***
Покинув Зелейку и свернув в проулок, Ефремыч уже через несколько минут очутился на соседней улице. Дома на ней были двухэтажные, с балкончиками и обязательными палисадниками. Дверь в подъезд, отворившаяся бесшумно, впустила его внутрь, мягко захлопнувшись за спиной. На лестнице обнаружилось неожиданное препятствие, из-за которого его квартира, до которой, казалось, рукой подать, стала недосягаемой. — Извините, пожалуйста, я сейчас освобожу лестницу, — затараторило эфемерное создание в лёгком кисейном сарафанчике, с трудом балансируя на тонких высоких каблуках босоножек и старательно размахивая белоснежным платочком, отчего сумки, чемоданы и котомки, загромоздившие ступеньки, начали хаотично, едва не сталкиваясь, двигаться вверх, влетая в распахнутую дверь соседней квартиры. Через пару минут затор, возникший на лестнице, был ликвидирован, и Ефремыч поспешил скрыться за своей дверью, боясь признаться самому себе, что ведьма, поселившаяся по соседству, произвела на него приятное впечатление, несмотря на вызывающую одежду и некоторую безалаберность.***
Через неделю Ефремыч снова увидел девушку. В дверь к нему постучали и он, как был — пыльный, уставший и заросший — распахнул дверь, решив поинтересоваться, кто из соседей был так смел, чтобы сунуться под горячую руку оборотню, только несколько часов назад вернувшемуся в человеческую форму. В дверях стояла соседка, держа перед собой блюдо с пирогом, которое она тут же чуть не вывернула на пол, увидев его. Не дав тарелке разбиться, он лихо поймал ароматную выпечку и вопросительно посмотрел на гостью. — Вот… пирог испекла… — произнесла феечка, заикаясь, — познакомиться хотела… по-соседски… — Как зовут? — поинтересовался Ефремыч, стараясь не сильно принюхиваться к пирогу — возвращение в человека потребовало, как всегда, много магических и физических затрат, так что жрать он хотел как волк. — Фанечка, — представилась соседка и поправилась, — то есть Фаина. — Так вот, Фаина, — взрыкнул Ефремыч, тут же неожиданно огорчаясь, что соседка вздрогнула то ли от испуга, то ли от неожиданности, — чтобы не было недопонимания или каких-то проблем… Я — оборотень, нелюдимый и грубый, так что будет лучше, если мы ограничим своё общение кивками при встрече на лестнице. Ясно? Ожидаемой реакции не последовало. Феечка не убежала с криком, не забрала тарелку с пирогом и, что удивительно, не засветила ей Ефремычу в глаз. — Не совсем, — произнесла она и неожиданно посмотрела прямо в жёлтые глаза. — Я человек культурный и ограничиваться безликим кивком ближайшему соседу совершенно не собираюсь. Звать вас как, оборотень? — О, и заикаться перестала, — хмыкнул Ефремыч, с удивлением понимая, что его, кажется, совсем не боятся. — Родители Николаем назвали, Ефремовичем. Так что, если уж тебе заблажилось, так и зови — по имени-отчеству. — Чаю нальёте, Николай Ефремович? — поинтересовалась Фанечка, протискиваясь мимо хозяина в дверь и задевая его при этом бедром. «Точнее, суповым набором, — усмехнулся Ефремыч, сразу раскусив соседку. — Ишь, молодая да ранняя. Ещё молоко на губах не обсохло, а туда же… Соврати-и-и-и-тельница!» Недобрым взглядом посмотрев вслед пигалице, точнёхонько отправившейся на кухню, он двинулся следом, с грохотом поставив пирог на стол. Несчастная тарелка жалобно звякнула, намекнув на то, что недалека от того момента, когда расколется. — Вы любите абрикосы? — как ни в чём ни бывало, поинтересовалась гостья. — Маменька изволили прислать мне с ними посылку. Видеть уже их не могу, а выкинуть жалко. Вот, перерабатываю. От пирога, действительно, умопомрачительно пахло этим южным фруктом, и Ефремыч, мысленно махнув рукой на наглость новой знакомой, решительно пристроился к тарелке, молча подозвав нож из ящика кухонного стола. — Там в холодильнике молоко должно быть, достань, — распорядился он и махнул ножом в сторону висящего на стене шкафчика. — Если хочешь чаю, заваривай сама. Гостья, не споря, тот час же последовала его совету и вскоре они сидели напротив друг друга за столом и воздавали должное быстро уменьшающемуся пирогу, запивая его холодным молоком и горячим чаем.***
