Расширяя границы

Так оставь в моей голове зацепку, И я буду помнить твои слова. Мой разум одурманен, а сердце холодно, Но я уверен, мы могли бы попробовать еще раз. Mumford & Sons «Неисправимый скиталец»

Наруто так привык, что его имя кричат за спиной, привык к оскорблениям, к детским и жестоким голосам, постоянной какофонии звуков, вне зависимости от того, где находился. Он никогда не оставался по-настоящему один: насмешки и косые взгляды провожали до самого дома, и даже потом, когда прятался в своей постели, зарывшись в кучу одеял. Они называли его Бакемоно. Монстр. Иногда он почти забывал свои настоящие имя и фамилию, насколько они вообще могут быть у сироты. — Узумаки Наруто, — Ирука-сенсей проверял список учеников каждое утро. И каждое утро он подпрыгивал на месте, махал руками и кричал: — Я здесь! Я здесь! Меня видно, да?! Ирука-сенсей вздыхал и ставил отметку в журнале, пока остальные раздраженно закатывали глаза, бормоча: «Бака, бака, вот придурок». Наруто же садился на место и улыбался. Бака — куда лучше, чем Бакемоно. Миленькую девчушку звали Сакура. Когда он сказал ей, что она красивая, она покраснела от ярости и смущения, а потом начала заикаться, говоря, что любит Саске-куна. Так он и узнал имя того одинокого мальчика — Саске. Тогда Наруто снова и снова повторял его в голове, пока не почувствовал себя старым знакомым. «Эй, Саске, — представлял себе Наруто, — хочешь играть? Хочешь тренироваться? Хочешь поесть рамена?» Он никогда не произносил это вслух, хоть они и оказались в одном классе. Особенно теперь, когда они оказались в одном классе. Он по-прежнему видел Саске, сидящего на берегу озера, представлял, как прозвучит его голос. Что если… Иногда Саске ловил взгляд, и щеки тут же начинали гореть. Тогда он уверенно отворачивался, точно так же как и Саске. Потому что Наруто такой идиот. Именно это Учиха пытался доказать ему сегодня на тренировке сюрикен-дзюцу. В конце концов, Наруто сунул руки в карманы. Интересно, Саске тоже тайком улыбался? Его определили в ту же команду, что и Саске с Сакурой-чан, и внутри все крутило от волнения. Теперь он стал ниндзя, и еще немного — станет Хокаге. Сейчас, помимо учителя, у него были товарищи по команде, и скоро, возможно, будут друзья. — Хочешь поиграть? — он тренировался перед зеркалом в крошечной ванной. — Хочешь потренироваться, хочешь поесть рамена? Наруто оказался привязанным к столбу. Веревки впились в кожу и не давали и сантиметра свободы. Он не прошел испытание и будет отправлен обратно в Академию. Он потерял свою команду, едва ли пробыв ее частью сутки. Он чувствовал, что хочет плакать, но вместо этого сосредоточился на тошноте от голода. Какаши-сенсея нет, а Сакура и Саске едят совсем рядом, даже не смотря на него. Его желудок забурчал настолько громко, что не заметить было невозможно. — Держи, — вздохнул Саске, предлагая ему недоеденный бенто. Минутное колебание — и Сакура поступила точно так же. Но Наруто все еще был связан, и не смог бы держать палочки, поэтому, выдохнув, Саске начал кормить его. Узумаки попытался отвернуться и обидеться, потому что так кормят птенцов, а он не был ребенком, и Саске не должен заботиться о нем. И все же, он понимал, что Саске рисковал. Несмотря на запрет Какаши-сенсея помогать Наруто, Учиха решил поделиться. Только Саске все равно смотрел на бенто, словно был не в состоянии взглянуть на Наруто. Узумаки задался вопросом, а сделал бы он то же самое? Стал бы рисковать мечтой, чтобы облегчить участь Саске? И понял, что да, да, тысячу раз — да. На удивление остальных — Какаши вернулся. Саске и Сакура не дисквалифицированы. Как и не дисквалифицирован Наруто. Теперь они были командой номер семь, и, стягивая веревки, Саске пробормотал под нос «увидимся завтра», а потом в одиночку побрел домой. Да, подумал Наруто. Завтра, и