День начался с форс-мажора: с утра позвонил Майлз и, рассыпаясь в извинениях, объявил, что сегодняшнее собрание нашего «совершенно секретного клуба редко, но зато от души пьющих трудоголиков Лондона и его окрестностей» переносится на следующую неделю по независящим от него причинам. Окончательно и бесповоротно разбуженный, я смачно выругался и, уже не надеясь, что смогу доспать остаток утра, оделся и переполз в кресло. Это был отличный шанс немного поработать, чтобы наконец сдать свой и без того затянувшийся проект.
Погода располагала к прогулкам, но тащить с собой на улицу ноут совершенно не хотелось, и потому я просто открыл шторы и форточку и впустил солнце и ветер в свою полуподвальную дыру, которую мистер Г., мой домовладелец, гордо именует нижней квартирой.
Удобно расположившись в кресле и намотав на руку свои старые чётки, я приступил к работе. Обёрнутые в четыре ряда вокруг запястья, бусины мягко согревали кожу и успокаивали мысли, помогая сосредоточиться. Погрузившись в стройные узоры программного кода, я уже почти выпал было из реальности, как вдруг что-то легко царапнуло меня по босой ноге. Я невольно дёрнулся.
По полу мимо меня пробежал, деловито поднимая когтистые лапки и кокетливо виляя хвостом, небольшой крокодильчик. Я инстинктивно захлопнул компьютер и поджал ноги. Только невесть откуда взявшихся беглых рептилий мне сейчас не хватало. Вскоре появился ещё один, почти вдвое меньше предыдущего; он вскарабкался и улёгся в кресле напротив, сверля меня настороженным взглядом маленьких умных глазок. Потом возник ещё один, и ещё, и ещё. В конце концов их стало девять. Самым крупным был тот, что появился восьмым. Я напрягся: нетрудно было догадаться, что всё это значит¹. Но я не мог понять, чем обязан такому визиту, и совершенно отказывался верить в реальность происходящего. В любом случае, находиться с ними в одной комнате было неуютно.
Я покинул свой трон и направился в кухню, но слабый разряд тока остановил меня на пороге. Осторожно провёл пальцами по невидимой завесе, подавляя желание отдёрнуть руку от неприятно искрящего при каждом прикосновении барьера. Кто бы мог подумать, у меня на кухне установлено силовое поле, вот это да. Напряжение было невысоким, но вполне достаточным, чтобы удержать меня по эту сторону преграды. И я был почти уверен, что тот, кто его установил, при необходимости мог увеличить мощность. Единственное окно тоже оказалось запечатано. Я был изолирован в этой скромной комнатёнке и оставлен под надзором девяти крокодилов, с интересом наблюдающих за моими действиями и тихо перерыкивающихся между собой. Бежать или прятаться, по всей видимости, было бесполезно, но я счёл нужным хотя бы попробовать. Для очистки совести.
Отойдя к противоположной стене, я запрокинул голову, закрыл глаза и раскинул руки, являя собой живой крест. Глубоко вдохнул, на секунду задержал дыхание, а затем стал медленно открывать расфокусированные глаза, одновременно выпуская из себя воздух, и чем меньше его во мне оставалось, тем прозрачнее становилось моё тело. Когда я сделал следующий вдох, я уже был абсолютно невидим. Второй, до этого не отрывавший от меня взгляд ни на секунду, закрыл глаза и отвернулся. Так-то лучше. Я сложил руки на груди и стал ждать.
Вдруг все крокодилы покинули свои посты, выползли на середину комнаты, развернувшись в сторону окна, выстроились полукругом и приветственно подняли раскрытые пасти. В то же мгновение явился он. Темны были его волосы, красны развевающиеся одежды, уверенна и величественна поступь. Одного лишь взгляда на него было достаточно, чтобы сердце испуганно сжалось и замедлило свой ход. Он окинул комнату твёрдым взглядом, не задерживаясь ни на чём больше доли секунды, а затем направил свой взор в ту точку, где стоял, не смея ни дышать, ни шевелиться, прозрачный я, исполненный благоговейного ужаса перед нежданным гостем. Его губы тронула лёгкая и на удивление ласковая усмешка:
— Невидимость? Ты ведь понимаешь, что ни одно живое существо не способно укрыться от меня, как бы оно того ни желало. Но, по крайней мере, ты оригинален.
