Казнить нельзя помиловать

— Казнить! Казнить! — кричало перекошенное от злобы и зависти непонятное существо, которое мчалось по кругу. — Нельзя! О нас плохо подумают, — истерично отзывался второе лицо, натянуто улыбаясь. — Мы беспристрастные, мы милостивые! Лики сменяли один другой, споря друг с дружкой до изнеможения. Существо продолжало свой бег, прикованное к этому месту навечно. * * * В зале приемов просителей было светло. Солнечные лучи проникали сквозь стеклянную крышу и падали прямо на трон, где восседала Правительница Всея Геймландии Великая Императрица МгновениеТриЦифры. Одетая в белоснежное платье, которое олицетворяло чистоту помыслов, Правительница разбирала дела просителей, явившихся к Ее трону в поисках справедливости. Лицо Государыни скрывала традиционная маска тотемного животного — Священного Горностая. Рядом с троном стояли особы рангом пониже — фрейлины и приближенные к ним дамы, все в одинаковых вязаных свитерах и с выражением благочестия на лицах. Вдоль всего зала выстроились верные гвардейцы, готовые ценой своей жизни защитить Правительницу Геймландии от любой клеветы, черного слова и прочего зла, которое могли причинить Ей просители. Чернь, что с них взять? А Государыня — Она святая, справедливая, беспристрастная, Ее оградить нужно от бессовестных негодяев. Первая просительница, которая была допущена к трону, тут же пала ниц, прославляя Светлую МгновениеТриЦифры. Фрейлины брезгливо поморщились и начали перешептываться между собой, поскольку узнали в женщине главную скандалистку всей Геймландии, которая, не смотря на крестьянское происхождение, мнила себя дамой благородных кровей. — О, Великая Госпожа, — возрыдала просительница. — Ты справедлива и добра! Прошу, накажи моих недругов, отлучи их от лика Своего чистого, изгони из государства в ссылку долгую! Обижают они меня бессовестно, портнихой плохой считают, а уж за пристрастия пищевые и вовсе оскорбляют… А ведь я дама! Антиквариант расставленный всюду люблю, статуи там, канделябры уважаю! — Правильно говорить «антиквариат», — насмешливо поправила просительницу одна из фрейлин. — Но вам-то откуда знать, в Вашей деревне кроме ветхого свинарника более нет ничего старинного. — Раз Правительница не возражает, значит правильно «антиквариаНт», — рыкнула просительница на даму в объемном свитере. — И нечего на меня тут косяка давить! Придворная леди, зная умение этой женщины раздуть скандал из ничего, поперхнулась и замолчала, ведь все помнили, как сия крестьянская особа на голубом глазу выдавала широкие плечи и могучий торс за признаки благородства крови. — О, Великая Царица! — продолжала свою речь скандалистка. — Каюсь, раньше я Тебя не любила, безвкусной глупой женщиной называла в письмах к нынешним врагам. А теперь послужить Тебе мечтаю, в свиту попасть хочу! Прими, сделай милость! Императрицу внутри всю перекосило от очередного упоминания недругов, но она себя быстро взяла в руки. Нельзя, чтобы о ней плохо подумали! Она милостива и беспристрастна… Милостива и великодушна… — Встань, раскаявшаяся душа! Хочешь послужить мне? В свиту принять не могу, фрейлины мои тебя не любят. Но жалую тебе должность при дворе: главной по секонд хендам государства назначаю. Всю одежду перестирать, рваное заштопать и продать, как новое. А называться ты будешь Дизайнером Всея Геймландии: красиво и бессмысленно. В моде ты, конечно, ничего не смыслишь, но кому-то же надо этим заниматься… Что касается врагов, ты не сомневайся, помогу. Выделю тебе одного из гвардейцев моих. Как начнут тебя недруги беспокоить, ему говори, он мигом заклятье молчания на них наложит. А не поможет — мне жалуйся, я справедливая Правительница, всегда твою сторону приму. Теперь ступай. Кланяясь и изображая великую любовь к Государыне, просительница попятилась к дверям. — Всего доброго, — заверещала дворцовая блаженная, выкатившись из-за бархатной портьеры. — Хорошего дня, хорошего дня! Фрейлины испуганно дернулись от неожиданности. Блаженная давным-давно приблудилась ко двору, ее терпели и даже свыклись, но посмеиваться над ее белой панамой и куцым лисьим хвостиком не перестали. — В каждой бочке затычка, — вздохнула статс-дама. — И как только не устает везде вмешиваться, где не просят? Следующим посетителем оказался знаменитый писатель Геймландии, которого Ее Величество недавно отлучила от двора за инакомыслие. Среди фрейлин ходили сплетни, что он осмелился возражать Государыне, за что и был наказан ссылкой во всеми