Непонятная поебень(название прямо отражает отношение автора к работе)

Мидорима сидел в кресле, спокойно почитывая книгу, не дочитанную в школе из-за идиота Кисе, весь день жужжащего над ухом. Снайперу пришлось постоянно менять своё местоположение: крыша, спортзал, класс, школьный двор и заново, только в другом порядке — чтобы прятаться от надоедливого блондина. Знал бы кто, как достало это чуть ли не визгливое, молебное «Мидорима-чи», даже сейчас отдающееся эхом в голове. Или… Шинтаро оторвался от книги, прислушавшись — всё именно так, как он предполагал! Выглянув в окно, можно было заметить светловолосое чудо, еле передвигающее свои конечности и выглядящее так, будто только что вылезло из помойки. Хоть Мидорин и был раздражён, но всё же беспокоился об этом сгустке идиотизма, поэтому, покачав головой и мысленно отметив, что больше столь добрым не будет, он, будучи уже одетым, вышел из квартиры, дабы помочь ползущему Рёте. На улице Мидорима с непроницаемым лицом пошёл навстречу модели. И только он приблизился, как на него сразу свалилась, оказывается, бухая тушка блондина. — Кисе, какого ты напился? — возмутившись состоянием сокомандника, ну ладно, друга, спросил Шин, закидывая на плечо почти бесчувственное тельце и неся его к себе. Хотя стоит заметить, что Рёта далеко не пушинка. Однако снайперу на это было в тот момент плевать, так как он точно знал, что собственными силами модель больше и шагу не сможет пройти. — Спасибо. — тихо произнёс Кисе, не отвечая на заданный вопрос и уже засыпая, убаюканный мерным покачиванием ходьбы зеленоволосого. Но сам по себе засыпать он не хотел, рассчитывая ещё понаслаждаться запахом Мидоримы, несущего его. А в данный момент он не только вдыхал запах снайпера, но ещё и любовался прекрасным видом на его пятую точку. Мидорин (и не надо бомбить, типа надо писать POV!) И что мне делать с этим придурком? Напился, непонятным образом пришёл к моему дому да ещё и орал на полквартала моё имя. Ну, ничего не поделаешь, он всегда был идиотом. Довольно милым идиотом… Я положил эту пьяную, уже заснувшую тушку на свою кровать — не буду же я разгребать гору учебников с дивана. Мне тогда заниматься будет негде — книги больше никуда не влезут, если раскрыть все одновременно и уложить рядом. Я снисходительно покачал головой, сел рядом и приложил тыльную сторону ладони к его лбу — проверить, нет ли у него белой горячки или, как её ещё называют, «белочки». Слава ОхаАсе, он впорядке… ну, относительно. Сейчас мне хотелось всё же дочитать ту книгу, и я уже поднялся с кровати, как меня неожиданно схватили за запястье, утягивая обратно. Недолго посопротивлявшись законам физики, я таки плюхнулся обратно, но на этот раз прямо на Рёту. — Мидорима-чи… — тихо начал Кисе, обняв меня по горизонтали — мы лежали крест-накрест — Останься. Я совершенно недоумевал, что творит это блондинистое чудо, но совершенно на него не сердился, наоборот — даже находил эти выходки милыми. Я выпутался из его рук и, вопреки здравому смыслу, говорившему что-то о неправильности происходящего, улёгся более удобно, прижимая к себе Рёту, у которого то ли от выпитого алкоголя, то ли от смущения, зарделись щёки. Кисель (да, я его так называю. хотя, уверена, не я одна) Правда? Он, что, не собирается отталкивать меня и читать лекцию? Он… обнял меня? Это точно мой Шинтаро? А, да, не мой. Но это и не поправимо… Это же всего лишь слишком, чересчур реалистичный сон. А так хочется, чтобы он был явью — Мидорима-чи… — он обратил на меня свой изумрудный взгляд, будто безмолвно спрашивая:«Ну что ещё?» — Поцелуй меня. — попросил я, невесомо дотрагиваясь до его губ своими. Получая разрешение, я углубляю поцелуй. Главенство сразу же перехватывает он, а я просто благодарю его, что исполнил мою мечту, хоть и во сне… Наутро я проснулся, когда дверь за Мидоримой уже закрывалась с характерным стуком, но без скрежета ключей в замке. Время — 9:17. Значит, я могу опоздать на поезд. Так как одежда была уже на мне, я просто уселся на краю кровати и подумал, что неплохо бы и попрощаться. Только вот вживую я этого делать не решился бы — слишком уж больно станет. Я не нашёл ничего более подходящего для записки, чем листок из какой-то