***
— Торин, нет, давай же, смотри на меня... Торин, посмотри на меня. Лёд давно перестал обжигать холодом, тупая пульсирующая боль от разорванных мышц и сломанных рёбер растворилась в сером оцепенении, что постепенно овладевало гномом. Ладонь Бильбо, уверенно лежащая на груди, — единственный источник тепла в этом промёрзшем мире. Он смотрит. Как только Бильбо оказывался поблизости, он не мог отвести от него глаз. О лучшей смерти Торин не мог и мечтать, уйти, пока Бильбо рядом. Это больше, чем он осмелился бы просить, больше, чем он заслуживал. Может, небеса на прощание смилостивились, исполнили его желание, и Бильбо будет с ним до самого конца. После всего, что произошло, после ярости, огненного тумана, после Аркенстона, пылающего в руках человека, и полных ужаса вскриков Бильбо на крепостной стене, хоббит здесь, как и обещал. Бильбо сдержал слово, когда Торин не смог. Ладони — одна прижимает рану, другая вцепилась в руку Торина — дрожат от напряжения. Пальцы Бильбо сводит судорогой, голос захлёбывается словами, лицо искажает боль, которой там не место. Это больше, чем Торин хотел бы увидеть на его невероятно выразительном лице, страдания не должны были коснуться его черт. Но Торин — жалкий, самолюбивый, жадный — упивается им. Он впитывает боль Бильбо, купается в ней. Понимание, что Бильбо способен смотреть на него вот так после всего, что случилось, словно бальзам льётся на что-то изломанное и кровоточащее в груди. — Бильбо... Прости меня. За всё. Я никогда не перестану просить у тебя прощения. Отправляйся домой. Уходи. Вернись к уюту и тишине, посади своё деревце. Возвращайся домой и позволь мне жить в твоих воспоминаниях. Помни меня тем Торином, которого видел только ты. Помни Торина, для которого честь была превыше всего, который не утешался бы твоей болью. Прости, что привёл тебя за собой. Прости, что повторил бы это тысячу раз, только чтобы ты был рядом. Слова застревают на языке, увязают в каплях крови и морозном воздухе. Торин понимает, он должен вытолкнуть их, должен сказать напоследок. Он так устал. Боль и бессилие разрастаются, Торин чувствует, как приходит время прощаться. — Нет. — Голос Бильбо отчаянно срывается. Он резко дёргает Торина за руку, словно ему нужно, чтобы гном обратил на него внимание. — Не смей прощаться со мной, Торин Дубощит. Слышишь? Ты не умрёшь. Ещё не всё потеряно. Смотри на меня, Торин, смотри на меня. Дыши, просто не засыпай, смотри на меня. Торин смотрит. Он смотрит, как свет играет в волосах Бильбо, как тянется вдоль лица струйка крови. Торин смотрит, как дёргается щека, когда Бильбо с силой сжимает челюсти, как морщинка ложится меж бровей, как в глазах появляется влага. Он смотрит и не может оторвать взгляда. — Смотри на меня, — вновь требует Бильбо, и Торин слышит в голосе металл, что всегда таился в хоббите. Твёрдую руду, тщательно спрятанную за мягким, добродушным теплом, доступным всему остальному миру. Я всегда смотрел на тебя, — думает Торин, отдалённо чувствуя, как земля уплывает из-под них, как вцепляются ему в плечи ладони Бильбо и ветер треплет волосы. — Я не мог отвести от тебя глаз.***
Торину кажется, если бы им довелось встретиться при других обстоятельствах, они с полуросликом стали бы друзьями. Бильбо по-своему умён. Стоит ему забыть о ширском воспитании, как он становится весьма остроумным и способным поддерживать довольно занимательную беседу. То, что Бильбо в конце концов подписал контракт, уже ставит его на ступеньку выше остальных сородичей, а смекалка в стычке с троллями обеспечила отряду бесценное время. Что, впрочем, не отменяет того, что именно из-за Бильбо тролли их едва не сожрали. И в этом-то и кроется корень проблемы. Бильбо остроумный, очаровательный, щедрый, упорный, и чем больше Торин думает о нём, тем большей помехой в походе он становится. Торин сказал Гендальфу, что не будет ответственен за судьбу любимчика волшебника, но Бильбо подписал контракт и теперь являлся частью отряда Торина Дубощита. А гном не привык пренебрегать своими спутниками, под какими глупыми предлогами они бы ни присоединились к компании. Поэтому Торин принимает Бильбо на службу и каждое утро молится, чтобы полурослик повернул домой, пока его нежное, привязанное к норе сердце, созданное для садов, книг и тёплого очага, на глазах Торина Дубощита не пронзил орочий клинок. Полурослику, похоже, ситуация нравится не сильнее Торина. Он бубнит и жалуется, недовольно сверлит взглядом то грязь, налипшую на красивый жилет, то конскую шерсть на сюртуке. Он мечтает о горячей ванне и ворочается с боку на бок по ночам. Постоянные жалобы не заботят Торина, остальные члены отряда тоже не стесняются делиться своим недовольством. Но по крайней мере остальные могут позаботиться о себе в схватках, а Бильбо держит маленький меч, подаренный Гендальфом, будто тот сейчас выпрыгнет из рук и укусит. Сказать, что Торин был потрясён, когда полурослик нагнал их после исчезновения в гоблинских туннелях, будет преуменьшением. По разумным соображениям, Бильбо должен был погибнуть, хотя Торин всем сердцем надеялся, что полурослику удалось улизнуть и он уже на полпути к эльфятнику, и больше Торину не придётся о нём волноваться. Но вот он Бильбо, стоит руки в боки, извалялся в пыли, нарядная одежда, над которой он так трясся, разодрана. Стоит и смущённо улыбается, словно ему неловко за то, что потерялся, а вовсе не за то, что сумел выбраться из кишащего гоблинами подземелья без единой царапины. Чудо, что он спасся и выбрался невредимым из опасной битвы, и всё внимание компании поглощено этой счастливой вестью. Торина же заботит совсем другое. Бильбо не должен был вернуться. Незачем ему возвращаться. Его не интересует золото, он вечно всем недоволен, и Торин знает, грубые слова, сказанные на горном перевале, больно ударили по самоуверенности полурослика. Ему стоило уйти. Но он пришёл обратно. — Почему ты вернулся? Бильбо окидывает его задумчивым взглядом, наклонив голову в сторону и приподняв уголок губ, и улыбка эта совсем не похожа на вымученную гримасу, которая обычно появляется у Бильбо, когда тот сдерживает готовый вырваться колкий ответ. Но это и не яркая, довольная улыбка дурака, бегущего навстречу приключениям, которую Торину доводилось лицезреть несколько