послезавтра, и до скончания веков. Всю вечность. Да. — Добе, — Саске звал его так протяжно и долго. Наруто нравится слышать в его голосе приятное раздражение. — Усуратонкачи, — говорил Саске, и каждый слог был как маленькая песня, под которую можно танцевать во время тренировки, пока его дразнят. По логике, оскорбления для того и созданы, чтобы заставить сердиться. Но никто другой не заслужил каких-либо прозвищ, даже Какаши и Сакура не удостоились простых «чан» и «сенсей». Но Наруто был особенным. Он получил свои прозвища и взгляд, который никто другой не поймет. — Хочешь потренироваться? Хочешь поесть рамена? — он спрашивал Сакуру, косясь на Саске, который хмурился и издевательски фыркал. — Так ты никогда не вырастешь. Саске всегда вставлял свое едкое словечко, когда Наруто пытался заговорить с кем-то еще. И поэтому Узумаки не мог понять, чем зацепил товарища. Со временем, каждый раз когда Наруто начинал говорить, он первым делом смотрел на Учиху. И Саске, к его большому удивлению, к его странному удовольствию, всегда смотрел в ответ. Саске… он начал задавать вопросы. Неудобные вопросы, вопросы, на которые у Наруто не было ответов, или, что еще хуже, он знал ответы. — Это не твое дело, — ворчал он, сгорбившись и чувствуя себя никчемным ребенком. — Это, — повторил Саске и неуверенно положил руку на плечо, — это мое дело. Потому что я не хочу бороться за деревню, которая легко отказалась от моего лучшего друга. Из всех прозвищ — это вызывало в Наруто самые странные чувства. Иногда взгляд Саске становился странным. Затуманенным и слишком темным. — Они скрывают от меня, — шипел он, словно говорил сам с собой вслух. И под «они» Саске подразумевал Какаши-сенсея, Третьего и всю Коноху. — Я уверен, что там должно быть что-то. Мой клан, моя семья, мой брат — ничего не сходится. Я чувствую… Да, подумал Наруто и провел ладонью по животу. Он знал, каково это раскрывать секреты и держать их внутри, до тех пор, пока истина не исчезнет. Иногда легче обнажить клыки и оскалиться. Он знал, что Саске был в отчаянии. Если бы он знал, что тот стоял на краю… Наруто слишком хорошо знал это чувство. Знал, как легко поддаться искушению жажды мести во имя искаженной справедливости. А потом они сражались друг с другом. Но то, что увидел Наруто следующим, называлось Долиной Завершений, и они, стоящие в тени двух великих воинов, чья дружба потерялась в распрях. Были написаны целые оды об их противостоянии, их победах и поражениях, но никто так и не понял, кем они были друг для друга. Самое главное в их истории было невозможно выразить словами и скорее всего это их трагедия. Сейчас тоже было много причин и последствий. Они могли драться и убивать друг друга. Борись, чтобы одержать победу, Наруто, и вернуть Саске обратно в Коноху. Борись, чтобы одержать победу, Саске, и ты сможешь убить Наруто. Хотя до сих пор было интересно, почему он этого не сделал. Они могли отказаться от этого пути. Саске клялся ему стать сильней и отомстить. Наруто в ответ тоже клялся стать сильней и спасти Саске. Они могли отказаться друг от друга. Они могли бы поговорить. Тренироваться и кричать друг на друга, просить, умолять. Проникать словами в умы. А могли бы стоять и смотреть, чьи доводы оказались бы более убедительными. Сейчас они стояли перед выбором. Саске было позволено сделать его. — Ты обещал, что никогда не откажешься от нашей дружбы, — произнес Саске, и его взгляд был черным как бесконечность. — Или мы больше не друзья, Наруто? — Друзья, — согласился Наруто и сделал свой выбор. Ливень прилизал волосы, приклеил к лицу, вода стекала по щекам, словно непролитые слезы. Лоб казался обнаженным без хитай-атэ, но когда он увидел перед собой Саске, то почувствовал, как пустота в сердце невероятным образом заполнилась. Жизнь в бегах отличалась от