Фанечка оказалась приезжей с юга. Несколько лет назад она окончила Китеж и сбежала в Москву от родителей, мечтавших поскорее выдать дочку замуж и обзавестись внуками. — Я боевой маг! — возмущалась феечка, сверкая голубыми глазами, и злилась, видя недоверие Ефремыча. — Да, боевой, не смотри на меня так! А они кричат — замуж! — Ты не похожа на боевого мага, — ухмыльнулся оборотень. — Они комплекции немного другой и платочками не машут. — Ага, — согласилась Фанечка, — им больше посохи подходят, это точно. Только я-то не из тех дуболомов, что в дружине потом служат. У нас другие задачи и другое исполнение, а платочек это так, мелочи. Ефремыч покачал головой — странная девушка, уж настолько бесхитростная, что мысли дурные лезут в голову. Не может боевой маг быть настолько болтливым. Что это? Просто врёт, чтобы понравиться, или наоборот, проверяет? Но кому и зачем он сдался? Хотя работа у него серьёзная… Если же просто понравился?.. Но феечка уж больно быстро в подруги напрашивается, а он таких не любит. Был у него прецедент — влезет в душу, а потом хвостом вильнёт и поминай как звали, а ты сиди, Ефремыч, у разбитого корыта и собирай по кусочкам сердце…***
Никаких предложений в профессиональном плане от феечки не последовало ни в тот же день, ни позже, так что Ефремыч решил, что ему просто показалось, и спокойно отвечал на приветствия Фанечки, когда та сталкивалась с ним на лестнице. Лето закончилось. Осень, с дождями и слякотью, пришла как всегда незваной, и он уже без удовольствия отправлялся в заповедник — что хорошего в мокрой шерсти… Установив сигнальные чары от воров и выйдя за порог своей квартиры, оборотень нос к носу столкнулся с соседкой, оглядевшей его с интересом и задержавшей взгляд на рюкзаке, в который оборотень натолкал НЗ — на случай, если охота окажется неудачной. — А я к тебе, поговорить… — Потом поговорим, — отмахнулся Ефремыч, сбегая по лестнице навстречу мелкому дождю, что ждал его за дверью подъезда. — Ну, так я ждать буду, — услышал он вслед, — и пирожков напеку, с капустой. Любишь?! Ответом он Фанечку не осчастливил — подъездная дверь захлопнулась, отрезав его от тепла, пирожков и соседки, которая со странным упорством не давала ему успокоиться, будоража чувствительный волчий нос запахами уютного дома, так странно сочетавшимися с её внешностью и нетипичной работой.***
Маленькая аккуратная грудь нежно-розово маячила у него перед глазами и он потянулся, стремясь к ней прикоснуться, но получив по рукам, обиженно взглянул на белокурую куклу, полностью обнажённую и с удобством устроившуюся на его животе, бесстыдно разведя колени. — Любишь? — спросила она странно знакомым голосом, протягивая ему невесть откуда взявшуюся тарелку, на которой горкой высились пирожки, исходя паром и сверкая капельками раскалённого масла, одна из которых, как в замедленной съёмке, медленно скатилась ему на лицо… Ефремыч подскочил, смахивая холодную каплю дождя, шлёпнувшуюся ему на лоб. За ней последовала ещё одна и ещё… Подняв голову, оборотень обнаружил, что крыша его временного жилища неожиданно протекла. Странный сон всё никак не отпускал. Почему-то было муторно и стыдно. Он энергично помотал