Домой

Сквозь глубокий сон она почувствовала прикосновение губ и мужской щетины. Ее нежно целовали в шею сзади от основания затылка вниз до ворота ночной рубашки. В сонном сознании проплыла не подобающая добропорядочной барышне мысль, что стоит купить сорочку пофривольнее, чтобы эти губы могли спускаться пониже. Усилием воли она перевернулась с живота на спину, однако сил открыть глаза не было. Сквозь сон она пробормотала: - Уже уходите? - Да, пора. До встречи. - До встречи. Он смотрел, как она погружается обратно в глубокий сон. Убедившись, что она заснула, он хотел было встать, но задержался еще на пару минут не силах оторвать взгляд от любимого лица. Наконец, он заставил себя встать и тихо вышел из квартиры. *** Штольман шел по раннему просыпающемуся Петербургу, вдыхая свежий, уже почти летний воздух. Привычно преодолевая несколько кварталов, отделяющих квартиру Анны от его собственной, он в очередной раз улыбнулся иронии судьбы. Когда они встретились после его исчезновения из Затонска, он дал Анне слово, что больше никогда не оставит ее без предупреждения, как той их самой первой ночью. Теперь же ему приходится ее будить едва ли не каждый день. Вот и сегодня. До начала рабочего дня ему надо успеть побриться, сменить рубашку… Однажды он заикнулся, что может быть не стоит ее мучить и будить каждый раз, раз уж его ночные и ранние уходы от нее стали обыденностью. Но Анна в ответ одарила его таким взглядом, что Штольман понял, что эту тему точно не стоит больше поднимать. *** Спустя несколько часов госпожа Миронова, весьма особый сотрудник весьма особого ведомства, была готова начать свой рабочий день. Она налила себе чая и привычным взглядом окинула свой кабинет. Вообще-то у них не было принято сидеть в кабинетах по одному сотруднику. Это была привилегия только самого высокого начальства. Но для нее было сделано исключения. Частично из-за того, что она была единственной женщиной в ведомстве полковника Варфоломеева. Но главным образом, из-за специфики ее работы. К чему смущать коллег видом того, как она в очередной раз разговаривает с пустым пространством, видя нечто, доступное только ей одной? А надо признать, что за несколько месяцев ее службы этот кабинет видел уже немало. И к лучшему, что у этого не было посторонних свидетелей. Анна сделала глоток чая и села за стол, начав рабочий день ставшим уже привычным ритуалом – просмотром сводки происшествий за прошедший день. Как ни странно, но это оказалось очень полезным. Каким-то образом ее дар резонировал с написанным, частенько являя именно того духа, на чье дело стоило обратить особое внимание. Это редко касалось безопасности монаршей семьи, но это всегда были непростые и важные дела. Анна сбилась по счету, сколько раз за эти месяцы давала полезные подсказки петербургской полиции и другим дружественным организациям. Она была в курсе, что между ведомствами уже началась борьба за нее. Но полковник Варфоломеев умело отбивал все атаки конкурентов забрать или переманить Анну Миронову. Правда, с улыбкой подумала Анна, по поводу «переманить» ее начальник может точно не волноваться. У него есть один совершенно не побиваемый козырь – чиновник по особым поручениям Я.П.Штольман. Тряхнув головой, чтобы выбросить из нее мысли, которые приняли явно не рабочий характер, Анна сосредоточилась на чтении лежащих перед ней документов. Но не успела она вчитаться в первую страницу, как в дверь постучали и в кабинет вошел дежурный офицер, сообщивший, что ее просит зайти руководитель ведомства. Полковник Варфоломеев нечасто вызывал ее к себе, и всегда это означало какое-то особое задание. *** Анна вошла в приемную, улыбнувшись, поприветствовала адъютанта и тут заметила Штольмана, находившегося там же. Штольман также явно не ожидал ее увидеть. - Доброе утро, Анна Викторовна. - И вам доброе утро, Яков Платонович. - Как я понимаю, вас также вызвали к полковнику. - Да, надеюсь только, что не на ковер, - пошутила Анна. Несмотря на шутку, они переглянулись озабоченными взглядами. Они, разумеется, регулярно пересекались по работе. Но вызов их двоих к начальнику одновременно явно означал нечто