тетрадки, и начал его отрывать. Ну вот, опять разревелся да ещё и бумагу дёрнул случайно, от чего та сразу порвалась наискосок. Чувствую себя просто ужасно, но надо, просто надо оставить записку. Ведь если я этого не сделаю, то он так ничего и не узнает. Пять минут я просто стою и пялюсь на немного сероватую поверхность бумажки, не соображая, с чего начать свою «речь»… «Знаешь, Мидорима-чи, я люблю тебя. Всегда любил… Помню, как ещё в Тейко осознал это, перед этим немного поотрицав всё это.» Пишу, поняв, как выразить хоть часть того, что чувствую, пытаюсь ровнее, но не могу… «Я понимаю, что, наверное, ничего, больше старого знакомого, для тебя не значу. Однако моя глупая привязанность к тебе растёт с каждым днём, а я и не могу это предотвратить или хотя бы замедлить.» …руки трясутся, а на обрывок листа иногда падают слёзы, размывая текст и делая его ещё более кривым, неправильным внешне, бросающимся в глаза своими яркими разводами чернил — делая его похожим на меня… «Помню, как выводил тебя своей болтливостью… Это было не из вредности, нет — виной всему была моя маленькая мания вытаскивать из тебя хоть какие-то эмоции. А так как на особую дружелюбность рассчитывать не приходится, я пытался увидеть что-нибудь другое: раздражение, злость… даже ненависть, которая каждый раз больно ранила прямо в душу.» …как вспоминаю его, сразу хочется завыть от тоски и бессилия что-либо сделать. Даже вот сейчас к горлу опять подкатывается горький ком, не позволяющий нормально дышать… «И если с растоптанной душой я ещё смог бы смириться и закрыть на её остатки глаза, устремив взгляд на твоё прекрасное лицо, то с разбитым сердцем я не справлюсь. Наверняка, ты не знаешь, насколько мне бывает плохо, когда я вижу твою снисходительную улыбку… предназначенную этому выскочке, занявшему всё твоё время. Я уже не говорю о том случае, когда он украдкой коснулся священного — твоих губ — в каком-то переулке. Я не знаю, чем это закончилось, да и как-то не хочу…» …не желаю даже вспоминать о том случае, но это невозможно, ведь в этой комнате каждая вторая вещь — как отсылка на Такао и на его искреннюю заботу о совершенно не моём Мидориме… «Я такой трус, понимаю. Я нескладный, осточертевший всем со своим наигранным весельем и улыбкой, как у безвольной марионетки…» …и опять написанное расплывается в солёных лужах, да ещё и ручка как назло потекла… «Но, знаешь, я уже не могу жить иначе, я привык. Привык, что ко мне не относятся всерьёз, считают глупым, завидуют моему счастью… совершенно ненастоящему. Я привык, что никому не нужен, привык, что не нужен тебе» …но у меня нет времени, чтобы сменить её, ведь я уже в полной готовности позорно сбежать от чувств и от Шинтаро… «Наверняка, ты сейчас где-нибудь с этим Такао. Готов поспорить, обо мне у тебя нет и мысли. Что ж, как я уже сказал, я привык к этому. Так что… я решил уехать в… не скажу куда. Хотя, тебе, скорее всего, плевать, но всё же, всё же…» …он ушёл куда-то недавно, а я сейчас стою на пороге его квартиры, зная, что дверь не закрыта, и волнуясь, как бы он не вернулся раньше, чем я рассчитал… «Прощай, Мидорима-чи… Я, конечно, буду надеяться, что ты испытал по отношению ко мне хоть что-то, но, знаешь, я уже устал надеяться… Всё, конец… Это было что-то вроде записки… больше похожей на любовное письмо. Хотя, так этот клочок бумаги тоже не назовёшь. Вчера вечером… прости, что напился — перебивал горе. Сомневаюсь, что нужен тебе, но решил своеобразно „попрощаться“.» …как же я не хочу уходить отсюда! Но это просто необходимо… «Ещё раз, прощай…» Я положил листок на тумбу в прихожей и быстро выбежал за дверь, торопясь на вокзал, попутно смазывая с лица мокрые следы и нацепляя ту приторную улыбку, с которой всегда жил… Мидорин Проснулся я раньше этого раздолбая. Ну оно и ясно — он ведь напился в хлам вчера, вот и отсыпается. Так как в дома у меня из еды были только печеньки, я решил сходить в магазин. Вернувшись, Рёту я не обнаружил, зато в прихожей лежал листок, на котором было написано признание в любви мне, а также сообщалось, что он уезжает. Ну не идиот ли? Уезжать, не зная ответа. Жалкий трус! Тем не менее надо его остановить. Я поставил пакет с покупками на пол и поспешил