раз. Это спокойная и уверенная улыбка. Бильбо смотрит Торину прямо в глаза, стоит, расправив плечи. Что-то происходит, что-то важное, и Бильбо, который пожимает плечами и говорит о доме, о том, что готов сражаться, чтобы вернуть его, совсем не тот полурослик, что так скучал по своему креслу и книжкам. Словно кто-то бросил на пол кусок пустой породы, расколол его и нашёл таившуюся внутри железную руду. Но это всего лишь полурослик, и Торину необходимо знать, откуда взялось это чувство. Он хочет подойти к нему и потребовать, чтобы Бильбо рассказал без утайки, что произошло в туннелях, что исторгли из себя это спокойное уравновешенное существо, так непохожее на Бильбо Бэггинса, которого он знал. Торин жаждет узнать, зачем этот маленький книгочей вернулся, если Эребор — не его дом. Почему судьба компании так заботит его, ведь они втянули полурослика в трудное, полное опасностей путешествие. Он хочет узнать, почему, несмотря на грубое отношение, взгляд Бильбо упирается ему прямо в глаза, когда тот рассказывает о своём желании помочь гномам обрести дом. И почему от слов Бильбо что-то вздрагивает в груди и заставляет Торина, кто бы мог подумать, отвести взгляд первым. Но Торин молчит, лишь запоминает на будущее, кивает и с глухо бьющимся сердцем решает, что впредь будет внимательнее следить за их не таким уж и простым взломщиком. О таинственных преображениях приходится забыть, за ними снова погоня, и сумасшедшая мысль мелькает в голове, что весь их поход — непрекращающийся безумный забег от одной опасности к другой. Пылает огонь. Деревья горят, словно факелы, словно много лет назад, когда за оранжевыми отсветами последовал рёв дракона. Бледный орк появляется, будто оживший ночной кошмар. Кровь, тело прошивает болью. Бешеная ярость затуманивает разум, Торин забывает о ранах, пока не оказывается на земле, поверженный, униженный. Он пытается схватить меч, он не может позволить себе погибнуть осмеянным. Торин не расстанется с жизнью глупцом, чью голову отрубил какой-то рядовой безымянный орк. Рядом раздаётся крик, тонкий боевой клич, и в орка, застывшего над ним, врезается чьё-то тело. Взгляд Торина расплывается, но он успевает заметить, что это полурослик с диким воплем и страшной гримасой на открытом лице вонзает свой крохотный меч в грудь врага. Это полурослик, спотыкаясь, становится перед Торином, как маленький сторожевой пёс, пылающий синим клинок твёрдо зажат в неловких ладонях. Это полурослик широкими взмахами отгоняет прочь тьму, огонь и рычащих варгов. Бильбо. Из всех безумцев, что осмелились бы прийти ему на помощь, Бильбо Бэггинс непоколебимо встал между ним и Азогом. Бильбо, который вот-вот распрощается с жизнью в бою, а не съёжившись от страха, как Торин думал вначале. А потом они оказываются на скале Каррок, и Торин чувствует каждый надорванный мускул и сломанную кость, а Бильбо, стоя чуть в стороне, вдруг выглядит маленьким, потерянным и дрожит в испуге. Это одно из самых невероятных перевоплощений из всех, что Торину доводилось лицезреть. Бильбо с опаской поглядывает на Торина, нервно теребит пальцами одежду, часто-часто моргает. Он совсем не похож на рассвирепевшего полурослика, который выбежал навстречу охваченным боевым задором оркам, едва умея держать в руках меч. Торин думал, он знает о полуросликах всё. Он думал, Бильбо — любимчик заскучавшего волшебника, и если не подельник Гендальфа, так мечтатель с головой в облаках, который перепутал настоящий мир со сказочками из своих книг. Он видел только мягкотелость и слабохарактерность, и пускай Бильбо действовал из лучших побуждений, в конце концов он бы сгинул. Торин думал, Бильбо не место среди них и незачем полурослику покидать границы Шира. А сейчас Торин изо всех сил запросто прижимает Бильбо к груди, стараясь показать единственным объятием, как он сожалеет о том, что сомневался, как всего за день мир будто перевернулся, и от этого пьяно кружится голова. Всё, что он знал об этом полурослике, вылетело в трубу, на прощание щёлкнув по носу, и Торин никогда ещё в жизни не был так рад ошибиться.***
В голове бушует пламя. Огонь, и лёд, и кровь затопили разум, выжигая, испепеляя всё, кем он был. Дым заполняет рот, липнет к коже, воздух пропах тленом и горящей плотью. Он видит в нём своего брата, сестру и отца, Фили и Кили пожирает огонь, пылающий в Торине, он поглощает всё на своём пути, оставляя его стоять посреди пепелища. Дис сказала однажды, что огонь следовал за ними по пятам от самого Эребора, и Торин понимает, она права, потому что всё это время огонь был внутри него. Жар угасает, но дым остаётся, пламя и лёд отступают, оставляя после себя густое марево. Сквозь него он едва может разглядеть отсветы костра, играющие на золоте. То не ослепительный блеск сокровищницы, а мягкое золотистое сияние волос, что больше напоминает тёплое, нагретое солнцем дерево, а не сверкающий металл. — Бильбо?.. — собственный голос эхом звучит в тумане, будто доносится откуда-то издалека. Он чувствует руки и успокаивающий шёпот, но Бильбо не может быть здесь. Он прогнал его, сбросил вниз, отлучил от себя, он теперь далеко, очень далеко, где ни лёд, ни пламя его не коснутся. Бильбо здесь нет, но Торин пытается ухватить эту иллюзию, шепчет отчаянные просьбы, молит о прощении, которого не заслуживает. Он старается удержать его и слышит только тихие, взволнованные слова, ладони на рукаве не могут принадлежать Бильбо. Голос Торина плывёт, теряется в эхо, жар разгорается, дым застилает глаза, заволакивает собой иллюзии и утягивает в навечно разгоревшуюся внутри Торина огненную бурю.***