особенное. - Полковник просит вас войти, - прервал их переглядывания и размышления адъютант. *** - Доброе утро, Анна Викторовна! И вас с добрым утром, Яков Платонович! Очень рад вас видеть. Присаживайтесь. Предлагаю попить чаю. Сейчас подадут. Анна со Штольманом переглянулись еще более встревоженно. Их начальник нехарактерно для себя суетился. Наконец, стол был накрыт, чай разлит, все расселись. Полковник продолжал говорить о незначащих пустяках, интересовался, привыкла ли Анна к Петербургу, все ли ее устраивает на службе, рассказал пару свежих придворных сплетен. К главному он перешел, как и положено опытному царедворцу и руководителю особого ведомства, исподволь. - Хорошая память, Анна Викторовна, в нашей работе – первейшее дело. Яков Платоныч не даст соврать. Я, слава Богу, пока не жалуюсь. Вот, например, кольцо у вас на руке, Анна Викторовна. Я его однажды уже видел. Очень давно. Лет пятнадцать назад. Или даже двадцать. Верно, Яков Платоныч? - Около двадцати, - холодно ответил Штольман. - Да, как время бежит. Уже двадцать лет. Вы только-только начинали свою службу в полиции. Совсем юноша, но ваша бульдожья хватка уже была видна. Мы, Анна Викторовна, пересеклись с Яковом Платоновичем на одном непростом деле. Тогда собственно и состоялось наше знакомство. С нами в том деле приключилась очень смешная история. Гнались мы за подозреваемым, а он мало того, что от нас ушел, так мы еще и умудрились в процессе погони в Мойку свалиться по собственной дурости. Хорошо хоть поздний вечер был, и нашего позора никто не видел. Выбрались мы из речки, а уже ноябрь был, мороз прихватывает сразу. Простудиться до смерти нечего делать. Хорошо хоть Яков Платоныч жил совсем рядом. Так что, добежали мы до его квартиры, переоделись в сухое, отогрелись. И снаружи, и изнутри. Хорошие времена были. В тот раз я и познакомился с матушкой Якова Платоныча, Царствие ей Небесное. Собственно это был единственный раз, когда мы с ней встретились. Так вот, ваше кольцо, Анна Викторовна, я видел двадцать лет назад на безымянном пальце Екатерины Михайловны Штольман. Верно, Яков Платонович? - У вас действительно отличная память, - ледяным голосом Штольмана можно было заморозить приличный каток. - Яков Платонович, нет необходимости смотреть на меня таким убийственным взглядом. Обстоятельства сложились так, что я вынужден уточнить некоторые детали вашей личной жизни. Анна Викторовна, прошу прощения, что лезу не в свои дела, но это действительно важно. Вы носите фамильное кольцо Штольманов, что заставляет меня думать, что Яков Платонович сделал вам предложение, и вы с ним обручились. Однако, во-первых, вы его носите не на положенном месте, а на среднем пальце левой руки. А во-вторых, кольцо вы уже носите несколько недель, однако никто не в курсе вашей помолвки. Во всяком случае, в нашем ведомстве. Соответственно все очень запутанно. Есть помолвка или нет? И если есть, то почему она держится в тайне? - Она не держится в тайне, – ответила Анна, одновременно успокаивающе положив свою руку на руку Штольмана, который явно был готов взорваться. – Мы ее просто не афишируем. Было бы не правильно, если бы о нашем обручении знали посторонние люди, но при этом были бы не в курсе мои родители. А им я пока сказать не могу. Вы и сами знаете о моей непростой ситуации. Да и не хочу я им такое сообщать в письме. Мы с Яковом Платоновичем планировали летом съездить в Затонск и все им рассказать лично. - Я так и думал. У меня к вам встречное предложение, хотя, боюсь, оно вам не понравится. Якову Платоновичу точно не понравится. Но выхода у меня нет. - В чем дело? - прервав молчание, сквозь зубы спросил Штольман. - Появилась зацепка на Гефеста. - Гефеста? Вы уверены? – со Штольмана моментально слетело раздражение, и он весь подался вперед. – Что за зацепка? - Гефест? Кто такой Гефест? – вмешалась потерявшая нить разговора Анна. - Анна Викторовна, стоит дать вам объяснение. Гефест – это псевдоним очень опасного преступника, за которым полицейское и остальные особые ведомства империи гоняются уже более десяти лет. Яков Платонович дважды пытался его достать, но безуспешно. Тот