привычной. Они узнавали друг друга под таким углом, под каким никогда прежде. Наруто привык быть один, но никогда с кем-то другим. Раньше он считал, что присутствие Какаши и Сакуры на миссиях делало их командой. Теперь он понимал, что такое быть больше, чем командой. Какаши был пастушьим псом со стадом овец, ожидающим, когда ягнята превратятся в волков под его началом. Сакура зависела от остальных, надеясь, что остальные также будут зависеть от нее. Саске бросал взгляд через плечо и, кажется, не удивлялся, видя, что он все еще был с ним. Окидывал взглядом: вверх-вниз, щурил глаза, а иногда, когда Наруто был особенно истощен, устраивал привал. Были ли они командой, задумывался Наруто, во время спаррингов подначивая друг друга и призывая сражаться яростней, бежать быстрей? Или же это можно назвать семьей? Наруто очень быстро понял: Саске не нужно повиновение, ему нужно общение. Узумаки не считал себя мертвым грузом, но знал, что Саске мог прогрессировать куда проще самостоятельно, как и бежать быстрее, оставляя меньше следов. И пускай Коноха будет рвать когти, чтобы вернуть последнего Учиха назад, куда больше их волновала потеря своего джинчуурики. Сейчас Наруто старался не обманывать себя, отрицая очевидное. В перерывах между розыском информации о брате они изучали новые дзюцу, убегали от преследователей. А еще Саске находил время, чтобы отвести Наруто поесть рамена, отдохнуть на онсене или остаться в гостинице, которую они не всегда могли себе позволить. Наруто научился видеть сквозь хенге, что они использовали. Под ним Саске выглядел на удивление молодым и расслабленным в горячей воде. А еще Саске рассказал ему о двустороннем кунае, и о том, что если он летит в тебя, то ты должен кинуть что-то в ответ. Они пользовались придуманными именами находясь среди людей. Иногда, они проводили часы, придумывая легенды. Были Дженджи и Дзюничи — друзья из одной деревни, постоянно ищущие работу, наставника и крышу над головой. Мичио и Тадаши — братья, что потеряли свою семью и надеялись найти место, чтобы осесть. Такеши — сын дворянина, и Нао — его верный слуга. Временами они меняли тактику. Наруто вызывал несколько теневых клонов, и путешествие продолжалось в большой компании, не дававшей и шанса преследователям. И все же, перед людьми, они предпочитали оставаться вдвоем, чтобы остальные смотрели лишь на них. И те верили, смотря как они грызутся, что они братья, что их дружба протекала с самого детства, и что Такеши прощал Нао слишком много ошибок. Секретные миссии никогда не были сильной стороной Наруто, но теперь он чувствовал, как себя нужно вести. Все выходило естественно, когда Саске был рядом. Достаточно было встретиться глазами, чтобы дать правильный ответ. В первые недели и месяцы Наруто наслаждался возможностью говорить с незнакомцами, любил играть с детьми, ведь раньше ему не было позволено это делать, охотно болтал с пожилыми дамами, которые кормили их супом. Никогда прежде в Конохе он не делал ничего подобного, никогда люди не улыбались ему в ответ на улыбку. Наруто не гнали от торговых лавок, не шептались за спиной с тех самых пор, как они ушли из деревни. Мир, полный приключений, раскрыл свои объятья, приветствуя его. — Добавки, Дзюничи-кун? — легко спросила Эйко-баа-чан и Наруто вздрогнул. Он понял — нет. Мир приветствовал не его. Эта старая женщина ни за что не пригласила бы его домой, зная, какие тайны Наруто хранит. — Да, пожалуй, — с улыбкой ответил он и протянул пустую тарелку. — Спокойной ночи, Дженджи, — прошептал Наруто в тот же вечер в самом начале зимы. Пол в доме Эйко-баа-чан стал им кроватью. Хозяйка давно крепко спала, но Узумаки придерживался легенды. — Спокойной ночи, Наруто, — произнес Саске в ответ. И еще долгое время Узумаки смотрел в потолок. Неправда, что Наруто не думал о доме, хотя