Нежносердечное

Мне не нравится слово «любовь». Какое-то оно больно сладкое, приторное. Как белая сгущенка в круассанах, которые день изо дня делает, ну, пытается делать мама. Поэтому, когда меня спрашивают, люблю ли я кого-то, я недовольно морщу нос. Нет. Нет-нет-нет. Любовь — слишком сладко, я не хочу это пробовать. — А как же Хосок? — А причем тут Хосок? Причем тут Хосок и любовь? В них ничего общего, абсолютно. Это тоже самое, если попытаться сравнить сгущенку в круассанах и, допустим, пармезан. Стали бы вы есть это вместе? Отнюдь. Нормальный человек не станет это смешивать, ведь пармезан соленый, не настолько, что морщишь нос, как от сгущенки, но в круассан его вряд ли засунешь. Только если ты не какой-нибудь извращенец гурман. — Я думала, он тебе нравится, разве нет? — вытаскивая изо рта пустую палочку от чупа-чупса, спокойно говорит одногруппница. Словно о погоде, честное слово. — Я думала, ты об этом думать в принципе не должна, разве нет? Смешок в мою сторону, не то с обидой, не то с какой-то иронией. А мне то что, обижайся. — Он бы все равно послал тебя подальше. Хосок — парень нежносердечный, такую грубиянку, как ты, он бы просто не вынес. И удаляется с видом, будто мир спасла. А мне думай. Ну да, он не был красавчиком-мерзавцем. Обычный парень с необычными интересами. Ну серьезно, все эти фигурки пони на его рабочем столе в перемешку с журналами об авиации. Смешно как-то, но я никому не рассказывала. Нравится ему это и пусть. И сердце у него было ранимым, добрым и щедрым. О, вот в плане сердца таких поискать надо, и не найдешь. Но было ли оно нежным? Что это вообще за слово — «нежносердечный»? Выплюнув жвачку прямо с третьего этажа, я потопала вниз с крыши, решив, что моя голова достаточно на сегодня загружена, хотя я, вообще-то, вышла сюда проветрить ее. Пары кончились с ним одинаково. Поэтому и домой шли вместе, без какой-либо посторонней причины. Он все держал рюкзак за лямку и разглядывал облака, мечтатель хренов, а я разглядывала его. Нет, с ним слово «любовь» у меня не ассоциируется. Или это из-за того, что я «грубиянка»? — Слушай, — начала я, отвлекая его внимание от неба. — Как думаешь… Я запнулась. Как бы спросить-то? Зачем мне это спрашивать? — Мне на звезды больше нравится смотреть. В облаках ничего интересного, — зачем-то сказал Шин, совершенно не смотря куда-либо еще, кроме меня. Стой, не сбивай с мысли. — Как думаешь, я грубиянка? — на его звезды я не знаю, что отвечать. Хосок приподнял брови, совсем чуть-чуть удивляясь вопросу. Я бы тоже удивилась. Я никогда не говорила с ним о чем-то вроде «я» и «ты». И, тем более, «мы». — Смотря с кем, — спокойно ответил он, останавливаясь на перекрестке. Тут мы обычно расходились в разные стороны. Нет, не хочу. Я хочу еще поговорить обо мне. — Хочешь ко мне? — будто зная все мои мысли, спросил, хотя скорее просто сказал, парень. Взял мою ладонь и потянул в сторону своего дома. А как же мой ответ, эй. — Хосок? — Ты слишком много думаешь в последнее время. Перестань. Я слишком много слушаю других в последнее время. И это не могу перестать делать, как ни стараюсь. Прослывая именно из-за этого грубиянкой, между прочим. Уже сидя у него на кухне и, не спеша заваривая кофе, я продолжила разговор. — А какая я с тобой? Обычная, ответила бы я, если бы меня спросили тоже самое. — Обычная. О, так я не одна так считаю. Я кивнула, поддерживая его слова. Хосок то ли умный, то ли проницательный, но его ответ прекрасен. — А что в звездах интересного? Люблю ли я Хосока? Но я не люблю это слово, как я могу его употреблять? Ценю, уважаю, дорожу, что угодно, но не это… — Они таят в себе гораздо больше тайн, хоть и кажутся такими далекими и холодными, — он сел рядом со мной и напротив раскрытого окна, в которые заглядывало солнце уже из-за горизонта. — А облака… Слишком открытые и простые, что ли. — Ты такой философ, порой. С тобой невыносимо. — Взаимно, — мы улыбнулись друг другу и перевели одновременно взгляд в окно. Наверное, я не буду спрашивать именно тот вопрос. Не стоит портить ни настроение, ни отношение, ничего не надо портить. И в тишине хорошо. — Эй, — окликнул Хосок, я снова посмотрела на него. Карие глаза освещались оранжевым светом, отчего были в разы насыщеннее. Красиво. — Обычная — это лишь на устах. А в голове… Хосок сделал паузу, давая мне возможность додумать. Но я не хочу думать. Пусть скажет. Но Хосок не торопился. Мы сидели так близко и это совсем не смущало. Он смотрел красивыми глазами в мои, совсем некрасивые, хотя цвет у меня такой же. Вытащив из моих рук кружку, он отставил ее подальше. От меня и от греха, видимо. Убрал прядь волос с моего лица. Улыбнулся. — В голове те самые звезды. Звезды, планеты, кометы, галактики. Я не силен в терминах, знаешь ли. — Я тебя поняла, — усмехнулась. — Спасибо. Поцелуи Хосока всегда медленные, мягкие и нежные. Будто он целует розу, которая вот-вот должна опасть, поэтому с ней надо бережно обращаться. И этой розой была я, но я не спешила опадать. Но подобную ласку принимала, будто через секунду, вот-вот, и цвет рухнет. Его губы переместились на мои щеки, а я вспомнила одно слово. — Мне сказали, что ты нежносердечный. Что я слишком грубая для такого, как ты, — не смогла говорить нормально, шептала. Иначе, потревожу атмосферу. — Они ошибаются. Краткий ответ. И совсем непонятный. — В нашем случае все наоборот. Просто эти люди не видят этого, — Хосок отстранился на пару сантиметров. — И не надо, главное, это вижу я. Не люблю слово «любовь». Я не люблю Хосока. Это слово не описывает того, что я чувствую к нему, на самом деле. Я дышу им. Живу им. Существую. Так более правильно. Но все-таки… Стоит ли спросить? — Хосок, ты любишь меня? — вылетело прежде, чем я все обдумала. Просто мы не любители об этом говорить. Не любители трепла. Я опустила взгляд, готовясь к любому ответу, хотя знала, что он в любом случае будет прекрасен. Но Хосок решил вообще не отвечать. Подняв мое лицо пальцами, он вдруг снова начал целовать меня так, будто я уже не та хрупкая роза, а вполне живой цветок, готовый к любым испытаниям флориста. И я просто плавилась. Как шоколад. Как воск. Я мякла в его руках, держащих меня за плечи. В этот раз мы ближе, чем обычно. Да, мы не в первый раз целуемся, но это никогда не оговаривалось — зачем мы это делаем, почему, для чего. И сейчас, понимая, что похожа на лужицу, я просто снова поняла, что Хосок умный. Или проницательный. Нежносердечный тут не он. И не я. Нежносердечное — это то, что происходит между нами.