Воск и пепел

Игра начинается. Игра начинается, когда она понимает, что с верой можно играть. Верить — не верить. Религиозные фанатики будут плакать, Илона вгоняет в икону огарок свечи и размазывает мягкий воск по вытянутому лику, кажется, богоматери. Говорят, у ведьм нет душ. Говорят, у рыжих нет душ. — Ты не рыжая. — Но ты, ты-то рыжий, — Илона сплевывает сквозь зубы вниз — с балкона. У Илоны в толстых пальцах с птичьими бордовыми ногтями длинная тонкая сигарета, пахнущая совсем не подходяще — ванилью. Это ведь не Илона пахнет ванилью. Она — оплавленные свечи, пузыри на коже, дурной запах гари и табака от волос. Килограммы соли около дверей и подоконников, спицы в черных волосах, заговоренные булавки под одеждой. Минус — одежды слишком мало. — Зачем ты это делаешь? — рыжий кивает на икону и пристраивается рядом в балконной прорези, именуемой окном. Илона предлагает затянуться, Гиберт брезгливо отмахивается. Ведьма пожимает худыми плечами. — Я получаю по шее. Сил дает. — Сколько раз? За каждый пепельный тычок в исписанное дерево. Солнце палит алым светом грязное стекло, играет в рыжине блестящими нитками и тонет во мгле. — Когда я выжгу ее лицо, балкон, на котором мы стоим, обвалится, — Илона усмехается. Виталий смежает веки, лик кривится, плавится, разевает рот — присохший воск и пепел творят чудеса, кто бы мог подумать. — Твоё последнее желание? Илона заносит сигарету над богоматерью и внимательно наблюдает, даже скулы в ее лице вырисовываются четче. Гиберт, сомкнувший веки перед солнечным светом, коим обласкан настолько, что веснушки налезают на веснушки, приоткрывает один полупрозрачный глаз и, едва заметно улыбнувшись, в миг оставляет ожог на плече ведьмы. Илона пренебрежительно хмыкает, даже не рассматривая полопавшиеся под мертвенно-бледной кожей капилляры. — Как мелочно. И втыкает еще живую сигарету в лик святой.