временами чувствовал, что то лишь название. У него не было другого места, чтобы вернуться. Дом был домом, несмотря на все отвратительные и приятные воспоминания. Он думал о покойном Третьем-джии-сане и Цунаде-баа-чан, которая, наверняка, разочаровалась в нем. О Сакуре-чан, которая, возможно, оплакивала его и Саске, о Какаши-сенсее, который всегда казался достаточно черствым, чтобы открыто выражать свои чувства. Он думал об Эро-саннине, который бы мог найти улики, а затем и его, но был отвлечен обнаженными девицами. Об Ирука-сенсее, который взял новые классы и нашел нового сироту для опеки, и тот не был виноват в смерти родителей Умино. Он думал даже о Нейджи, о Гааре, о сражениях и поражениях, и их странной дружбе. Думал о том, что так и не повеселился с Чоуджи, Кибой и Шикамару, и больше не сможет восполнить пробел. Думал о Ли и Хинате-чан, смотрящей на него с восхищением. Он хотел больше таких взглядов, больше побед. Он хотел стать сильным для них, для себя, хотел стать Хокаге, чтобы заботиться о людях, и может быть его лик даже будет увековечен в скале. И никто не будет выплевывать имя, словно проклятье, никто не будет бояться его, словно смертельного врага, которым он не был. — Дай руку, — сказал ему Саске, когда тот обжегся о котелок, в котором они топили снег для чая. Наруто пожал плечами и отодвинулся. — Заживет, — знал он. Саске поджал губы и схватил за запястье, чтобы тщательно осмотреть ожог. — Это не значит, что тебе сейчас не больно, — произнес Саске, накладывая охлаждающую мазь на покрасневшую кожу. Наруто… не совсем доверял Саске. Не доверял в полной мере, как не верят дикому зверю, что может укусить вас, едва вы перестанете кормить его. Поэтому Наруто продолжал его кормить. — Саске, — простонал Наруто, понимая, что его товарищ вот-вот проснется. — Саске, я замерз. — Добро пожаловать в мой клуб, — в темноте отозвался ворчливый голос Саске. — Я не могу уснуть, когда холодно, — не унимался Наруто и ждал ответа. — Иди сюда, — наконец выдавил Саске, и это было тем, что ждал Узумаки. Поэтому он быстро вскочил и перетащил футон и одеяло туда, где должен был лежать Саске. — Смотри куда наступаешь, идиот! — прошипел Саске, когда Наруто случайно споткнулся о него. — Не могу, тут темно, — фыркнул Наруто, но быстро успокоился, прижавшись ближе к боку. Ближе, гораздо ближе, чем рассчитывал Саске. Но никто из них не отодвинулся первым. И Наруто не уверен: причиной тому было упрямство или усталость. Наруто считал, что жизнь не может быть еще тяжелей, но в этот момент все снова встало с ног на голову. За какой-то месяц он узнал, что Четвертый Хокаге, человек, которого он всегда боготворил, на самом деле был его отцом, а также услышал о смерти Гаары. Будь ты Каге или джинчуурики, ты все равно одинок перед лицом смерти. «Не одинок, — подумал Наруто, когда ночью Саске прижал его к себе слишком крепко. — Никогда не буду одинок, никогда не забуду, никогда не откажусь». Сакура была красивее, чем в воспоминаниях. Или может так казалось от того, как она впивалась взглядом: пытливо и отчаянно. Когда они были младше, она часто бесилась от выходок Наруто, от его предпочтений в еде. Однажды Узумаки хихикнул и играючи схватил ее за руку, когда они собирались потренироваться, но Сакура вырвалась, показала язык и отошла в сторону. Она могла бы стать ему другом, партнером по команде, думал Наруто, и на секунду отвлекся на несбыточные мечты. Он думал, что любил Сакуру, и мысль о том, чтобы взять ее за руку одним вечером, поцеловать, шептать ласковые слова, не чувствуя себя дураком, и делать разные вещи, какие он видел в кино, все еще не умерла внутри. И сейчас Сакура была здесь, потому что скучала по нему и, быть может, потому что любила, или Коноха все еще была его домом? — Наруто, — тихо позвал Саске, и Наруто вспомнил, что