Золото. Золото, что стоит пролитых слёз. Что дороже горестей и печалей. Что выше приказа Кили остаться в Озёрном городе, выше взгляда, которым одарил его Фили, встав на сторону брата. Выше леденящего кровь ужаса, когда дракон полетел к маленькому поселению людей, что приютило две самые яркие искорки сердца Торина. Город горит за их спинами, крики плывут по воздуху, выворачивают наизнанку душу. Голосов не различить, но какая-то часть Торина всё же вслушивается, ищет сгорающих заживо племянников. Дис наорала на него, когда они подвизались идти в поход. Она со всей силы ударила Торина по лицу и кричала с яростью, какой он не видел многие десятилетия. — Ты — делай что хочешь! Иди вслед за нашим отцом, нашим дедом, прямиком к безумию и гибели! Я больше не могу тебя остановить. Я смирилась давным-давно. Ступай по их стопам, сгори и свихнись, как они, если тебе так неймётся. Но не смей погубить моих сыновей вместе с собой! Гора равномерно пульсирует, заглушая крики, словно утешает биением сердца под ухом. Там внутри, в тепле, там больше не будет печали. Не будет потерь. Воспоминания о золоте накрывают волной, спокойное сердцебиение превращается в рокот крыльев на ветру и жар раскалённого горна. Они обрушиваются на Торина, и гном позволяет воспоминаниям о тёплом золоте и трепещущем пламени задушить крики горящего города и его ошибок. Бессчётные груды золота, что стоит потерянных жизней. Оно погребает его под собой, тушит пожар у Торина в груди, гасит пламя, остаются лишь мерцающие в факельном свете блики металла. Торин часами ходит меж золотых гор, охваченный гордостью за свой народ, успокоенный тихим шёпотом, вытеснившим всё остальное. Огонь из бушующего пламени превращается в тяжёлый, обволакивающий жар, словно тёплый солнечный день или влажный, нагретый воздух в кузне. Впервые Торин не чувствует сковывающую, всепоглощающую необходимость куда-то идти, что-то делать, чего-то добиваться или зачем-то бежать. В мыслях не осталось ничего, кроме странного, умиротворяющего, тягучего, будто сироп, жара и золота. — Торин... Он будто издалека слышит плывущий над сокровищницей голос — тихий, напряжённый, взывающий к какой-то иной части разума. — ...нужно поесть! Пожа... Торин поднимает взгляд от полюбившегося кубка, сделанного с невероятным мастерством, с такими гладкими очертаниями. Свет отразился от угловатых рун на ободке иначе, чем от изящных ручек, и на мгновение гном потерялся в оттенках, которыми переливается милый сердцу металл. Он готов оскалиться, зарычать на посмевшего прервать его безмятежное любование чужака. Проходит несколько секунд прежде, чем Торин узнаёт замершее перед ним маленькое потрёпанное существо. — Бильбо? — О, да, конечно же это он. Торин улыбается краем губ. Разумеется, это Бильбо. Он всегда о чём-то суетится и неизменно остаётся рядом. — Ты беспокоишься по пустякам, — говорит Торин, чувствуя, как вдруг поднимается в нём тёплая волна симпатии. Бильбо стоит среди золотых груд, огонь отражается в его волосах и синих глазах. Они кажутся небывало тёмными на лице, полном света, словно озёра под луной. Или самоцветы, огранённые сапфиры. Словно вещь, которую нужно спрятать, беречь и охранять. Словно драгоценность, которую Торин будет лелеять и никогда не выпустит из рук. Бильбо не создан, чтобы бродить в лохмотьях, нет, он выше этого. Он должен быть усыпан з о л о т о м. Нужно вплести ему в пряди драгоценные камни, желтые цитрины и изумруды зеленее деревьев Шира. Одеть в шёлк, и меха, и в мифриловые цепи тончайшей работы с золотыми кулонами, чтобы пламя играло в них, как играет на его коже. Он гораздо ценнее какой-то наспех поднятой побрякушки. Бильбо — что-то совершенно иное, он навсегда останется с Торином, его место здесь — среди сокровищ, под надёжной охраной, в безопасности, взаперти, и всё это принадлежит им, и Бильбо тоже его и... Вдруг что-то будто в панике ломается, больно жалит, сердце срывается в галоп, заставляя оторвать от него взгляд и вновь уставиться на кубок. На несколько мгновений свирепый рокот в голове заглушает тихий шёпот золота, и пока Торин пытается с ним совладать, почти забывает о стоящем рядом Бильбо. — Это тебя не касается, — глухо рычит Торин, какая-то сила не даёт ему посмотреть на полурослика, который всего секунду назад безраздельно владел его мыслями. — Оставь меня. — Торин! Тебе нужно отдохнуть. Прошло уже... — Я сказал оставить меня! — взрывается гном, от ответного рёва в голове перехватывает дыхание, глаза приникают к кубку. Рокот не прекращается, пока не смолкают тихие, неуверенные шаги покидающего сокровищницу полурослика.***
Дым вновь рассеивается, Торин медленно моргает. Картинка перед глазами темнеет и расплывается. Торин гадает, неужели он перенёсся к праотцам, только вот кровать, на которой он лежит, да и размытая, качающаяся комната выглядят слишком заурядными. Что необычно, так это полурослик, сидящий у кровати. Торин понимает, что до сих пор блуждает по закоулкам собственного разума, потому что Бильбо не может быть тут, не может вот так просто сидеть и хмуриться, глядя в раскрытую на коленях книгу. Торин тихо наблюдает за ним пару минут, взгляд по-прежнему расплывается, в голове пульсирует далёкое пламя, танцующее на коже. Это совсем другой огонь, не похожий на тепло, которое окутывает Бильбо. Торин внезапно видит это разительное отличие между ними — сам он как голодный, всепоглощающий пожар, а Бильбо — тёплое потрескивание поленьев в камине. Или огонь в горне, согревающий гору от самого основания, превращающий чистый металл в нечто ещё более твёрдое. В этом свете, в мягкой чистой одежде, что ему велика (гномья рубаха, грубый хлопок, ни капли крови), Бильбо выглядит так обыкновенно, что это противоречит логике. Его не загрубевшие, тонкие руки больше подходят, чтобы держать перо, перелистывать страницы книг, а не обращаться с железом. Какое искусное притворство этот заурядный вид. — Yazârnusanzigilmakhahanimthurul 'abban, — раздаётся в воспалённом сознании голос Балина. Старому гному всегда нравилась эта поговорка. — Даже мифрил добывают из простого камня. Торин тянется сквозь густой воздух, касается руки Бильбо, удивляясь, какая она обыкновенная, мягкая. Чудо, что эта мягкость пережила и драконье пламя, и безумие. Бильбо вздрагивает от прикосновения и смотрит на него широко распахнутыми глазами, книга с грохотом закрывается. — Торин! Ты проснулся! — возглас звучит почему-то испуганно, но мысли Торина всё ещё заняты тем, как нежно свет камина омывает тёплую кожу Бильбо. Бильбо кашляет, кривится, разные выражения одно за другим сменяются на его лице. — Как... Как ты себя чувствуешь? Почти год он знаком с Бильбо, и память с такой поразительной точностью воссоздаёт каждую чёрточку, каждую морщинку, вплоть до теней, залёгших между бровей, беспокойного рта и тревоги в тёмных глазах. И Торин не придумывает ничего лучше, чем задать вопрос, который всегда приходил на ум, когда он пытался понять, кто же такой этот полурослик. — Почему ты такой мягкий?***