на улицу. Автобус к вокзалу недавно уже уехал, так что пришлось вызывать такси и надеяться, что оно довезёт меня раньше, чем автобус Кисе. Что это вообще за гонки? На вокзале я сразу начал выискивать жёлтую блондинистую макушку. Светловолосых людей в Японии мало, а тем более таких ярких, да ещё и пользующихся косметикой. Стопудово у него тушь потекла, а искать его надо в туалете. Спокойным шагом дойдя до общественного санузла, я открыл дверь и успел заметить только то, как в одной из кабинок кто-то быстро скрылся. Наверняка, Рёта. Но опозориться не хочется, так что надо бы хоть голос услышать. Так, посмотрим, кто такой рассеянный, забывший на раковине свой любимый парфюм? — Извините, вы забыли духи. — внутренне усмехаясь, спокойным голосом оповестил я. — А. ничего, я потом заберу. — тихий голос из кабинки с привычным отголоском слащавости, но сейчас подрагивающий. Я узнаю его из тысячи, из миллиона. — Кисе, выходи давай. Не надо устраивать мне ещё один квест «выкури идиота из туалета», помимо марафона. — Не-ет, я не хочу! — пропищал Рёта. — Ты во всяком случае не сможешь сидеть там вечно. Во-первых, твой поезд уезжает через десять минут. Он здесь в принципе единственный на ближайшие полдня. Во-вторых, ты проголодаешься или ещё что, даже если унитаз у тебя рядом. Ну, а в-третьих, этот туалет работает не круглосуточно, вот что. — я поправил очки, хоть меня и не видно. Он затих на несколько секунд, наверно, обдумывая ситуацию, а затем тихо вышел, склонив голову и продолжая молчать. — Посмотри на меня — потребовал я, так как разговаривать с его затылком не намерен. Он поднял голову. Плакал, значит. — Ну и что ты за драму устроил с той запиской и уездом? — спросил я, всматриваясь ему в глаза — Там, кстати, почти ничего было не разобрать. Он стыдливо отвёл взгляд, но так ничего и не ответил. Я только устало вздохнул и притянул его к себе, заключая в объятия и тихо шепча на ухо. — Идиот. Полнейший идиот… но мой. Он только всхлипнул и уткнулся мне в плечо. — Знаю, туалет — не самое романтичное место для признаний, но ты мне иного выбора не дал. Так что, я люблю тебя. — так же тихо сказал я, поглаживая его по спине. На этот раз он решил ответить. — Мидорима-чи, ты не шутишь? — всё же взглянув мне в лицо, спросил он. Ну да, кто же в наше время поверит в искренность чувств и осуществление того, что казалось нереальным. — А я умею? — ответил вопросом на вопрос я. Хоть и мой вопрос исчерпал все ненужные ответы, ведь я и правда просто не умею шутить. Я вообще, слишком серьёзный человек по мнению других. Кисе лучезарно улыбнулся, не посчитав нужным во второй раз признаться — это и не нужно — и радостно повис у меня на шее. — Быстро же у тебя настроение меняется — подметил я, усмехаясь — А теперь слезь с меня. Мы в туалете как бы, а ещё я хочу домой. Ты изрядно вымотал меня этой гонкой. — Старый ворчун! — недовольно пробормотал Рёта, но всё же перестал вешаться. Я уже хотел выходить, но меня остановили, потянув за руку. — А поцелуй? — нагло потребовал он и быстро добавил некое подобие аргумента — Ну пока никто не видит, пожалуйста! Я уж смирился с местом, где мы находимся и легко коснулся его губ своими. — И всё? — он как-то по-детски возмутился, словно ему наложили совсем маленькую порцию мороженого. — Остальное потом получишь. — спокойно пояснил я — Что подумают люди, зайдя сюда и увидев двух целующихся парней? *в это время сюда заглянул Такао, собирающийся с родителями на Окинаву, и, прифигев, свалил… Кисе только надулся, как индюк, но ослушаться не решился и, недовольно ворча, вышел из туалета вслед за Шинтаро, и они вместе пошли на остановку — ждать автобус. *Рёта всё так же лез к Мандарину, а Казу слепо шёл за родителями, бормоча себе под нос что-то вроде: «Шин-чан… как ты мог… с ним… убью… и расчленю… и закопаю по частям… а может… мне привиделось… что здесь вообще происходит… я определённо сошёл с ума… ну невозможно же… чтобы Шин-чан и с… такой хренью встречался… а я ведь ему уже подружку подобрал…» В общем, Кисе с Мидором счастливы, хоть один из них и идиот сопливый и ещё пессимистичных трус, а у Такао психика была окончательно убита… Эх, порушили ему все свои свашские планы. Бедненький.