у него уже есть друг. Когда он очнулся, он почувствовал заботу. Всего за пару минут боя сгорели не только защитные накладки, но и кожа. Но Саске был рядом. Он вымыл и перевязал Наруто, и теперь сидел у постели, смотря за ним и ожидая. — Ты как? — спросил Саске, и Наруто задался вопросом, что же заставляло его думать о других? Наруто сонно открыл глаза, чувствуя знакомую ладонь на плече, недовольно проворчал, потому что до сих пор ощущал себя вымотанным, но, посмотрев перед собой, наконец заметил, что Саске нависал над ним: решительный и уверенный. Узумаки было открыл рот, чтобы задать вопрос, но прежде чем успел придумать фразу, теплые губы прижались к его губам. Поцелуй. Он знал об этом, потому что не раз видел, как родители целуют детей, мужья — жен. Но целовались ли его друзья? Саске и Наруто ведь не… С напором язык проник в рот Наруто. Тот и не подозревал, что поцелуй мог быть настолько приятным. Инстинктивно голова вновь легла на футон, позволяя Саске делать это, потому что он сам мало что смыслил в подобных делах. Не было никакой спешки, как в том романе Эро-саннина, что однажды подсмотрел Наруто. Это не было случайностью, не было данью ситуации, как у супругов, расстающихся рано утром. Саске и Наруто просто лежали на полу, в темноте, уставшие после целого дня тренировок, жались ближе и целовались, целовались так, словно не собирались прекращать. И, возможно, так оно и случится. Позже, поцелуи стали привычной практикой. Они прекрасно вписались в их будни, ведь парни так или иначе находились рядом. Наруто крал поцелуй, в то время как Саске ждал, пока рис сварится, чтобы скоротать время, или когда Саске изучал карту, чтобы увидеть, как сглаживаются напряженные морщины. Но лучше всего были спарринги, а именно моменты, где они катались по грязи до тех пор, пока Саске не бросал на него такой взгляд и не откидывал оружие, чтобы накрыть Наруто словно волной. Наруто чувствовал жесткого и теплого Саске, пока Какаши, Сакура, Хината и Шикамару готовились к бою. — Значит, вы не собираетесь останавливаться, — утвердительно произнес Какаши. Морщины углубились под глазами, а взгляд был равнодушным, пустым, словно он видел слишком много ужасов. — Саске-кун, — сказала Сакура. Казалось, она подавилась и была неожиданно рассержена. — Это омерзительно. О, Наруто, кажется, понял. Они считали, что Учиха ограничивал его. Но разве раньше они не поступали точно так же? Это как два конца одной и той же палки. — Омерзительно? — отозвался Саске, и его пальцы сжали куртку Наруто. — Влюбиться? И Наруто забыл выдохнуть. Он всегда верил в силу слова, чувствовал удары от оскорблений, пощечины грубых слов. Но никогда не знал, что слово может сделать абсолютно беспомощным. «Я люблю рамен, — с уверенностью говорил Наруто. — Люблю тренировки». А еще он любил фрукты, спать допоздна, смотреть на звезды, а возможно ничего из этого по-настоящему. Когда-то Наруто считал, что любил Сакуру, но смотря на нее теперь, он чувствовал себя рассеянным. Поэтому вновь повернулся к Саске. — Саске? — полушепотом спросил он, словно боялся произнести это имя. Но Учиха сам взглянул на Наруто. На его губах была легкая улыбка, которая дарила ощущение нереальности. Но разве невозможное не становится возможным? Иначе как так случилось, что Саске оказался на стороне маленького и глупого мальчишки? — Усуратонкачи, — и спустя десять лет они смогут выразить все в одном слове, произнесенном дразнящим тоном. Когда Саске целовал его, Наруто понимал, это скорее формальность, доказательство для шиноби Конохи. И все же, ему было удивительно все равно на то, что подумают остальные. Саске еще не знал, да и Наруто только задумался, но то стало точкой невозврата. Они занимались сексом. Раньше Наруто никогда даже не задумывался о подобном. Конечно, он знал о некоторых