***
Вернувшись после прогулки в пустой гостиничный номер, Антон без сил падает на кровать и закрывает лицо руками. — Придурок... Какой же я придууурок... — протягивает парень. Он едва не преступил черту, позволив себе маленькую шалость. Зато теперь он точно знает, что делать шаг посерьезней не стоит. Серёжа вполне однозначно отреагировал на его дурость. А это значит, пора прекращать мечтать. Пора принять уже суровую реальность и сказать дурацким фантазиям «прощай». — А что ты будешь делать со своими снами? Внутренний голос задал вполне логичный вопрос. Воображение настойчиво копировало тембр Матвиенко. Антону такие беседы были не впервой. Он сошел с ума уже давно. Может, когда понял, что безнадежно влюбился в парня. А может даже чуточку раньше. — Я не помню никаких снов. — Ложь. — усмехнулся голос, — Не помнишь, как я взял тебя на переднем кресле своего автомобиля? В туалете самолета? В гримерке? В красной комнате? Или вчера ночью на вот этой самой кровати? —Не хочу помнить. — «Не хочу помнить» и «не помню» - две разные вещи. — Уйди. — Ты этого не хочешь. — Уйди. Из. Моей. Головы. — Вот именно. Твоя голова, ты и прекращай. — Хватит! Голос обязательно ответил бы что-нибудь еще, но звук входящего сообщения вконтакте прервал этот безумно содержательный диалог с самим собой. Шаст не глядя нашарил телефон рукой. Матвиенко. Всего одна фотография. Точнее скриншот экрана. Крупным планом профиль Антона. И его язык на любимой небритой щеке. Осознание того, что Матвиенко поставил эту фотку на заставку, приходит не сразу. Шастун резко сел на кровати. Так резко, что даже голова слегка закружилась. Второе сообщение не заставило себя долго ждать. «Теперь моя очередь.» Опять больное воображение? Антон несколько раз обновил страницу с диалогами, но два последних сообщения и не планировали испаряться. — Может, еще не все потеряно, как думаешь? Внутренний голос больше не отвечал. Вместо него раздалось три коротких стука в дверь. И, кажется, это точно не горничная.Часть 1
24 января 2017 г. в 13:19
Последние августовские деньки были невероятно щедры на солнце и тепло. Городской парк полон жизни. Детский смех, стук каблуков, птичий щебет, велосипедный звонок, урывки непринужденных разговоров, тихий речной плеск. Антону нравилось проводить свободное время здесь. А когда компанию ему составлял предмет его слепого обожания, тем более.
— Знаешь, чего хочу? — вдруг спрашивает Серёжа, и у Шастуна внутри всё сжимается. Он-то уже давно для себя решил, чего хочет, но это слишком ублюдская история, чтобы перебраться из его головы в реальность.
— Я должен угадать? — рассеянно отвечает Антон, опуская на глаза солнечные очки.
— Сахарной ваты!
Антон, качнув головой, рассмеялся, глядя как парень бросает под ноги доску, и, оттолкнувшись как следует, мчит в сторону ближайшего ларька с вожделенной сладостью. Циничный, грубый, хамоватый Матвиенко на деле просто большой ребенок.
— Ты будешь? — не оборачиваясь, спрашивает Серёжа, на что догнавший его Антон лишь отрицательно промычал.
Они садятся на ближайшую лавочку у набережной. Матвиенко тыкает пальцем на проплывающую мимо яхту.
— Моя красотка поплыла.
— Мечтать не вредно, — бубнит Антон, отрывая от Серёжиной ваты приличный кусок.
— Эй! Я же спросил будешь или нет!
— Для человека, владеющего личной яхтой, ты слишком жадный, — парирует Антон, отправляя розовое облако в рот. Серёжа нахмурился, в ответ Шаст мягко пихнул его локтем и скорчил рожицу — мол, да ладно тебе.