К тому времени, как Торин понимает, что произошло, становится слишком поздно. Он не замечает, когда это началось или как развивалось. Пройдут годы, и Торин будет вспоминать, что понимание пришло к нему, когда проблема уже успела укорениться и просто затоптать её не представлялось возможным. Тайны, которые скрывает полурослик, и непрекращающееся замешательство по его поводу неустанно привлекают к себе внимание Торина. Теперь же, когда он внимательнее наблюдает за ним, Торин понимает, что Бильбо буквально создан из противоречий. Во время тренировок с мечом рот у него не закрывается, Бильбо может болтать без умолку даже в настоящих стычках с врагами. Кажется, делает он это нарочно, чтобы отвлечь Торина бесконечной болтовнёй и рассказанными с поистине каменным лицом шуточками. И вот ещё один сюрприз — шутки Бильбо. Он выдаёт их таким спокойным тоном, с такой серьёзной миной, что Торин начинает смеяться ещё до того, как до гнома доходит смысл происходящего. Торин гадал потом, сколько мимоходом брошенных странных комментариев (“Что ж, я неплохо играю в каштаны, раз уж вам так интересно”) на самом деле оказались шуточками, и сколько их было отпущено за его счёт. Торин начинает вслушиваться внимательнее, задерживаться рядом, чтобы услышать обрывки разговоров и поймать отблески веселья, которое умудрялся раньше пропустить. Бильбо может болтать без удержу, а может часами сидеть в молчании. Он умеет быть тихим, что Торин, в отличие от других гномов, высоко ценит. Остальные поют, смеются или переругиваются, и временами он с удовольствием присоединяется к товарищам, чувствуя себя просто частью дружеской толпы. Но бывают ночи, когда его влечет к границам лагеря, к тишине и спокойствию, и все чаще он находит себя в компании полурослика. Вскоре искать общество Бильбо входит в привычку, почему-то его присутствие не кажется Торину неприятным вторжением в его уединение. Они могут сидеть рядом, не произнося ни слова, чувствовать друг друга, им даже не нужно встречаться глазами. И отчего-то компания полурослика приносит спокойствие в роящиеся мысли лучше, чем когда-либо получалось привычному одиночеству. Бильбо — тайна, загадка. Торину нравится понимать вещи, он предпочитает знать, что происходит в непосредственной близости. Обладая знаниями, проще принимать решения. Бильбо он не понимает ещё с Каррока, но это чувство не похоже на не дающий покоя шип в боку, с которым ассоциируются туманные планы Гендальфа. Непонимание Бильбо его завораживает. Торину хочется выведать каждый секрет этого странного существа. Такие мысли приходят Торину на ум, когда он просит Бильбо рассказать о Шире. Он всего лишь хочет понять, как полурослик может так скучать по дому и одновременно же закатывать глаза и кривиться, вспоминая родственников. Отсутствие уважения у Бильбо к другим представителям семейства (Бэггинсы, какой диковинный обычай, думает Торин, давать имя всей ветви Рода вместо того, чтобы просто вести родословную) поражает гнома. Бильбо понимает, что такое дом, но не видит значения родственных уз, а в голове Торина они переплетены так тесно, что он не способен даже представить, как можно разделять эти вещи. Поэтому он хочет знать, что Бильбо видит перед глазами, когда вспоминает дом. А потом Торин едва может заставить себя выслушать ответ, потому что он попался на крючок, и от вдруг ставшего мягким и тихим, полным тоски голоса полурослика что-то обрывается в груди. Чувство сродни боли овладевает Торином, когда он слышит, с какой нежностью Бильбо описывает деревья, речушки и холмы, и замечает, как изменилось лицо полурослика в смешанном свете луны и костра. От него невозможно отвести глаз, а когда Торин раздумывает, отчего так щемит в груди, в мозгу начинают зарождаться смутные подозрения. Сердце глухо стучит, между бровей залегла морщина, он пытается докопаться до сути, найти первопричину. Торин терпеть не может не знать собственных чувств и желаний и твёрдо намерен распутать этот причудливый клубок. А потом Бильбо улыбается ему редкой, настоящей улыбкой. У Бильбо в запасе есть улыбки на все случаи жизни. Острые, от которых жёсткие слова не теряют своей твёрдости, тонкие — чтобы спрятать раздосадованные вздохи, короткие смешки и мимолётные ухмылки, чтобы ясно дать понять: Бильбо вовсе не смешно. Но вот от этой милой улыбки Бильбо словно загорается изнутри тёплым светом. — Что ж, в конце концов у тебя появятся свои, — говорит Бильбо, но Торин так увлёкся размышлениями о стучащих в груди молоточках, что не сразу понимает, о чём идёт речь. — Свои что? — Рассказы. У тебя они снова появятся, как только мы вернём вам вашу милую гору. Это такая малость. Фраза ничем не отличается от тех, что Бильбо говорил раньше. Приятная нелепица, Торин уверен, Бильбо ничего особенного под ней не подразумевает. Это катастрофа. Слова разбивают сомнения, в которых он копошился, оставляя внезапное, ужасающее, горящее ярким пламенем понимание. Напиши их вместе со мной, — думает Торин, а душа его рвётся навстречу улыбке Бильбо, которая начинает таять под взглядом гнома. — Построй со мной дом. Начни сначала, сочини новые истории. Научись смотреть на меня с нежностью, с какой вспоминаешь Шир. Всё обретает кристальную чёткость, и Торин готов собственноручно свернуть себе шею за то, что не заметил этого раньше, потому что теперь уже слишком поздно. Неведомо для него сердце Торина прикипело к Бильбо Бэггинсу, к маленькому, доброму полурослику из Шира. Торин чувствует глубоко-глубоко, что этого теперь не изменить. Сердцу достаточно было мыслей о доме, об Эреборе, заботах о народе, но Бильбо потеснил их всех. Торин никогда не думал, что сможет когда-нибудь так сильно полюбить кого-то. Любовь — довольно редкое явление среди гномов, и почти всегда этому не дают произойти в угоду ремеслу или иной безликой страсти. Но вот перед ним сидит Бильбо, моргает в смущении, и Торин знает, по-другому быть не могло. Гномы не часто влюбляются, но если уж полюбят, то навсегда. Полурослик. Милостивый Махал, его угораздило влюбиться в полурослика, и он этого даже не заметил. Дис будет смеяться до колик, когда узнает. Король Торин Дубощит, наследник рода Дурина, отдал сердце милому