23012017

Чондэ вздрагивает и отводит руку назад, за спину, упираясь ладонью в бедро Чунмёна и удерживая его от движения: - Подожди... Остановись... Мён! Тот по инерции толкается еще раз или два, а потом замирает, часто дышит, упираясь лбом между лопаток Чондэ. Его шепот хриплый и глухой из-за пересохшего от частого дыхания горла: - Прости-прости. Чондэ чувствует теплое прикосновение рта к спине, кожу тянет из-за подсыхающей пленки пота, когда он движется, чтобы соскользнуть с члена Чунмёна и вытянуться на кровати. Чунмён сглатывает за его спиной, а затем вытягивается рядом, и замирает. Чондэ чувствует его неловкость - такую же острую и ощутимую, как запах пота, когда Чунмён поднимает руку, словно хочет притянуть его к груди и обнять, но, передумав, опускает её на член, стаскивая презерватив и кидая его рядом с кроватью. - Если хочешь, я могу отсосать тебе. - Предлагает Чондэ, и в груди теплится что-то схожее с благодарностью, за то что Чунмён не стал настаивать на продолжении. - Неее. - Он потягивается всем телом, кожа натягивается на ребрах и животе, твердый член ложится в выемку между бедром и пахом. - Очень больно было? Чондэ пожимает плечами и тянется в изножье за скомканной простыней, чтобы накрыться: - Ничего такого, что я бы не испытывал раньше. - Твои высказывания делают из меня отвратительного любовника. - Криво улыбается Чунмён, и Чондэ видит в его глазах что-то - горечь или обиду. Или это просто отблеск от фонаря за окном. - Ты прекрасно знаешь, что это не так. - Чондэ хочется ударить кого-нибудь - Чунмёна или себя, и попытка сдержать это желание заставляет его огрызнуться. - Единственный уродец в этой комнате это я. - Не смей говорить так. Чондэ поднимает голову, пристально смотрит на Чунмёна несколько секунд и фыркает от смеха, отводя взгляд: - А ты даже не надейся запугать меня своим суровым выражением лица. Я знаю, что в глубине души ты щеночек. Возможно - только возможно - это было одной из причин, по которой Чондэ не мог кончить, трахаясь с Чунмёном. Они встречались два месяца, и практически все свободное от учебы и работы время проводили в постели, пытаясь подстроить свои тела друг под друга. - Мне просто всё время кажется, что ты развалишься, если я схвачу тебя покрепче. - Чунмён очень старается, чтобы голос не звучал так виновато и смущенно, но, конечно же, ничего не выходит. Чондэ тянется к нему с утешающим поцелуем. - Итак, что по-твоему мы делаем не так? Сейчас отвратительное раннее утро, и Чондэ сидит на кухне у Чунмёна, наблюдая, как тот готовит завтрак. Кругом сплошь черные полированные поверхности и блестящий хром, на холодильнике коллекция магнитов из разных стран мира. Когда Чунмён ставит перед Чондэ тарелку с завтраком, того немного тошнит. - Ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас? Чунмён издает какой-то странный звук, неопределенное хмыканье, и кладет по обеим сторонам тарелки Чондэ нож и вилку, а затем садится справа от него и просматривает утренние новости с планшета - курсы валют, какие-то высказывания политических деятелей. Если честно, Чондэ плевать, он уже устал от новостей про нового президента Америки и феминистические марши в Штатах - ему вполне хватило возни с импичментом Пак Кын Хе. Он вяло ковыряется в омлете - бекон кажется слишком соленым, как и сыр, сам омлет пресным - пока Чунмёну не надоедает, и он не притягивает тарелку к себе: - Хорошо, я доем. У Чондэ от его поступка очень неоднозначные эмоции - с одной стороны это кажется милым, потому что это напоминает семью и детство, с другой - это абсолютно отвратительная негигиеничная вещь. Он таращится на Чунмёна несколько секунд, пока тот демонстративно поедает кусочек за кусочком: - Я прям вижу как крутятся шестерёнки в твоей голове. - Замечает Чунмён и тянется за своим кофе, чтобы отпить глоток. - Считаешь это негигиеничным? Чондэ кривится. - Перечислить тебе что еще негигиеничного я с тобой делал за эти два месяца? Чондэ чувствует себя так, словно ему под кожу закачали кислоту или горящую лаву. Он в несколько глотков допивает чай - чуть теплый и сладковатый, отвратительный как и всё, что Чондэ пытается съесть по утрам - и идет в душ, украв у Чунмёна из шкафа упаковку нового нижнего белья. В себя Чондэ приходит только на работе, когда покупает в кофе-баре на первом этаже большой латте и встречает у офисных дверей Бэкхёна. - Это что, засос? - Начинает тот с порога, когда Чондэ разматывает с шеи шарф и снимает куртку. - Это твой интеллигент тебе поставил? ТАО!!! Если Чондэ и терпит (совсем недолго) скотские выходки Бэкхёна, то только благодаря тому, что они раньше встречались. Он с удивительной даже для себя ловкостью подскакивает к вывалившемуся в офис чтобы (поорать) позвать Цзытао Бэкхёну и закрывает ему рот, затаскивая в подсобку. Бэкхён стрельнул глазами поверх его руки и мерзко лизнул Чондэ в ладонь - тот только чудом не взвизнул. - Только попробуй рассказать что-нибудь Тао. - Пригрозил Чондэ и с выражением крайнего отвращения на лице вытер ладонь о свеженькую рубашку Бэкхёна. - Я всем расскажу о татуировке на твоем лобке. Бэкхён, раскрасневшийся от удовольствия, гаденько хихикает, но обещает не рассказывать. Чондэ сам для себя не замечает, как