неизменно ускользает. Гефест – гений криминального мира. Он не совершает преступления сам, зато он виртуозно планирует и организовывает их. Никто не знает, кто он и как выглядит. Во всяком случае, нам ни разу не удалось заполучить живым человека, который мог бы нам о нем что-то рассказать. - Я не поняла, а почему у нас к этому такой интерес? Уголовный преступник, пусть даже крайне незаурядный, это дело полиции. - Не все так просто. Гефест занимается не только уголовными преступлениями. За ним тянется длинный хвост и политических дел. На нем смерти минимум двух министров и одного генерал-губернатора. Похоже, к политике он питает слабость, поскольку очевидно никакой выгоды от этих преступлений он не получает. Как вы понимаете, для службы, которая обеспечивает охрану Его Императорского Величества, нахождение такого человека на свободе неприемлемо. - Так что за зацепка? – нетерпеливо повторил вопрос Штольман. Было очевидно, что одно имя Гефеста подействовало на него как мощный стимулятор. - А вот это самое интересное, - хмыкнул Варфоломеев. – Гефест связан с Затонском. Причем связь эта серьезная и прочная. Судя по всему, он туда регулярно наведывается. Исходя из имеющейся информации, большего сказать нельзя. Возможно, он оттуда родом. Возможно, у него там женщина. Возможно, в Затонске у него важный подрядчик, которого по каким-то причинам невозможно сменить. Все собранные в связи с этим материалы вам, разумеется, предоставят. Может быть, вам удастся выудить из них информации больше. Но даже если и так, это не отменяет того, что надо ехать в Затонск и просеивать весь город сквозь самое мелкое сито в поисках того, что связывает с ним Гефеста. А уж оттуда выходить на него самого. - Но какое отношение к этому имеет наша помолвка? – недоуменно спросила Анна. Варфоломеев со Штольманом понимающе переглянулись. - Видите ли, Анна Викторовна, - взяв ее за руку, сказал Штольман. – В случае Гефеста нужно несколько уровней страховки и расследования. Если мы поедем туда в качестве обрученной пары, это нам обоим свяжет руки в работе. Особенно вам. Поскольку вы будете уже не дочерью адвоката Миронова, а невестой чиновника по особым поручениям Штольмана. Лично я бы вообще предпочел, чтобы вы в этом деле никак не участвовали. Но учитывая, что речь о Затонске, удержать вас в стороне не будет никакой возможности. К тому же вы действительно можете оказаться крайне полезны при расследовании. Так что, полковник вовсе не зря так долго ходил вокруг да около. Как я понимаю, нас хотят командировать в Затонск, но формально порознь. Я верно уловил? - Абсолютно, – вздохнул Варфоломеев. – Я в данном случае не вправе приказывать, но я, Анна Викторовна, прошу вас продолжать хранить в тайне от родных вашу жизнь последних месяцев. Службу, помолвку с Яковом Платоновичем. Они ведь не в курсе, что ваше знакомство оказалось продолжено в Петербурге? Я прошу вас поехать в Затонск и продолжать поддерживать вашу текущую «легенду»: вы учитесь на курсах, подрабатываете уроками, ведете обычную для Петербурга студенческую жизнь, с господином Штольманом никак не пересекались, а в Затонск приехали на летние каникулы. Это будет и безопаснее для вас, в конце концов. - А какие отношения мы должны будем поддерживать с Яковом Платоновичем в Затонске? Я имею в виду для окружающих. - Холодноватые. Вам в любом случае придется регулярно пересекаться, но все помнят, что в прошлый раз все закончилось не очень хорошо. Так что, некоторая обида и дистанция с вашей стороны будут вполне уместны. Хотя бы поначалу, а уж там будете действовать по ситуации. - Когда мы едем? – спросила Анна. - Яков Платонович отправится через неделю. А вас я бы просил уехать сегодня. Удобный поезд отходит в полночь. Слова Варфоломеева холодным душем обдали обоих. Уже сегодня? Когда спустя полчаса обсуждения подробностей и деталей операции Анна со Штольманом выходили из кабинета Варфоломеева, тот остановил их последним комментарием: - Яков Платонович, я надеюсь, вы понимаете, что не можете сегодня провожать Анну Викторовну. На вокзале она может встретить затонских знакомых. Вас они рядом с ней