Поняв, что мой камуфляж не сработал, я тут же сбросил его, после чего мгновенно залился краской и почтительно склонил голову:
— Благодарю, лорд Яма².
— Давно не называли смертные меня этим именем, — он опустился в кресло, где минуту назад сидел крокодил, и обернулся ко мне. Спокойно было его лицо, а голос разливался тёплыми, словно воды южных морей, волнами. Но нет в природе силы страшнее и разрушительнее, чем вода. — Ты удивил меня дважды за столь короткий срок, но немногим удаётся сделать это даже и единожды. Я рад, что мы с тобой встретились, хотя вряд ли ты разделяешь моё мнение в этом вопросе.
Я по-прежнему стоял ни жив ни мёртв, прислонившись к стене и надеясь, что всё это не более чем дурной сон. Почувствовав на себе тяжёлый взгляд, я инстинктивно поднял голову. Он смотрел на меня, и в глазах его не было ни одной из тех черт, что люди обычно приписывают смерти. Эти глаза притягивали и гипнотизировали, как два тёмных омута, на дне которых покоятся несметные сокровища и снуют стерегущие их бесы. Он ждал моих действий, и я решил рискнуть. Сделав шаг вперёд, я заговорил:
— Как говорят, ты — бог, чьё царство — смерть, и знание твоё простирается за пределы понимания смертных. Поэтому хотел бы я расспросить тебя, покуда находимся мы здесь³.
Лорд Яма призрачно улыбнулся, скользнув взглядом по моему левому запястью, и указал рукой на кресло напротив, приглашая меня сесть:
— Что хочешь ты узнать? Обещаю тебе дар вопрошания смерти³. Но будь так любезен, постарайся избавить меня в дальнейшем от чтения древних текстов.
Я осторожно прошёл к креслу, сопровождаемый девятью парами внимательных жёлтых глаз и одной — чёрных. Усевшись и подобрав под себя ноги, я продолжил:
— Антака, объясни.
Бог смерти чуть вздёрнул бровь:
— Что именно?
— Почему сейчас?
— Потому что, — он чуть подался вперёд и склонил голову набок, — так выпали карты. Почему именно восьмой, — он указал на самого крупного крокодила, и тот довольно рыкнул и повёл хвостом, — ты, думаю, и так понимаешь.
Я коротко кивнул:
— Да, Яма-Дхарма. Предсказатели и прорицатели⁴, — он согласно прикрыл глаза. — Но почему крокодилы, Владыка? Я проклят?
Чёрные глаза вспыхнули и тут же погасли.
— В каком-то смысле. Но не беспокойся об этом. Ты прав, их вотчина — дела проклятия и смерти. Но в твоём случае скорее второе, чем первое; Читрагупта⁵ уже зачитал мне твоё досье.
Ответ показался мне неполным и слишком уклончивым. Я хотел было возразить, что это совсем из другой традиции, но передумал. Всё взаимосвязано. К тому же в данный момент меня волновали вопросы поважнее.
— И всё же, Дхармараджа⁶, почему именно сейчас? Я не стар, не болен…
Он недовольно откинулся на спинку и сложил руки на груди.
— Мне кажется, ты пытаешься со мной торговаться. Не этого я ждал от тебя, позволяя коснуться части моего знания, запретного для простых смертных. Не для того начал я и этот разговор. Выбери другой вопрос, покуда есть ещё у тебя время.
Его взгляд прожигал меня, как сфокусированный линзой солнечный луч прожигает брюшко муравья. Я отвернулся к окну.
— Когда умирал мой дед, ему тоже являлись крокодилы, — слова давались мне с трудом. Я накрыл левое запястье ладонью и стал теребить чётки. Это немного успокаивало. — Бабушка рассказывала, сам я этого уже не помню. Но они были огромны. И ходили по потолку, не по полу. Они сторожили его в течение недели, лишали сна и наводили ужас. Он кричал и метался, но не мог их прогнать.