крохотному полурослику. А почему, собственно, нет? Торин сильнее погружается в раздумья. Чем зазорно любить Бильбо Бэггинса, который неделями был источником восторженного замешательства, который спас Торину жизнь и разговаривает с ним, будто он обычный гном, а не легендарный король или клеймённый проклятьем неудачник? Он мог бы прямо сейчас вскочить на ноги, сделать один короткий шаг к Бильбо, схватить его руки и попросить остаться с ним в Эреборе, когда закончится поход. Торин не привык скрываться и ходить вокруг да около, кожа будто зудит от накатившего понимания, от жажды всё рассказать Бильбо. Почему нет? Потому, что они сидят вдали от походного костра на полпути ко вполне возможной гибели. Потому, что ему ещё отвоёвывать королевство, следить за отрядом, бежать от орков. Потому что Азог восстал из мёртвых, а волшебник загадочно намекает о каких-то более важных вещах, чем возвращение Торину родной горы. Его словно разрывает на части, а Бильбо только что говорил о далёком доме с тоской, так хорошо знакомой гному. Как может Торин просить его оставить Шир сейчас? Как может он просить его бросить зелёные холмы и деревья, когда ему нечего предложить взамен? Когда всё, что у него есть — это опасности, драконье пламя и пустая гора? Бильбо смаргивает, непонимающе хмурится, не подозревая об искре, которую разжёг своими ничего не значащими, мимоходом брошенными фразами. Я люблю тебя, — думает Торин, цепенея от важности признания. — Я только что понял, как сильно я тебя люблю. И нигде мне теперь не найти дома, если тебя не будет рядом. И это уже слишком. Торин поспешно встаёт, хочет уйти, сбежать — Бильбо в очередной раз перевернул его мир с ног на голову и бросил вызов всему, что Торин знал. Эребор всегда был его домом, ему для счастья нужны были знакомые с детства каменные стены и сородичи рядом, а теперь в нём поселилось ужасное понимание, что и полурослик ему там жизненно необходим. Бильбо, у которого уже есть свой дом. Бильбо сбивчиво бормочет какие-то вопросы, извинения, но что бы там ни было у полурослика на уме, Торин не в состоянии это слушать, ему едва удаётся бросить через плечо пожелание спокойной ночи перед тем, как поспешно скрыться. Торин уходит обратно к костру, к отвлекающему внимание говору и переругиваниям своего отряда. Он тяжело садится рядом с Двалином, устало, ошеломлённо смотрит невидящим взглядом в огонь. Он влюбился в Бильбо Бэггинса. И с этим ничего нельзя поделать. Это уже свершилось. Двалин оглядывается на него, отрываясь от чистки железных кастетов. — Ты как, в порядке? Я влюблён в проклятого полурослика, — думает Торин. Потом качает головой, к горлу подкатывает комок. Двалин затихает на несколько мгновений, потом громко вздыхает и откладывает кастеты в сторону. — И поговорить об этом ты не хочешь, да? — говорит он, и Торин благодарен, что во фразе на самом деле нет приглашающих вопросительных интонаций. Да благословит Двалина Махал. Балин бы начал выспрашивать так и эдак, улыбаться с сожалением, пока Торин не выложил бы ему всё. — Нет, — отвечает Торин. Двалин коротко кивает, выдыхает с облегчением и возвращается к оружию. Торин продолжает в ужасе смотреть на огонь.***
Торин просыпается и с удивлением обнаруживает, что лежит на нормальной кровати из грубо обтёсанного дерева в скромных покоях в Эреборе, вокруг привычный серый камень, и самый обыкновенный огонь согревает воздух. Торин ожидал увидеть бесконечные сводчатые залы, залитые светом, полные ушедших родичей, и вечность в царстве Махала. Гном не вполне уверен, рад он этому или разочарован. Несколько мгновений уходит на то, чтобы осознать себя. Дышать приходится сквозь тугую боль, значит в нескольких рёбрах трещины. По левому боку расползлось какое-то странное онемение, верх груди обвязан поддерживающими бинтами, Торин решает, что за отсутствие замутняющей сознание боли стоит поблагодарить Оина и его мази. Под повязками немного чешется, так что заживление уже началось, а это значит, он был без сознания по меньшей мере несколько дней. — Похоже, ты пришёл в себя, во всех смыслах, — произносит Гендальф рядом, закрывая маленькую книжицу, которую до сих пор читал. Торин долго хмурит брови, пытаясь вспомнить, когда волшебник успел вернуться. И не может. Гендальф оставил их перед эльфийским лесом, ничего не объяснив. Торин не жалел о том, что волшебник ушёл, и, видя его здесь, особенной радости не испытывает. Он не понимает, зачем Гендальф объявился сейчас, после битвы, после болезни и... Торин вспоминает — гулкий голос гремит в голове, а тонкие пальцы отчаянно хватают его за плечи. Если тебе не нравится мой взломщик, Торин, прошу, не причиняй ему вреда, верни его мне! — Бильбо? — первое, что проносится в испуганном мозгу. Торин не может вспомнить, видел ли Бильбо после инцидента на стене. Не может понять, жив ли он... Нет, воспоминание возвращается. Бильбо был там, на Вороньем Холме. Полурослик появился из ниоткуда, запыхавшийся, с комьями снега в волосах, остановился, опершись руками о колени, совсем не так далеко от битвы, как надеялся Торин. Но он был там, пришёл, чтобы предупредить. Он был там, чтобы заглянуть Торину в глаза и, когда времени на слова уже не осталось, улыбнуться и кивнуть, прежде чем разразился хаос. Бильбо был там, когда Торин готов был уйти, после стольких долгих лет борьбы со смертью наконец-то сдаться. Бильбо был рядом, цеплялся за него и умолял, будто Торин не пытался убить его тем же днём. — Не уходи, Торин, смотри на меня, пожалуйста, просто посмотри на меня... Но сейчас Бильбо рядом нет. А орков до сих пор осталось очень, очень много. Они наводнили Вороний Холм, даже орлы не помогли. Их было слишком много, а Бильбо не здесь, что если... — С Бильбо всё в порядке, — вздыхает Гендальф и прячет книжицу где-то в складках мантии. Торин шумно выдыхает, кулаки разжимаются, выпускают одеяло. — С ним всё хорошо, Торин, — продолжает волшебник. — Неприятная шишка на голове за неделю, что ты лежал без сознания, полностью прошла. Только в последние дни его не так-то просто отыскать. Ты знаешь, каким незаметным он может сделаться, если захочет. — Да, это у него отлично получается, — соглашается гном. Между ними воцаряется тишина, Торин без особого интереса изучает царапины, порезы и бинты