видеть не должны. Штольман, понимая, что начальник прав, тем не менее, не смог удержаться от брюзжания: - Я надеюсь, что вопрос с доставкой Анны Викторовны сегодня на вокзал будет решен. Она не должна поздно вечером ловить случайного извозчика. - Разумеется. Мы ей предоставим экипаж, который гарантирует ее безопасную доставку на вокзал. Анна Викторовна, а вы отправляйтесь домой. Вам надо собираться. У вас сегодня еще очень много дел. *** Часы в гостиной пробили девять вечера. Штольман уже час штудировал свежую монографию по криминалистике, выписанную из Германии. В какой-то момент он понял, что не помнит вообще ничего из только что прочитанного. Все его мысли были только об Анне. Он не увидит ее минимум неделю. Да и потом предстоят недели, а может и месяцы работы с притворством и игрой на публику. За последние месяцы видеть ее каждый день, обсуждать с ней серьезные темы и всякую ерунду, целовать ее, ездить по выходным на прогулки, а в будни вместе возвращаться с работы, заниматься с ней любовью и просто спать с ней в одной постели – все это стало для Штольмана чем-то настолько же естественным, как и дыхание. И вот теперь всего этого снова не будет на неизвестный отрезок времени. Штольман усмехнулся, подумав, как бы он отреагировал, если бы ему кто-нибудь пару лет назад сказал, что его отношение к женщине можно будет описать формулой «Я ее люблю, хочу на ней жениться и прожить с ней до конца своих дней». Его размышления прервал звонок в дверь. Недоумевая, он открыл дверь. За ней стояла Анна – в удобном для дороги немарком платье и с какой-то картонкой в руках. Штольман вспомнил, что в коробке вещица из дутого стекла. Анна ее купила в подарок для матери с месяц назад. Теперь она повезет ее в Затонск, ни на минуту не выпуская из рук, чтобы довезти хрупкую вещицу в сохранности. Анна переступила через порог и просто сказала: - Я не могла не попрощаться. *** Нежные губы коснулись его щеки. Штольман не пошевелился. Губы переместились ниже и покрыли маленькими поцелуями резкую линию нижней челюсти. Сдержаться оказалось трудно, но он собрал все силы и сделал вид, что продолжает спать. Он услышал обиженное сопение, и это чуть не заставило его расхохотаться, прекратив игру. Но тут полураскрытые губы скользнули ему за ухо, и маленький влажный язычок коснулся пульсирующей жилки. Этого выдержать он оказался не в силах, чуть ли не со свистом вдохнув воздух. Он помнил ту ночь, ту совершенно безумную ночь страсти в Москве, куда они отправились по заданию Варфоломеева. В какой-то момент, когда у них обоих уже казалось просто не осталось сил, Анна решила, как она выразилась, «провести исследование и избавиться от невежества». Именно тогда она обнаружила это невероятно чувствительное место у него за ухом. Он помнил, как тогда впервые в ее глазах появилось это чувство уверенной в себе женщины. Она тогда в первый раз ощутила, что это не только она плавится как воск в его руках, но и она сама обладает огромной властью над ним. Все это промелькнуло в голове Штольмана в одно мгновение, а в реальности он открыл глаза, и одним движением уложил Анну на постель, прижав своим телом. Она была уже снова одета и полностью готова к выходу. Она попыталась притворно возмутиться, но не выдержала и расхохоталась. А потом они оба перестали смеяться. Штольман хотел последний раз перед отъездом ее поцеловать – со всей страстью и глубиной, чтобы этого поцелуя им хватило на предстоящие дни разлуки. Но он просто смотрел на нее, а Анна смотрела на него. Кончиками пальцев она коснулась его лица и провела по бровям, скулам, подбородку, как будто кожей хотела запомнить его черты. - Это всего лишь неделя, - сказала она. Штольман так и не понял, кому она это сказала – ему или самой себе. Он отпустил ее и помог подняться с постели. Она поправила платье и сбившуюся шляпку. Вновь присела к нему на кровать. Их прощальный поцелуй оказался не страстным и горячим, а нежным, легким и целомудренным. - До встречи в Затонске, - сказала она. - До встречи в Затонске, - ответил он. Штольман услышал, как по квартире легко прошелестело платье, а потом тихо захлопнулась дверь.