головой, стремясь сбросить с себя наваждение… И если выверт мозга, превратившего дождь в масло, он ещё мог понять, то бесстыжая кукла, в фарфоровом личике которой угадывались черты соседки, объяснению не поддавалась. Такое не свалишь на долгое воздержание — Ефремыч не отказывал себе в общении с противоположным полом. За окном серел рассвет. Солнце, пробивающее себе путь сквозь тяжёлые облака, с неохотой заглянуло в его хибару, осветив спартанскую обстановку. На грубо сколоченном столе одиноко стояла пустая кружка, и Ефремычу дико захотелось пирожков…***
Соседка будто ждала его… Хотя, почему будто? Явно прекрасно знала, когда он вернётся и тут же нарисовалась в дверях с пирожками. — С капустой, как и обещала? — поинтересовался оборотень, не став кочевряжиться — если уж феечка сама рвётся познакомиться поближе, то кто он такой, чтобы ей в этом отказывать. В душу он её не пустит, а физиологические потребности ещё никто не отменял. Хочет она его, ну так и отлично, он тоже совсем не против… Фанечка была похожа и не похожа на ту, из сна. Маленькая грудь удобно ложилась в руку, приятной округлости попка совсем не выглядела суповым набором, а мечтательное выражение глаз, только что сверкавших страстью, делало её личико живым и совсем непохожим на то, фарфоровое… — Детка, ты супер, — сообщил ей Ефремыч, расслабленно скатываясь с неё и закрывая глаза. — Я спать.***
— Ты, кажется, хотела поговорить? — он был озадачен, поутру обнаружив феечку в своей кровати и понимая, что та не отвяжется. Судя по всему, он оказался прав — у неё было к нему какое-то дело, иначе как объяснить попытку привязать его к себе сексом. — Организация, на которую ты работаешь, хочет мне что-то предложить? Учти, я законопослушный гражданин магического общества и ни в какие авантюры лезть не буду. Если ты соврала по поводу места своей работы, тебе лучше просто промолчать — я не сотрудничаю с криминалом. — О чём ты? — поинтересовалась Фанечка, судорожно пытаясь прикрыться одеялом. Покрасневшие щёки выдавали её с головой — девушка ужасно стеснялась. — Ну ты же зачем-то залезла ко мне в постель? — Ефремыч заложил руки за голову и блаженно зажмурился. — Хвасталась работой, кормила пирожками... Судя по всему, я заинтересовал твоё начальство, кем бы оно ни было. Так что жду предложений. Не получив ответа, он приоткрыл один глаз и обнаружил, что феечка в данный момент смахивает на рыбку, вытащенную из воды, во всяком случае, рот она разевала точь-в-точь как какая-нибудь скалярия. Почему он сравнил её именно с этой обитательницей аквариума, оборотень не знал, да и в следующее мгновение та закрыла рот, утратив сходство. — Как ты мог такое подумать? — прошептала Фанечка тихо и хрипло, в её глазах появились слёзы, а нижняя губа мелко задрожала. Ефремыч решил, что девушка сейчас разразится истерикой, и приготовился к любому развитию событий — он ожидал и рек слёз с последующим утешением, и бурного скандала с не менее бурным примирением. Но феечка повела себя неожиданно. Во всяком случае, для него. Сморгнув так и непролитые слёзы, она, всё так же прикрываясь одеялом, молча слезла с кровати, голыми пятками по холодному полу прошлёпала до выхода из спальни, мимоходом призвав все предметы своей одежды, разбросанной почти по всем поверхностям, и вышла из комнаты, напоследок громко хлопнув дверью. Когда Ефремыч смог, наконец-то, выбраться из собственной спальни, ставшей на несколько минут ловушкой, Фанечку в своей квартире он не обнаружил. О её недавнем присутствии говорило только одеяло, брошенное в коридоре, да забытая на кухне тарелка в весёленький цветочек, с лежащим на ней сиротливым пирожком…***