Словно не замечая меня, Антака⁶ оправил свои одежды и обернулся к крокодилам:
— Лимб⁷, или сюда. — Первый поднялся и послушно подошёл, и Яма взял его на руки. Остальные восемь смотрели на счастливчика, удостоившегося столь великой чести, глазами, полными зависти. Четвёртый, лежавший у самых ног Ямы, возмущённо рыкнул, и Смерть, наклонившись, щёлкнула его по носу. — А ну-ка тихо, — недовольный умолк и, сдав задом, скрылся под креслом. Вновь переключив внимание на меня, Яма вежливо улыбнулся. — Вы слишком разные. Он прожил жизнь, неумеренную во всех смыслах, и жил он в вечном страхе во тьме собственного невежества, богохульствуя и глумясь надо всем непонятным, а понимал он столь мало, что сложно было вложить хоть искру прозрения в его слабый разум. Его нужно было приструнить, и, как ты знаешь, моя свита прекрасно справилась с поставленной задачей. Ты же совсем другой. Никто не станет намеренно пугать тебя. Но время твоё почти вышло.
От этих слов я будто окаменел. Ценой нечеловеческих усилий мне всё же удалось повернуть голову. Бог смерти поглаживал крокодила по спине, удобно устроившись в старом полинявшем кресле, и тот блаженно жмурился, распластавшись у него на коленях. Идиллическая картина на фоне грядущего персонального апокалипсиса.
— И как это будет? — я не отрывал взгляд от чуть приоткрытой пасти млеющей рептилии. — Они ритуально сожрут меня?
Зверь нехотя открыл один глаз, издав при этом что-то среднее между саркастическим смешком и кашлем. Яма перестал его гладить и опустил руку на подлокотник. Вздохнул и поднял на меня усталый взор. Крокодил открыл второй глаз, закрыл пасть и, опустив голову на колени своего господина, впился в меня осуждающим взглядом.
— Уже много веков никто никого не жрёт. Они лишь вестники и проводники, но не исполнители.
Это радовало, но не смягчало печальную перспективу. Должно быть, тягостные мысли слишком ясно отражались на моём лице, и бог смерти продолжил:
— Молодой водитель грузовика не справится с управлением. Вчера он хорошо погулял с друзьями, и времени на сон у него уже не осталось. Уснув за рулём, он протаранит ваш дом, въехав прямо в окно твоей комнаты. Он выживет, отделавшись парой переломов, но парень, ничего не подозревавший и работавший за компьютером — ты — должен погибнуть. Мощный удар в висок, мгновенная смерть. Легко и действенно, — он чуть помедлил, — только мусора много.
По телу пробежала дрожь, словно меня лизнул ледяной ветер. Я поёжился. Вот оно, дыхание смерти, заставляющее содрогаться и старых, и малых.
— Когда, Антака?
Смерть закрыла глаза.
— Скоро. Он уже близко. Я слышу его. Сейчас.
В то же мгновение комнату огласил звон бьющегося стекла и грохот крошащегося камня, пол и стены задрожали. Но ничего не произошло. Из кухни раздался стон, за ним последовал сдавленный вскрик, и вскоре снова стало тихо. Я подскочил в кресле и обернулся. Крокодилы исчезли, словно их никогда и не было. Бог смерти же, напротив, остался сидеть, не двинув ни единым мускулом.
***
Не обращая ни малейшего внимания на взорвавшееся диким треском силовое поле, в комнату вошла, легко покачивая бёдрами, прекраснейшая из всех женщин, которых я когда-либо видел. Тёмные волосы непослушной гривой разметались по её плечам, руки и ноги были щедро увешаны замысловатыми браслетами. Небрежно наброшенная шкура пантеры едва прикрывала её стройное грациозное тело; к поясу с юбкой, стилизованной под отрубленные человеческие руки, был подвешен видавший виды изогнутый меч. Богиня очаровывала и вместе с тем внушала ужас. Я смотрел на неё, словно заворожённый, и не мог отвести взгляд от волнующе полных губ, претерпевавших метаморфозу от яростного оскала до мягкой материнской улыбки. Пятьдесят пар отсутствующих глаз безмолвно взирали на меня с устрашающего белоснежного ожерелья из черепов, украшаюшего её шею и плечи и резко контрастирующего с её темной, отливающей синевой, кожей.