тонкостях из книг Эро-саннина и из-за безупречного Ойроке. Люди часто идут на поводу у своих инстинктов, и это лишь новая грань отношений. Инстинкт ли заставлял тепло растекаться от живота Наруто до самых кончиков пальцев, обжигая и охватывая, как чакра Кьюби, но не оставляя болезненных следов, не сдирая кожу. Вместо мучений Саске касался его так, что тело отзывалось столь ярко, что Узумаки и не подозревал, насколько это может быть приятно. Покинув деревню, Наруто много учился. И не только тайным техникам и ката, но и мастерству отношений. Он раньше и не задумывался о подобном. В детстве Наруто даже не подозревал, что одна улыбка могла развеять все одиночество мира, что объятия способны согревать даже в промозглую ночь. Раньше не знал, а теперь ощущал на себе. Теперь Наруто не закрывал глаз, сгорая, пока Саске прикусывал у ключицы, а потом целовал с языком и зубами, когда входил в него. Лицо Учихи отпечаталось под сетчаткой навеки. Скулы, очерченные пламенем костра, как играли желваки с каждой фрикцией и темные-темные глаза, бездонные и таинственные, но ясные и смотрящие на него. Потому что Саске не переставал наблюдать, не переставал ждать и звать по имени… — Коибито, — Учиха выдохнул придуманное недавно имя. Саске стонал тихо, словно мог поранить хрупкий цветок сакуры. Но Наруто слышал другое имя. И тогда Наруто кончил. Потом было очень тихо. Костер сгорел: лишь угольки мигали во тьме. Саске молчал и спал, не заботясь о защите. Ночь — еще одна вещь, которой он никогда не боялся. Но не Наруто. Наруто чувствовал, как остывала обнаженная кожа, как твердели замерзшие соски, как морозило бедра. Он провел ладонью между ног, чувствуя мокрые и липкие следы. И все же, Наруто не чувствовал себя как-то особенно. Ни внезапно повзрослевшим, ни лишенным невинности, ни сломленным. И все же. Внутри него был другой человек. Кто-то хотел оказаться в нем так глубоко. И это был Саске. Он наполнил Наруто до краев, и больше не было пустоты внутри. Хотелось большего. Наруто хотел узнать, каков Саске на вкус, когда кончает, какие прикосновения ему нравились, как он терял над собой контроль. И Узумаки понимал, что способен на подобное, что видел слабости и потаенную нежность Саске. Когда все началось? Он и не помнил. «Да, — подумал Наруто, погружая палец в себя, чувствуя доказательство того, что Саске был в нем. Еще глубже. — Да». «Позор! — рычал голос в его голове, и большие глаза блестели за решеткой. — До чего дошел сын Великого Четвертого Хокаге!» «До любви», — ответил Наруто, пока тухлая вода омывала стопы. «Любовь, — передразнил лис, обнажив острые клыки. — Никто из вас даже не подозревает, что такое настоящая любовь. Это болезнь, это голод, это желание, что пожирают тебя, поглощают с головой. Ты будешь верить, что это начало, но то лишь конец». «Он — мое все», — сказал Наруто, и то было чистой правдой. Кьюби пристально смотрел на него и понимал, что ничего не мог возразить. «Дурак, — прошипел лис, выталкивая Узумаки из своего логова. И вот, Саске снова перед ним. — Влюбленный дурак». Наруто распахнул глаза, ослепленный звездным небом, разомкнул губы и вдохнул полной грудью. Саске все еще спал: теплый и податливый, совсем рядом. «Ублюдок», — подумал Наруто и усмехнулся самому себе. Саске всегда хотел быть сталью, но он все равно состоял из стекла. Он хрусталь. Он рассыпется, когда окажешься слишком близко, или когда позволишь ему упасть. Наруто сжимал раскрытую ладонь и знал, что если однажды ему придется драться с Саске, то они нанесут друг другу такие травмы, что даже Кьюби будет не в состоянии их вылечить. Станет ли он останавливать, если Наруто захочет уйти? Взгляд рассеянно блуждал по бледному и спокойному лицу красивого молодого мужчины. Смог бы убить? Конечно, вопрос не имел никакого смысла. Наруто никогда не уйдет.