Серый отодвинулся от друга на противоположный край лавки, изъявив таким образом свое нежелание делиться воздушной сладостью. Он громко чавкал, мычал от наслаждения и с неприкрытым удовольствием облизывал липкие пальцы. Антон почти сразу уткнулся в телефон, потому что не мог спокойно смотреть, как Матвиенко проводит языком по своей ладони: в его голове время замедляло ход, на заднем плане включалась сексуальная музыка, и из Серёжиных действий испарялась вся детская непосредственность, которой в реальной жизни было, пожалуй, слишком много.
Подняв очки на макушку, Антон бессознательно пролистывал ленту инстаграмма. И надо сказать, было весьма трудно сосредоточиться на фотографиях и хэштегах, когда человек справа сводит с ума своими причмокиваниями. Шастуну стало немного паршиво от мысли, что это, возможно, самый эротичный момент с участием Серёжи, который посчастливилось ему в жизни увидеть. Потому что выбирая между уже имеющейся дружбой и риском признаться в своих чувствах, Антон выбрал дружбу.
Шаст не хотел презрительных взглядов и грязных разговоров за спиной. Не хотел лишать себя возможности быть Сергею близким. Да и чего скрывать, он просто боялся. Боялся никогда больше не услышать наяву циничной шутки в свой адрес, не насладиться случайным прикосновением, любимым заливистым смехом, заботливым взглядом. Да и Серёжа был хорошим другом, надежным. Антон тоже пытался просто дружить. Получалось с трудом, если честно.
— Давай усатое селфи? — Матвиенко видимо уже насытился своей ватой, но ее все еще оставалось слишком много, чтобы доесть в одиночестве. А зачем делиться по-нормальному, когда можно запилить усатое селфи?
Антон убирает свой телефон в карман и пододвигается к другу. Матвиенко отрывает от ваты кусок и прикладывает его над губой. Сначала себе, потом Шастуну. Антон не может сдержать улыбки. Щекочущее прикосновение Серёжиных пальцев заставляет сердце биться в два раза чаще.
Матвиенко вытягивает руку с телефоном. Щёлк-щёлк-щёлк. Парни корчат рожицы. Щелк-щелк-щелк. Антон без помощи рук съедает свои ватные усы. Щёлк-щёлк-щёлк. Серёжа делает со своими то же самое. Щёлк-щёлк-щёлк. Антон поворачивает голову к Серёже. Щёлк-щёлк-щёлк. Антон медленно проводит языком по щеке Серёжи. Щёлк.
Матвиенко морщится, смеется и мягко отпихивает от себя Шастуна.
— Совсем дурак? — сквозь смех произносит Серый и вытирает тыльной стороной ладони щеку. Антон, конечно, улыбается в ответ, но мысленно ненавидит себя за эту вольность. Привкус сахарной ваты во рту почему-то казался ему слишком горьким.
— Там осталось немного ваты, ты же жадничаешь, — пытается отшутиться Шаст. — Приходится довольствоваться малым.
— Да забирай, только язык свой при себе держи, — Серёжа передает палочку с остатками сладости, потерявшей уже свой привлекательный вид.
Помятая, полусъеденная, слипшаяся, лишенная воздушности. Антон задумчиво покрутил ее в руке. Что-то было у него общее с этой дурацкой ватой.
Серёжа как будто не улавливал появившейся нотки меланхолии в настроении Шастуна и принялся рассказывать очередную веселую историю своих недавних поездок. Вид у него при этом был невероятно счастливый. Так редко удавалось застать Матвиенко таким, и Антон смотрел с жадностью, пытаясь высечь в памяти каждую крупинку, из которой состоял счастливый Серёжа.
— Чего? — видимо Шаст смотрел слишком долго или слишком пристально. В любом случае, это слишком, как казалось Антону, явно напрягало Матвиенко, — Если ты думаешь, не лизнуть ли меня еще разок...
— Просто неудачно пошутил, — поднимая руки вверх, оправдывается Шастун и возвращает разговор обратно к веселым похождениям Серёжи.
Матвиенко отводит взгляд. Подходящий момент уже второй раз за сегодняшний день ускользает из его рук. В первый он просто растерялся, Серый признавал свой промах. Второй целиком и полностью лежал на плечах Антона. Этот придурок никогда не дает договорить.