проходит еще месяц - он остается у Чунмёна по выходным, ходит с ним в кино на фильмы, снятые по тупым подростковым играм, и мюзиклам, и откровенно слабым сценариям. Им обоим нравятся фильмы про космос - на скучных "Пассажирах" они жмутся друг к другу и украдкой целуются на заднем ряду, на повторе "Прибытия" Чунмён прижимается губами к виску Чондэ и сглатывает комок в горле. Когда они выходят под финальные субтитры и музыку Макса Рихтера, глаза Чунмёна подозрительно красные, но сухие. Иногда Чондэ жалеет о том, что он не женщина, и не может родить Чунмёну ребёнка, а иногда - что вообще думает об этом. Иногда он просто хочет снова быть один, как в старые времена. - Тебя не пугает, как легко мы к этому относимся? - Спрашивает однажды вечером Чондэ, когда выпивает третью бутылку пива за ужином. Чунмён в это время убирает со стола тарелки и пустые бутылки. - Я блять просто в ужасе. - Отвечает он, когда заливает посуду в раковине горячей водой и разворачивается к Чондэ такой домашний и по-своему красивый в светлой футболке и трениках. У Чондэ отчего-то стало очень неудобно в штанах. Он поманил Чунмёна к себе пальцем, и когда тот подошел, поднял руку, чтобы разгладить морщинку поперек его лба. А потом поцеловал - никакого языка, только теплые мягкие губы и колкая пробивающаяся щетина на подбородке. - Почему-то когда я с тобой, всё становится удивительно простым. - Чондэ утыкается лицом в живот Чунмёна, чувствуя его мерное дыхание и жесткие мышцы пресса под скулой. Он ждет, когда Чунмён погладит его взъерошенные на затылке волосы и поглаживает ладонями задницу, раззадоривая: - Пойдем, я отсосу тебе. Чондэ хочется закатить истерику только ради того, чтобы посмотреть на поведение Чунмёна, но он не может придумать ни одной здравой причины для скандала. Он вспоминает из-за чего они ругались с Бэкхёном, и в свете нынешних отношений все эти причины кажутся такими убогими. - Ты хотел съездить в торговый центр. Чондэ слышит шорох ткани, когда Чунмён надевает футболку в то время, как он сам все еще валяется на кровати сонный и растрепанный, с несвежим дыханием изо рта и трусами, болтающимися на щиколотке. Чондэ сдавленно ноет в подушку. Чунмён проходит мимо кровати еще раз и щекочет пальцем свод его стопы, заставляя дернуться, как от удара током: - Нет, не хотел. Чунмён хмыкает и стаскивает с кровати одеяло, опираясь коленом на матрас между ног Чондэ. Слышится звон пряжки ремня и звук, с которым раскрывается молния, и Чондэ напрягается всем телом, превращаясь в комок предвкушения. Чунмён встает устойчивее, и приподнимает его бёдра, помогает себе рукой, вталкиваясь внутрь Чондэ - туда, где после ночи всё раскрытое и влажное от смазки. Они прерывисто дышат, не попадая в такт, у Чондэ болит поясница и вывернутая под неудобным углом шея, между ног всё саднит натертое за ночь. Это должно было быть более чем неприятным, но бедра Чондэ всё равно трясутся от напряжения, словно ему нравится сам факт того, что Чунмён пользует его так, как хочет. - Подожди. - Чондэ привычно тянется назад, чтобы остановить глубокие фрикции - Чунмён замирает на мгновение, и когда Чондэ уже готовится услышать торопливые извинения, он грубовато хмыкает и проводит по спине Чондэ ладонью, вдавливая в напряженные мышцы пальцы: - Тебя никто и не спрашивает. Чондэ задушенно стонет в подушку, сводит напряженные бедра так, что чувствует распирающее изнутри, плечи и спина болят немилосердно, но он не может перестать сжимать мышцами член Чунмёна с каждым движением. Он пытается податься назад сам, и звуки шлепков становятся грязными и откровенными, и если до этого Чондэ думал, что знал, что такое смущение, то он ошибался. Чунмён останавливается только один раз, чтобы сменить позу и распластать Чондэ под собой - покрасневшего от возбуждения, с полупьяными блестящими от удовольствия глазами - а после двигается вновь, словно машина, вбиваясь в податливое тело. - Чунмён. - Чондэ размыкает скрещенные за его шеей лодыжки, осторожно гладит затылок и влажные от испарины волосы. Это действует на Чунмёна как колыбельная Черной Вдовы на Халка, и он замирает, оставаясь погруженным глубоко в тело Чондэ, помогая ему принять удобную позу. Чондэ облизывается, чувствуя солоноватую пленку над верхней губой. - Если хочешь, можешь кончить мне на живот или на спину. Чунмён смеётся, опустив голову и глядя на место соединения их тел, на полунапряженный член Чондэ, лежащий под его пупком: - Дело не только в моем или твоем оргазме. Когда они встречаются взглядами, что-то запускает сердце Чондэ словно разряд дефибриллятора. Он не может выделить что-то определенное в этой массе чувств и эмоций, не может дать ему название или характеристику, или точную дату, когда оно появилось. Чондэ не может понять, что он приобрел за столь короткий срок с этим человеком, но он точно знает, что больше не хочет быть один. Чунмён целует его в кончик носа и ложится, прижимаясь ухом к груди, и Чондэ ворчит от того, как двигается в его настрадавшейся заднице чужой член; и это утро по ощущениям словно солнечный свет, и мёд, и котята, и рабочий обед без Бэкхёна, и сразу все праздники за год. Спустя столько лет болезненных людей и отношений любить оказалось так просто.