С того дня прошло три месяца. Фанечка избегала его, с удивительной лёгкостью не попадаясь на глаза, и если раньше он постоянно сталкивался с ней в подъезде, то сейчас о том, что она всё ещё живёт тут, говорил только лёгкий шлейф запахов, время от времени ощущаемый его носом. Ефремыч, вначале радовавшийся тому, что всё так легко разрешилось и интрижка с соседкой закончилась без драмы, через некоторое время с удивлением поймал себя на ожидании встречи. Обычной встречи мимоходом на лестнице — ему не хватало феечки… К тому же, в его груди завёлся некто с острыми когтями, не дающий жить спокойно, царапающий сердце и мешающий спать. Оборотню пришлось признать, что так ощущается его совесть — у обиженной им девушки стоило попросить прощения. Возможно, тогда совесть затихнет и спрячет когти.***
Возможность поговорить неожиданно представилась в начале весны, когда птицы за окном его квартиры загомонили громче и веселее, на деревьях набухли и распустились почки, а в заповедных лесах на проталинах зацвели первоцветы. В тот день, собравшись на работу, Ефремыч вышел в подъезд именно в тот момент, когда мимо его двери пробегала Фанечка, стуча каблучками красных сапожек. Оборотень не растерялся и, схватив её за руку, втянул в квартиру. Не давая ведьме опомниться и проклясть его чем-нибудь заковыристым, он впился в её губы поцелуем, объятиями зафиксировав ей руки. Та прибегла к совершенно не волшебной уловке и лягнула в ответ ногою по голени, вырвав из его лёгких болезненный стон, и резко оттолкнула. Встав так, чтобы перегородить прижавшейся к стене девушке выход из квартиры, Ефремыч, всё ещё болезненно морщась, поднял вверх руки, сдаваясь. — Я хотел поговорить, — спешно произнёс он, опасаясь ответных действий ведьмы, но не собираясь обороняться. — О чём же? — зло глядя на оборотня, спросила Фанечка. — Если о работе, то увы, у меня всё ещё нет для тебя предложений. — Я хотел извиниться, — Ефремыч виновато посмотрел на ведьму, следя за выражением её глаз. — Я повёл себя как последний идиот, будучи уверен, что ты обратила на меня внимание только из-за моей работы или оборотничества, понадобившихся тебе в непонятных мне целях. Не привык, знаешь ли, к тому, что могу быть кому-то просто интересен. Убедившись во время покаянной речи, что девушка больше не собирается драться, Ефремыч, медленно опустив руки, продолжил: — Ты такая молодая, красивая, весёлая. Чем тебя мог заинтересовать старый облезлый я? Вот потому не поверил и обидел, за что и прошу сейчас прощения. — Ты и впрямь глупый старый оборотень, — улыбнувшись ему, согласилась Фанечка, и от её улыбки чудовище у него в груди заворочалось, снова вонзая в сердце когти, и он задохнулся от справедливых слов, понимая, что та его не простила. Но отодвинувшись, чтобы дать феечке возможность уйти из его жизни, Ефремыч с неверием посмотрел ей в глаза, услышав окончание фразы: — Но ты мой глупый оборотень и я мечтала о том дне, когда смогу сказать тебе это. Фанечка оторвалась от стены, на которую опиралась, и двинулась прямиком к мужчине, которого она продолжала любить даже после того, как он её обидел. Но он извинился и уж теперь никуда от неё не денется. — Фаина?.. — прошептал Ефремыч, удивлённо глядя на девушку, приближающуюся к нему. Та улыбалась и с сурового сердца оборотня, давно одевшего этот орган в броню, слетели оковы, пробитые робким ростком чувства, старательно позабытого им. — Феечка моя, неужели?.. Нежный поцелуй сказал ему о любви больше слов, и Ефремыч не стал медлить, утаскивая «добычу» в спальню. Плевать на работу, плевать на всё, ведь ему несказанно повезло, и он не собирался в этот раз упускать свою странную фею…