на руках. Глубокая ранка здесь, тёмный синяк тут, сбитые костяшки. К груди будто привязали якорь, тяжёлый свинцовый шар, и он тащит его вниз, а тишина вот-вот раздавит. — Ты был прав, — признаёт он. Слова снимают груз с сердца, теперь он просто выжженный, пустой внутри. Всё, что он с боем хотел доказать, всё, чего боялись волшебник, эльф и его собственная сестра — оказалось правдой. — Я был недостаточно силён. Я поклялся, что никогда не превращусь в... — И превратился, — подтверждает Гендальф, но в словах его нет осуждения. — А потом пересилил наваждение, — тихо вздыхает волшебник, откидываясь на спинку стула. — Ты обрёл разум, а ответная атака, похоже, вдохновила всех остальных и, очень может быть, спасла нас всех, Торин. И... — лукаво улыбаясь, Гендальф искоса глядит на гнома, — если бы не твоя необдуманная идея позвать на помощь Даина, мы были бы обречены. Войска Железных Холмов оказались незаменимы против Азога. Азог не возглавил бы эту атаку, если бы Торин поднял меч снова и прикончил тварь много-много лет назад, ещё в битве при Азанулбизар. Многое сложилось бы иначе, если бы только он догадался проткнуть орка после того, как отрубил ему руку. Если бы. Если... Это слово преследует Торина всю жизнь. Если бы не его гордыня, если бы он закончил начатое, а не довольствовался мыслями о том, что Азог позорно подох. Азог, который заманил их в ловушку. Паника возвращается, сметает волной, хватает за сердце и сжимает со всех сил. Торин вспоминает Вороний Холм. Гном вскидывает голову, в глазах мелькает отголосок воспоминания — Фили в лапах Азога, кричит, чтобы они бежали прочь. — Фили! — давится воздухом Торин. — Кили? Они... — Живы, Торин, — спешит успокоить Гендальф, опуская тонкую руку ему на плечо. — С ними всё будет хорошо! Сейчас они не в лучшей форме, но повезло им больше, чем тебе. Оба давно пришли в сознание и будут счастливы услышать, что ты пошёл на поправку. Торин медленно выдыхает и прислоняется спиной к изголовью кровати. Приступ паники проходит, оставляя после себя странную ноющую пустоту и острую боль в боку, куда попал меч Азога. — Я не думал, что выкарабкаюсь. Я вообще не рассчитывал, что выживу. — Нет. Таких планов у тебя не было, — тихо произносит Гендальф, и Торину приходится отвернуться от его пронзительного взгляда. Гному не нравится, что волшебник так глубоко видит, так много знает, а ещё больше держит в тайне. — Но ты выжил. И теперь тебе придётся ответить на один замечательный и страшный вопрос. — Что за вопрос? — цедит Торин сквозь зубы. В боку саднит, он не в настроении разгадывать его загадки. Он устал, всё тело ломит, будто его прополоскали и выжали. Он очень хочет проспать ещё неделю и проснуться не в компании волшебника, который пытается всучить ему свою правду и мудрые советы, будто это драгоценные сокровища, и Торин должен радоваться, что удостоился чести их получить. Гендальф, похоже, не замечает его неудовольствия, но, скорее всего, волшебнику просто наплевать. — Как жить дальше. Торин не хочет думать о том, что будет потом. Его тянет снова погрузиться в забытьё, где не нужно придумывать, как поднять королевство из руин или как показаться миру на глаза после безумия. Он не желает знать, что случилось за пределами горы, заберёт ли Даин от него бразды правления, примет ли кто-то всерьёз права Торина на трон, где им раздобыть еду на зиму, достаточно ли он в своём уме, или это всего лишь короткое просветление, и вскоре он вновь запылает яростью и пульсирующим огнём, что затопили разум, когда болезнь разыгралась в полную силу. Или... Или... Сомнения кружат в голове, лишают последних крох надежды и спокойствия. Он очень хочет повидаться с Бильбо. После выходки на стене он больше не надеялся его увидеть, навсегда распрощался со связанными с ним мечтами. Будто пропасть разверзлась в груди от понимания, что ему нужно отпустить Бильбо, что его поступки разрушили шанс на их будущее вместе. Эти мечты стали недостижимы, но Торин продолжит идти вперёд, чтобы восстановить своё доброе имя и спасти свою честь, раз уж счастливым ему никогда не бывать. А Бильбо всё равно остался рядом, заглянул в глаза, коротко кивнул и не опускал, не давал соскользнуть в манящую усталость и тьму. Может, ему это все только показалось? Торин хочет знать наверняка и в то же время боится узнать правду. Впервые за очень долгое время Торин не имеет ни малейшего понятия, чего ожидать от Бильбо, и не вполне уверен, что готов принять ответ. Выбора ему не оставляют распахнутая дверь и хмурый хоббит, поймавший её за ручку, чтобы не врезалась со всей силы в стену. Торину приходилось видеть Бильбо рассерженным, он бывал свидетелем и взрывной волны раздражения, и тихого гнева, который обычно долго закипал, прежде чем превратиться в шипящий поток ругательств. Но сейчас Бильбо не сердится, он вне себя от ярости. Его колотит, пальцы побелели вокруг дверной ручки, глаза горят едва сдерживаемым бешенством. Торин примерзает к кровати, мысленно прощаясь с остатками надежды, которая успела прорасти в груди, а в безумной голове проносятся мысли, что впавший в тихую ярость Бильбо — невыразимо красивое зрелище. — Ну и ну, мастер хоббит! Рад снова тебя видеть, — радуется Гендальф, поднимаясь. Торин отводит взгляд от Бильбо и прожигает глазами Гендальфа, резко изменив своё мнение по поводу его присутствия рядом, и очень надеется, что волшебник задержится и отвлечёт внимание Бильбо на себя хотя бы на несколько минут. Торин заслуживает резкостей, которые, наверняка сейчас прозвучат, он просто не хочет слушать их с порога. — Уверен, вам есть о чём поговорить, — смеётся Гендальф, походя хлопая Бильбо по плечу. Хоббит не отрывает серьёзных глаз от Торина. Дверь закрывается, щелчок замка набатом раздаётся у Торина в голове. Воцарившаяся тишина словно пытка, Бильбо хмурится всё сильнее. Он всё это заслужил. Бильбо прошагал за ним полмира, оставил далеко позади родной дом, спустился в логово дракона, сражался с орками, преданно был рядом и бросил Торину вызов, когда им завладело безумие. Торин отплатил ему ранами, угрозами, оскорблениями, гневом и, хотя Бильбо этого, скорее всего, не знает, навязал ему помолвку. Торин решает умолчать о последнем пункте, чтобы избежать неловкостей и спасти себя от мучительной