Birds of a feather

      При таком раскладе отцу Сала можно было не покупать тут отдельную квартиру, а сразу селиться к их новым соседям - Лизе и Ларри. Взрослые бы как-нибудь смогли ужиться вместе, тем более, что Лиза крайне редко находилась дома, у неё всегда были дела. А Сал почти поселился у Ларри в подвале, полностью игнорируя свою комнату и не спеша распаковывать вещи. Сам же Ларри против такого соседства не возражал.       Благодаря тому, что они практически не выходили из комнаты, их не называли странной парочкой. Или называли, но они об этом не слышали. А если бы и слышали, это их бы не напрягло. Скорее, обнажило долю истины - раскрыло тайну, которой бы лучше, как и многим другим тайнам апартаментов Эддисона, быть покрытой мраком.       Ларри после школы может часами торчать у мольберта и рисовать то, что Салу кажется, он где-то уже видел: то ли его прошлое, то ли сны. А он только смотрел, ему нравилось быть зрителем, очевидцем того, как в мире появляется что-то прекрасное, а не неведомая чертовщина, объяснения которой не найти.       А ещё они могут часами лежать на узкой кровати лицом к лицу. Ну, лицом к протезу, если быть точным. Они либо болтали обо всём на свете, либо молчали.       Иногда делали то, что детям их возраста делать нельзя. Наверное. Они об этом никому не говорили, поэтому и не знали наверняка. - А ты когда-нибудь думал об этом, ну, представляя девушку? - задаёт самый резонный и своевременный вопрос Сал, когда Ларри исследует губами его протез, - и да, как эта штуковина на вкус? - А зачем мне девчонки? Ты - моя девчонка, - смеётся парень. И Сал смеётся тоже, понимая, что так оно и есть. Если бы это не было так, он не выбирал бы себе такую унисексуальную одежду. Если бы это не было так, он не называл бы себя "Салли-кромсали". И, чёрт возьми, если бы это не было так, он бы не делал себе почти каждое утро два аккуратных хвостика. - Эта штука, - задумчиво продолжает Ларри, поднося к губам ладонь Сала, - вообще ни разу не похожа на кожу. Какая-то безвкусная, странная. Как мамины оладьи.       Ларри снова смеётся, прижимая Сала к себе. - Вообще-то, твоя мама старается, - голос парня звучит приглушённее обычного, слабые звуковые волны из-под протеза упираются в грудь соседа, - у меня вот мамы вообще нет. - Ты когда-нибудь расскажешь, что произошло с ней? И с твоим лицом. - Да. Когда смогу спокойно говорить об этом. - Я понимаю.       Они молчат. Это вовсе не та тишина, которую не хочется нарушать - эту хочется расхерачить поскорее, поэтому Ларри говорит Салу, что любит его. Наверное, только поэтому. Такое признание лучше звенящего безмолвия. И это забавно, ему ещё никто такого не говорил. В смысле, с ним-то говорили, да, в основном это были отец, Лиза и психотерапевт в школе, но никто не говорил именно этого. И это оказалось приятно. Приятнее призраков и стрёмной темноты. - И я тебя люблю, - зачем-то отвечает он. Просто потому что видел такое в кино. И потому что Ларри будет, наверное, приятно это тоже услышать. Они ведь оба живут в непростое время. - Слушай, хочешь, когда мама освободится, мы подойдём к ней и попросим заплести тебе косички? Будешь похож на Джинкс из Лиги Легенд, косплей намутим. - Ок, я за любую движуху.       За любую.       Ларри выглядит старше своих лет, это потому что он косматый и высокий, рядом с ним Сал - маленькая сестрёнка, приехавшая погостить на выходные. Сал знает, насколько он низкий, но не прекращает сутулиться - есть проблемы посерьёзнее роста.       Например, призраки.       Например, то, что они иногда делают с Ларри, запираясь в комнате, куда и так не сунется ни один взрослый, и громко включая музыку. - Взаимная мастурбация, - поясняет Ларри, легко снимая с себя штаны, - это типа, - он задерживает взгляд на протезе Салла, - приятно. Безопасно.       После того, как они обманули копов и проникли на опечатанную территорию, что угодно будет казаться безопасным.       Сал хочет быть честным с собой, ему это не нравится. Монотонные движения руки Ларри его раздражают, это даже немного болезненно. Зато член Ларри в его руке изменился. И это. Это странно. Ничего не понимая, он скучает, внимательно вслушиваясь в гитарные рифы и дробь безумных барабанов, пока из члена Ларри не вырывается струя белёсой жидкости. Пара капель с кулака срывается на пол, а владелец комнаты затирает их голой ступнёй. - Наверное, ты ещё слишком мелкий для этого, - пожимает плечами Ларри, выходя в ванную, а Сал, так нихрена и не поняв, надевает трусы и штаны обратно. Может, он действительно мелкий не только по росту.       Но не мелкий для того, чтобы каждый день с утра и перед сном обрабатывать специальной мазью то, что осталось от его лица, чтобы никогда не заживающие раны не гноились и мясо не гнило, это он понимает, с этим он самостоятельно справляется. Возможно, это другая сторона взрослой жизни. - Эй, расслабься ты. Попозируешь мне? - Только на голове стоять не заставляй. - Просто стой, как стоишь обычно.       Это и правда просто. Пока стоишь, можно подумать вообще обо всём: о странном Эддисоне, о призраке девочки, о том, что в 204 теперь никто не живёт. О том, что в его жизни не всё так плохо, как могло быть.       Всё ещё есть папа, который иногда пьёт таблетки, чтобы уснуть. Всё ещё не выгоняют из школы. У него есть странный клёвый друг, который неплохо рисует. Но Сал всегда думает, что могло быть хуже - о таких вещах ни на секунду забывать нельзя. - Всё, я кончил. Зацени. - Но тут же синяя ворона. - Я так вижу.       Ларри, руками перепачканными в акварели, что-то рисует прямо на протезе Салла, он чувствует давление его пальцев - это сердечко, он видит его в отражении, ей Богу, улыбнулся бы, если бы мог. - Мне нравится. Завтра так в школку пойду.       И Ларри смеётся и обнимает его. Он реально странный, но в хорошем смысле, а по меркам этого дома это большая редкость. - Сал, пообещай, что не оставишь меня, - внезапно меняет он тон и тему, - пообещай. - Ты под наркотой, что ли? - Ах, если бы. Если бы...