Опомнившись, я вскочил с кресла и согнулся в почтительном поклоне, закрыв глаза и стараясь запечатлеть в памяти этот облик. Тёплые пальцы чуть тронули меня за плечо, и я вздрогнул, не веря, что мне выпала такая честь — до меня дотронулась сама Кали⁸. Открыл было рот, но язык изменил мне, и всё, что я сумел из себя исторгнуть — это лишь тихий хрип. Богиня усмехнулась своим мыслям и обратила ко мне правую руку, сложенную в жесте изгнания страха, а левой указала на стену напротив. В глазах её медленно стихало тёмное пламя. Я умолк и послушно отошёл к стене. Ощутив спиной твёрдую поверхность кирпича, я немного успокоился и, насколько это было возможно, пришёл в себя. Страх и правда начал отступать.
Тем временем её правая рука обратилась к Смерти, сложившись в жест благословения, и богиня заговорила:
— Приветствую тебя, Адский Князь⁶.
Яма, доселе недвижно сидевший в кресле, словно собственное изваяние, склонил голову в ответ:
— Моё почтение, леди. Каждой встрече с тобой, о недосягаемая, я рад, словно самой первой.
Кали кокетливо потупилась и, сев в свободное кресло, снова гордо вскинула голову. Глубокий бархатный голос её лился, услаждая слух и лишь усиливая дуализм, присущий образу богини:
— Приятны речи твои, о Смерть, и берёшь ты всё, что ни приглянётся твоему взору, не встречая преград своим желаниям. Но помни, что и моя природа отчасти сходна твоей. И сегодняшний твой выбор мне неугоден, — богиня закинула ногу на ногу, и браслеты на её щиколотке весело звякнули. — Я переиграла всё на свой лад. Тот, что должен был жить, идёт теперь дорогой юга⁹. Тот, которого хотел ты взять себе, ныне мой.
Первоначальный энтузиазм исчез из его глаз, сменившись холодной отстранённостью. Яма сцепил руки в замок и воззрился на ту, что не привыкла уступать:
— Воля твоя, но, Дурга¹º, я требую объяснений. Почему так?
— Потому что, Дхармараджа⁶, — Кали окинула меня собственническим взглядом, и губы её сами собой сложились в довольную усмешку, а бровь капризно изогнулась, — я благоволю ему. — Богиня вновь устремила горделиво-насмешливый взгляд на Смерть. — Или этого не достаточно для тебя?
— Нет, — Яма положил руку на широкий кушак, опоясывающий его бёдра, и скользнул ниже, лаская пальцами подвешенную к поясу шёлковую петлю. — Не думал я, что покусишься ты на мою добычу, о Разрушительница Времени¹º.
Кали беззастенчиво пожирала взглядом сидящего напротив бога смерти, поигрывая прядью своенравных, под стать своей хозяйке, волос. На губах её играла довольная улыбка.
— Не тебе, о Антака, вставать на моём пути. Пусть ты и один из Локапал¹¹, но помни, — богиня чуть подалась вперёд и понизила голос, — я — Шакти¹² самого Шивы¹³. Я есть эфир, воздух, огонь, вода и земля. Не тебе же, о Миродержец Юга⁶, и диктовать Тримурти¹⁴ свою волю.
Яма нахмурился, но промолчал. Тогда Кали продолжила:
— Кроме того, брат твой, Шани, прислал намедни ко мне своего ворона. Он тоже имеет виды на этого мальчика, — богиня повернула голову ко мне и одарила долгим выразительным взглядом. Взгляд этот прожёг меня насквозь и оставил задыхаться и ловить пересохшими губами воздух, тщетно пытаясь надышаться. — Он ещё не прошёл все заготовленные для него испытания, — она вновь самодовольно воззрилась на Яму, — и брат твой, если нужно, готов сам поведать тебе об этом, но вряд ли ты, о Мритью⁶, захочешь снова мериться силами с ним, в чьих глазах больше яда, а на языке — желчи.
Смерть покачала головой:
— Твоя правда, Каликамата¹º. Куда приятнее мне получить эту весть от тебя, нежели от чёрного моего брата. Но я думал, — он уже снял с пояса свой шнур и поигрывал им, оплетая вокруг пальцев, — что после того случая в пустыне¹⁵ власть над ним перешла ко мне.
Внутри у меня всё оборвалось. Перед глазами пронеслись душные просторы каменной равнины, усеянной человеческими костями, а на границе сознания возникла величественная фигура в чёрном, чья воля, казалось, была способна обратить высочайшие горы в щепотку песка.
Кончик языка очертил верхнюю губу и скрылся за жемчужными зубами.