забытое захолустье. — Раскаиваешься ли ты, несчастный, в своих преступных деяниях? Стыдишься ли того, что не был согласен с царственным мнением? — грозно спросила МгновениеТриЦифры. Закованный в цепи писатель лишь взглянул в глаза Госпоже Геймландии и отвернулся, презрительно сплюнув под ноги. Императрица вцепилась ногтями в подлокотники трона, пытаясь сдержать гнев. Нельзя показать, что ее задевает непокорность. Бунт должно подавить любой ценой! Изобразив вежливую улыбку, она изрекла приговор: — За инакомыслие ты переговариваешься к вечному изгнанию, а имя твое будет предано забвению. Но я милостива, поэтому не стану налагать заклятие молчания. Надеюсь, ты понимаешь, как милосердно я с тобой обошлась? Увести! Взмахнув рукой, Госпожа Всея Геймландии велела гвардейцам выволочь из зала осужденного. — Хорошего дня, — снова заверещала блаженная в спину писателю. — Без вас скучать не будем! — Кто там следующий? — устало спросила Императрица, оглядывая исцарапанный трон. Кто бы знал, каких трудов Ей стоит сдерживаться и править милосердно! И никто, никто этого не ценит, кроме верной свиты, которая суетится вокруг: воды подносит, платочком обмахивает… Верные фрейлины, хорошие, всегда во всем согласные… Таких бы в государстве побольше… Как тяжело править теми, кто спорить смеет и не восхваляет ежеминутно! И, какое утешение для глаз и слуха! Третьим посетителем стала любимая певица Императрицы — золотой голос Геймландии. Милостиво улыбаясь, МгновениеТриЦифры выслушала хвалебную оду в свою честь, спетую чистым, звонким и, по последней моде, детским голосом. — Благодарю за усладу и правдивые слова, — изрекла Правительница. — Как мало тех, кто способен славить меня так прекрасно! Жалую тебе свитер с царского плеча и титул сильной и независимой фрейлины. Подойди к трону, дорогая. — Хорошего дня, — снова возвопила блаженная, поправляя на макушке панаму. — Дня хорошего всем! Из распахнутых дверей смотрел на всю эту картину волшебник, чья мантия была чернее ночи. Он долго был в изгнании и надеялся, что за время его отсутствия хоть что-то изменилось, но увы, двор и нравы остались прежними. Императрица и Ее свита — общество сильных и независимых женщин Геймландии, как всегда, единодушны. В принципе, волшебнику было очень даже неплохо в отдаленном лесу, где он поселился с женой в уютном теплом доме, но иногда, из любопытства, он все же заглядывал в хрустальный шар, обозревая бескрайние просторы государства. И что же изгнанник видел там? Некогда прекрасная страна медленно, но верно, пустела. Правление МгновениеТриЦифры самым пагубным образом сказывалось на жителях Геймландии: один за другим подданные переселялись в другие, более развитые страны, оставляя насиженные места. Не спрашивая позволения, волшебник вошел в зал. Узнав посетителя, Правительница МгновениеТриЦифры пошла красными пятнами гнева под маской. — Как смеешь ты врываться в Мой дворец?! Эта черная мантия, в которую облачился дважды самый красивый волшебник страны, чтобы оградить себя от приставаний непотребных блудниц, преследовала Ее Величество уже много лет, как самый страшный кошмар. Как может он являться пред Ее очи после всего того, что натворил?! — Задержать! — истерично выкрикнула МгновениеТриЦифры. — Не допустить! Непереводимая игра слов, которую изрек волшебник в сторону Императрицы, все же донеслась до царственных ушей, ибо гвардейцы были не очень расторопны. Подлокотники трона украсили еще несколько глубоких борозд от ногтей. Острые алебарды скрестились перед человеком в черной мантии, запрещая ему двигаться дальше. Но он и не стремился пройти, ему было достаточно того, что удалось увидеть. Под капюшоном искрились смехом желтые глаза. Он давным-давно сумел заглянуть за традиционную маску Священного Горностая и увидел истинное лицо Правительницы Всея Геймландии. Ему было забавно видеть, как эта одинокая, в сущности, женщина средних лет пытается изображать из себя всеми любимую Императрицу. — Двуличие, такое двуличие, — усмехнулся волшебник, взмахивая рукой. — Быть же тебе Неумолимым Силиканиумом памяти вечно! * * * Странное существо с двумя лицами кружило по комнате, споря само с собой. — Казнить! Всех казнить, оставить только хорошеньких! — Нельзя, нельзя… Мы должны быть милостивы и беспристрастны… — Но я хочу, они меня злят, они плохие! — Нельзя, о нас не должны плохо подумать… Мы всегда честны и милосердны… Мы их ограничим как-нибудь по-другому, потихоньку, так, чтобы никто не догадался…