смерти от стыда. Всё пошло не так, всё, что он себе представлял, запятнано и растерзано его же собственным безумием. — Вот что... — слова падают как камни, Бильбо твёрдой походкой идёт к кровати. — Вот что, господин Торин Дубощит. — Бильбо. — Торин старается, чтобы голос звучал спокойно, но напряжение скручивает каждую мышцу тела. Всё должно было быть не так. Этот тугой гнев, и молчание, и тяжёлые мысли — им не место между ними. Торин должен стоять на коленях, вымаливать прощение за то, что всё уничтожил, за то, что почти погубил их всех из-за гордыни и жадности, а вместо этого он упрямо цепляется за иллюзии нормального. — Я... рад видеть тебя в добром здравии. — Молчи, — слова Бильбо точно пощёчина, Торин тут же замолкает. — Не смей говорить со мной. Ты... — Бильбо тычет в Торина пальцем. Если бы не решалась сейчас его судьба, если бы не его мечты о будущем вместе сейчас готовились быть втоптанными в грязь, Торин бы улыбнулся, уж очень узнаваемым получился у Бильбо жест. Но сегодня Торина отчитывают не за отсутствие манер. Бильбо стоит перед ним с повязкой на голове, так далеко от Шира, а изломанный Торин лежит на кровати у его ног. Поэтому гном не смеётся, а готовится к болезненному концу, ждёт, что Бильбо в конце концов разглядит в нём не больше, чем сумасшедшего короля, движимого жадностью и мелкими страстями. — Ты поцеловал меня. Мельтешение мыслей в голове Торина резко прекращается. Несколько секунд он соотносит то, к чему готовился, с тем, что Бильбо только что сказал. — Не было такого. — Он много думал о том, чтобы поцеловать Бильбо, и уж точно запомнил бы. — Ещё как было! — вопит Бильбо. — Я-то, в отличие от тебя, не спал и всё прекрасно помню! Понимание, что Бильбо говорит правду, словно медленно входящий в тело нож. Торину ничего не остаётся, кроме как молча смотреть в ответ. Конечно же, последней каплей стал поцелуй, а он его даже не помнит. Торин не может придумать оправдание, поэтому следит за тем, как Бильбо принимается вышагивать у изножья кровати, нервно пропуская кудрявые волосы сквозь пальцы. — Откуда... Откуда это вообще взялось? — продолжает Бильбо, вид у него совершенно потерянный. — Что тебе в голову взбрело, а? И что ты мне наговорил! Мне пришлось смотреть, как ты умираешь. Я сидел там и своими руками зажимал рану, чтобы из тебя ничего не вывалилось, мне пришлось пережить этот кошмар. А потом ты... Ты! Бильбо кричит на него за то, что он почти погиб и поцеловал в беспамятстве. Торин понятия не имеет, как дальше быть и что говорить. Усталость забыта, сердце бешено колотится, стучится в боку, куда ударил меч Азога, а ладони Бильбо пытались остановить кровь. У Бильбо внутри что-то будто ломается, он оставляет волосы в покое и тяжело садится на край кровати. Он так близко, так невыносимо близко и вновь изумляет Торина, поступая совсем не так, как тот ожидал. Торин хочет дотянуться, хочет, чтобы слабая искорка надежды разгорелась и позволила ему коснуться Бильбо, как он представлял себе множество раз. Но нужно дождаться, пока Бильбо закончит речь, узнать, к чему тот ведёт. — Ты чуть не умер на той скале, — гнев пропал из голоса Бильбо, теперь он звучит едва слышно и наполнен чем-то другим. — Ты чуть не умер, а я не... Даже после всего, что случилось, я не думал всерьёз, что ты можешь умереть. Ты всегда просто был... Просто жил... А я никогда даже не думал о... Обо всём этом! — О чём обо всём? — спрашивает, осмеливается спросить Торин. Бильбо говорит не о стене, не о безумии. Голос хоббита дрожит, и Торину приходится силой успокоить разрастающееся в сердце чувство. — Вот об этом! — вскрикивает Бильбо, и раздражение возвращается, но будто выцветшее, неуверенное. — О тебе! Ты просыпался и говорил невесть что. Хотя перед боем ты... — Торин может сдержать резкого вдоха, вспоминая, каким он стал. Вот оно, вот те слова, к которым он готовился, но Бильбо продолжает прежде, чем Торин находит, что ответить. — Ты был не в себе. Это слишком... Мне не справиться со всем сразу. Торин заглядывает Бильбо в лицо, выразительное, как и прежде, следит за вереницей промелькнувших эмоций, пока Бильбо трёт глаза ладонью. Сердце вот-вот разорвётся, Оин не рад будет узнать, как отчаянно оно стучится в рёбра, но Бильбо здесь и места себе не находит из-за его ран и болезни. Впервые с того момента, когда он очнулся от наваждения, глядя в пол из чистого золота, когда жаркая пелена исчезла из разума, Торин смеет надеяться и разрешает себе мечты о том, что Бильбо всё ещё что-то чувствует к нему. Мечты окрыляют, Торин позволяет своей ладони лечь на руку Бильбо. Пальцы оплетают мягкую ладонь, чувствуют начинающие проступать мозоли — последствия решений Торина. Бильбо не следовало тащить в гущу опасностей, но гном видит, как путешествие закалило его дух, раздуло яркое, жаркое пламя, которое взломщик тщательно прятал. Бильбо не отнимает ладони, замирает, как умеют только полурослики, а надежда — вещь неостановимая и раскалённая добела. — Я говорил правду, — произносит Торин, надеясь, что в трёх словах получится передать всё, что он чувствует и что чудесный полурослик значит для него. — Каждое моё слово — правда.***
Это что-то невыразимое, неназываемое, только для них двоих. Торин ощущает, как оно витает в воздухе, замечает во встречных взглядах, в разделённых на двоих улыбках и кивках головы. Оно говорит на языке быстрых прикосновений и напряжения, которое появляется, когда они с Бильбо сидят достаточно близко, чтобы соприкасаться плечами. Это медленная пытка — не иметь возможности сказать. Каждый день он всё сильнее и сильнее хочет сгрести Бильбо в объятия и попросить его остаться с ним в Эреборе. Он хочет ухаживать за ним по всем правилам, рассказать всё без утайки. Но сейчас не время для ухаживаний. Они по-прежнему всего лишь компания грязных, усталых путников, отправившихся на невыполнимое задание. Торина едва можно считать королём ещё молодого поселения, да и то с натяжкой после того, как он перед уходом оставил корону Дис. Торин хорошо знаком с жаждой. Он привык желать что-то — дом, признание, свободу, безопасность для своих родных, чтобы образ юного Фрерина на погребальном костре больше не мучил, чтобы закончилось это самое долгое и изматывающее путешествие в его жизни. Желания — вещь не новая. Ему случалось чувствовать страсть. Он завязывал интрижки с другими молодыми гномами, когда ещё был беззаботным принцем Эребора. Но то всегда были чисто плотские удовольствия, не из желания быть с кем-то, а чтобы набраться опыта, поэкспериментировать. Встречи быстро и скучно заканчивались, у Торина не просыпалось желания искать повторения. А теперь появился Бильбо, и Торин томится жаждой. Он хочет потрогать эти странные, короткие кудрявые волосы, хочет поцеловать его выразительный рот, почувствовать его движения на своих губах. Он хочет проследить линию шеи Бильбо вниз, к ключицам, забраться ещё ниже, под запылённые, порванные шелка и бархат его ширской одежды. Бильбо размахивает руками, рассказывая какую-то историю, и Торин хочет почувствовать их мягкую, тёплую кожу на себе. Бильбо облизывает губы или подцепляет языком крошку еды с пальца, и Торин жаждет сам попробовать его рот на вкус, выпить звуки, что сорвутся с губ Бильбо. Бильбо потягивается и довольно вздыхает, и Торин мечтает услышать, как тот будет снова и снова стонать его имя. Бильбо улыбается, и Торин хочет сказать ему, что каждая его счастливая улыбка заставляет сердце гнома на мгновение останавливаться. Бильбо расспрашивает об Эреборе, и Торина тянет взять его за руку и сказать, что гора может стать и его домом тоже. Бильбо крутит в ладонях клинок, и Торин жаждет почувствовать его руки в своих волосах, чтобы Бильбо заплёл ему новую косичку и расчесал спутавшиеся за день пряди. Это мучение, но от долгих улыбок, которыми награждает его Бильбо, от его тёплого смеха и того, что каждый вечер полурослик выискивает Торина глазами и садится рядом, становится легче. Им не нужно говорить это вслух, они и без слов знают, кем стали друг для друга. Торин сгорает от желания. Но потом Бильбо оборачивается, улыбается, изредка легко, мимоходом касается плеча гнома, и напряжение отпускает. Он жаждет, но между ними установилось негласное соглашение. Не сейчас. Подожди.***
Бильбо выходит за порог, тихо прикрыв за собой дверь, и Торин судорожно втягивает воздух, не заметив, как на время перестал дышать. Вдох застревает, горло опаляет будто огнём, Торин мечтает сгореть в этом огне дотла. Руки до сих пор согреты теплом ладоней Бильбо. “Я не могу...” Торин понимает. С головокружительной ясностью он понимает. Конечно же, он позволил себе понапрасну надеяться, прочёл слишком много в заботе Бильбо, захотел то, что ему уже никогда не получить. “Торин, я не могу...” Что было у них с Бильбо, что, как ему казалось, существовало между ними, безвозвратно испорчено его собственными поступками. Торин — жадный дурак, ухватился слишком быстро и слишком сильно за росток надежды, и кончилось всё тем, что он неуклюже смял его в кулаке. Бильбо его не простил. И Торин прекрасно это понимает. “Не могу так.” Он мог этого не допустить, мог сдержаться, мог не нырять как в омут с головой, а попытаться вначале залатать то, что сломал между ними. Но Торину не хватило терпения загладить свою вину прежде, чем хвататься и тянуть на себя то, что ему не принадлежало. “Это слишком для меня, Торин.” Он знает. Догадывается, почему Бильбо ушёл так быстро, почему предпочёл сбежать от алчного сумасшедшего короля, правителя мёртвой горы позолоченных могил. Ноющая пустота уступает место разгорающемуся гневу, Торина медленно охватывает ярость, крепко сжатые кулаки подрагивают на коленях, горло перехватывает от бешенства. Глупец. Какой же ты жадный, эгоистичный глупец! Ты в самом деле не умеешь видеть дальше собственных желаний! На прикроватном столике стоит небольшой кувшин воды. Торин слепо хватает его, испускает полный гнева и боли вопль, кувшин разлетается о стену рядом с камином, усыпая осколками пол. Дверь в покои тут же распахивается. Двалин сжимает ручку, окидывает взглядом глиняные черепки, потом хмуро смотрит на Торина. — Уходи, — рычит Торин, пальцы нервно трясутся, гном ищет, что бы ещё сломать, разрушить. — Нет, — глухо отвечает Двалин, упрямо шагая в комнату. — Полурослик оставил записку. Что случилось? — Убирайся, Двалин! — Торин швыряет в сторону одеяло, пытается вскочить и взрыкивает, когда под ним подкашиваются колени. Гном врезается в столбик кровати, скалит зубы в беззвучном крике — рёбра пронзает болью, руки и ноги дрожат от напряжения. Двалин подходит ближе, Торин пытается достать его кулаком, отчаянно желая потерять себя в горячке боя, разбить что-нибудь до крови, до сломанных костей. Удар и близко не попадает по цели, Двалин хватает Торина за плечи, грубо толкает на постель, начисто пропуская мимо ушей разъярённые крики, когда Торин старается оттолкнуть его. — Что случилось, Торин? — А ты как думаешь?! Я пытался его убить, почти погубил всех нас и думал, он всё равно согласится быть моим Naiblil'âmralê. А теперь проваливай! — рявкает Торин, вцепившись пальцами в руки Двалина. — Проваливай, пока я тебя не вышвырнул! — Сильно сомневаюсь, что сейчас у тебя это получится, — доносится от двери грустный голос Балина, жалость в его глазах становится последней каплей. — Торин... — Я вас обоих вышвырну, если потребуется! Оставьте меня. Двалин насмешливо фыркает и толкает его обратно на подушки. — Да ты едва на ногах держишься, грёбаный придурок. — Ну же, Торин, — Балин закрывает за собой дверь и качает головой. — Порвёшь швы, если будешь так вскакивать. — Да наплевать мне на швы, Балин! — взрывается Торин, горло саднит, будто тело вместе с криком что-то покинуло. Последние всполохи пламени затухают, он остаётся сидеть на кровати, согнувшись от боли в груди. Широкая рука обвивает его за трясущиеся плечи, другая, большая, но более мягкая, старческая, опускается на спину, и Торин складывается пополам. — Всё кончено, — говорит он сквозь всхлипывания, тело сотрясает дрожью, которую Торин не может унять, как бы ни старался. — Я всё испортил. Они все оказались правы. Ничто не должно было так обернуться. Ни возвращение дома, ни Бильбо, ни то, что пришло потом. Он должен был погибнуть на той промёрзшей пустоши, искупая свои грехи, но Бильбо оказался рядом и не позволил умереть, только чтобы оставить посреди руин, которые Торин сам же и создал. — Я всё разрушил... — повторяет он и плачет, сломленный и опустошённый, в объятиях Балина и Двалина.