— Так было когда-то. Должно быть, Шани забыл тогда известить тебя, что всё изменилось. Мы говорили с ним, и спустя какое-то время он подарил его мне.
Молния улыбки скривила губы Ямы:
— Да, леди. Должно быть, брат мой запамятовал. Всегда был он увлекающейся натурой. Я прощу ему эту непунктуальность и, быть может, даже приму его решение, но при одном условии, о Каларати¹º.
Не отрывая взгляда от своего собеседника, богиня откинула с плеч тяжёлые пряди и поправила ожерелье.
— Я слушаю тебя, облачённый в цвета крови и страсти.
Бог смерти скромно опустил глаза, словно созерцание собственного шнура для удушения, так и ластившегося к его ловким пальцам, было единственным интересующим его занятием. Богиня качнула ногой, и надетые на неё многочисленные браслеты незамедлительно отозвались драгоценным звоном. Яма осторожно и медленно, словно прощупывая дорогу на зыбкой почве, поднял взгляд, будто бы невзначай скользя по стройному телу Дурги, не задерживаясь, впрочем, ни на одной его части дольше положенного, но и не пропуская ни единого дюйма. Поймав выжидающий взгляд запредельно тёмных глаз, он тут же опустил веки:
— Леди, твой господин, Махадэв¹⁶ Шива…
— … предаётся ныне глубокой медитации, Владыка Преисподней⁶. Повелитель мой Тьягараджа¹⁶ уже не первую неделю пребывает вне этого мира, — богиня вздохнула, и сложно было сказать, был ли то горестный вздох или вздох облегчения, ибо сплелось в этом звуке слишком много слабо сдерживаемых эмоций. — Закрыты его прекрасные глаза и не видят моих страстных танцев, не слышат его уши моих ласковых слов, не чувствует его тело моих нежных прикосновений. Воистину, он подлинный Владыка Медитации¹⁶. Перед началом своего отрешения говорил он мне о нескольких лунных циклах.
Яма кивнул:
— Тогда позволь мне развлечь тебя, о недосягаемая, своим обществом.
Кали вздёрнула бровь и с интересом воззрилась на Яму:
— Продолжай, Дхарма.
— Быть может, мы могли бы поговорить с тобой в моих чертогах, о познавшая шестьдесят четыре искусства. Пусть я и не обладаю талантами господина твоего Натараджи¹⁶ или Кришны¹⁷, чьи божественные вибрации затрагивают саму ткань мироздания, но могу предложить тебе нечто другое, о прекраснейшая. К тому же наш давний спор до сих пор не окончен, о Подательница Жизни¹º.
Богиня сладко улыбнулась. Воспоминания давно ушедших дней вновь вернулись к ней.
— Ты скромничаешь, Жаркое Дыхание Юга⁶. Речи твои всегда были исполнены мудрости, а споры с тобой доставляли мне истинное наслаждение. К тому же, я помню, что когда-то ты был крайне искусен в некоторых вопросах, — леди распрямила плечи. В глазах её вновь начало разгораться пламя. — Пожалуй, я приму твоё приглашение, Владыка Смерти. Но не исполняйся ложных надежд, — сказала она, неотрывно глядя ему в глаза. Выдержав паузу, достаточную для создания двусмысленности, богиня продолжила: тебе не отспорить у меня этого юношу, сладкоречивый.
— Всё может быть, о трансцендентальная, но я бы не был столь уверен в исходе нашей беседы, — Яма склонил голову, не отводя лукавых глаз от её прекрасного лица, медленно поднялся и сделал шаг ей навстречу, возвысившись над хрупким телом Кали подобно красной скале. Бог смерти подал ей руку, и Дурга приняла её. — Не будем же откладывать, о двойственная.
— Да, Дхарма.
Так, рука об руку, они удалились. В комнате повисла тишина, и лишь с улицы доносился вой приближающейся машины скорой помощи.
***
Звук входящего сообщения заставил меня вздрогнуть. Я очнулся и обнаружил себя распластавшимся в кресле с закрытым ноутбуком на коленях. Отложив его в сторону, встал и подошёл к окну, привлечённый звуками с улицы. Прямо напротив моего дома грузовик въехал в стену, и сейчас медики как раз грузили в машину изувеченное тело водителя. Я отвернулся. Вдохнул полной грудью и потянулся, старательно забывая только что увиденное. Жизнь продолжалась.
