Без названия

Твои мокрые поцелуи, которые ночами согревали меня больше, чем теплое одеяло, увы теперь бесследно ушли. Или, нет? Я все еще продолжаю тебя ждать в этом сумасшедшем, пыльном городе. Где так пусто, и холодно без тебя, наверное сейчас это звучит как-то по-детски, смешно и неуверенно. Но мне совершенно все равно, на это, слышишь?! Мне наплевать на то, что когда ты ушел, я ревел белугой. И бабочки, что недавно порхали в животе, теперь обнажили свои лезвия, и нещадно рвут живую плоть. Медленно и мучительно больно рвутся тончайшие лоскуты кожи. Голые кости неприятно колит осенняя стужа, а твои глаза настолько врезались мне подкорку мозга, что было бы проще пустить пулю себе, в мозг. Чтобы она там застряла где-то глубоко, как в каком-то желе, чтобы раз покончить с этой болью навсегда! Но ничего из этого не помогло бы мне забыть тебя. Всего тебя: глаза твои цвета горного хрусталя изучали меня очень внимательно, словно цеплялись и останавливались на каких-то деталей, но тогда почему, когда я попросил тебя не смотреть на меня именно так, ты с легкостью отвел печальный взор?! Почему ты всегда с легкостью меня отпускал, но в тоже время сильно душил своей любовью? И да почему же, мне пришлось стать таким эгоистом? Да-да эгоистом, но по отношению к самому себе, не к тебе. Ты был всем миром для меня, но я так небрежно, не осторожно самолично разрушил наш дом, где были стены из картона. Но они могли стать кирпичными, я же в это верил. Верил... Но, увы идиллии у нас не получилось. Ты ушел громко хлопнув за собой дверью. Потухли разом все зажженные свечи, служившие неким подобием света, в кромешной тьме. А голос твой бархатистый отзвуком разносился, наверное со скоростью света об безжизненно серые стены. А я молча стоя истуканом продолжал жадно хватать ртом воздух, будто я был не человек вовсе, а выброшенная на сушу крупная рыба. Правда, эта самая рыба, с которой я себя сравнил чем-то напоминала уродца. Большие пучеглазые карие глаза выглядели из-за слез еще больше, а их радужку застилала какая-то непонятная пелена. Бледная кожа неестественно поблескивала холодным потом, и было такое ощущение потом, что еще чуть-чуть и она начнет слезать обнажая куски плоти на липких костях. Но этого не происходило, ничего не было, кроме жгучей внутренней боли. А руки тряслись, как у алкоголика в последней стадии. Вены же выпирали, отчего их жилки немного подрагивали, хотя это многим нравилось. Даже мне, но сейчас меня ничего не радовало, а весь мир казался сухой и бесформенной массой. В этом пыльном городе, шумном мегаполисе я не ощущаю себя нужным. Звездными ночами мне приходится сидеть на крышах, распивать бутылочное пиво, и только верить в лучшее. Верить, что ты придешь, обнимешь меня и разом забудутся все ссоры, незаконченные фразы. Все мигом закончится. Еще шаг и я лечу в пропасть без дна. Липкая тьма окутывает своим теплым коконом, отчего так легко, и не страшно падать туда, где острыми шипами стоит арматура. Туда, где тело подрагивая предсмертной агонией растворится во в сладкой пыли... И туда, где я по-настоящему сброшу со своего тела тяжесть оков повседневности.