить свою Музу за её небольшое блядство. Но Муза никогда не простит своего Автора-блядь. Так и живёт творчество…