Poison

Я медленно закрываю глаза в надежде, что сейчас – вот-вот и это видение исчезнет, что он навсегда покинет мою голову и никогда сюда не вернётся. Но нет. Как будто это вообще реально. Каждый раз он улыбается мне своей отвратительно клыкастой улыбкой и напевает какую-то незамысловатую мелодию. И я пою вместе с ним, входя в резонанс, путаясь мыслями и пугаясь себя же. Билл пустил корни куда-то глубоко в меня, и я уже не в силах что-либо контролировать. Это пожирает меня изнутри всякий раз, стоит мне прикрыть глаза. Он с жадностью впивается в мои губы, ни на секунду не закрывая глаза. Потому что для него это в какой-то степени важно. Смотреть мне прямо в глаза и ни за что не отпускать. Я чувствую отчаяние в его жестах, в его отрывистых движениях, оно сквозит в его голосе, но я ничего не могу ему дать. Это не то, что принято называть любовью. Я его ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. ненавижу. ненавижу. ненавижуненавижуненавижу А он смотрит так, словно я божество, которое долгое время было непостижимо для него. Сайфер – сумасшедший ублюдок, который не умеет контролировать свои чувства. И он снова поёт и поёт, безумно улыбаясь тому, как я отвечаю на его действия – пересиливая себя, неохотно, с отвращением на лице. И шепчет с благоговением: – Сосновое деревце. И снова обнимает меня, впиваясь укусами в плечи. Он с жадностью вылизывает мою шею, не в силах остановиться. А я только обмякаю в его руках, ни на что не надеясь. Я не смогу от него сбежать. Не теперь. Он тоскливо, на одной ноте скулит мне в основание шеи и шепчет, сбивчиво, не отдавая себя отчёта в словах, а потом сбивается на мычание мелодии и с дикими, как у животного, глазами сжимает ещё крепче, дрожащими руками проходясь по моему телу. Билл безумен. Он не знает, что такое контроль. И его никто не может остановить. Кажется, иногда он слушает меня. Кажется, он действительно любит. Настолько сильно, что готов убить меня прямо на месте, только бы я был рядом. Ненавижу. – Диппер, - хрипло, почти неслышно тянет он и прокусывает себе губу до крови, оставляет у меня на запястьях синяки, пытается вжать сильнее, а я морщусь от отвращения к себе. Я вспоминаю сейчас. Он всегда был рядом, невидимый, неслышимый, несуществующий... Тянул на себя, создавал как можно больше контакта – души, разума, тела. Он заходился жутковатым смехом, всегда вокруг меня, везде, в каждом шаге, он был внутри. Он был подобен яду, текущему в крови. Пробирался в сны, собирал непрошеные слёзы губами и рычал от злости, когда я не выносил всего этого и ограничивал его от себя. Даже тогда Билл не способен был на контроль. Он с вожделением проходился окровавленными пальцами по моим щекам, и я отмахивался, отбивался от этих прикосновений. Это было мерзко, но он, кажется, совершенно не понимал. Как и я не понимал того, что происходит. Как последний идиот делился мыслями, чувствами, взлётами и падениями. Верил в нашу дружбу, верил в лучшее будущее, пока он скрежетал зубами, но продолжал улыбаться – как неправильное отражение в зеркале, но он делал это. Я рассказывал ему о метке, о своей родственной душе, которую звали Гвен, и что она потрясающе милая, что мы наверняка будем счастливы вместе. После этих слов Билл буквально зверел на глазах. Он кричал, говорил, что я принадлежу только ему, бил меня, а потом долго извинялся, целовал мои раны и раскачивался у подножья моей кровати, напевая какую-то мелодию. И я сбежал. Как можно дальше, как можно незаметнее, в надежде, что мы с Гвен сможем быть вместе, без него. И именно тогда я понял, какую совершил ошибку. У неё не было шансов с самого начала. Тогда он с едким, мерзким смехом заставлял меня смотреть на холодное тело моего соулмейта. Тогда оборвалась частичка моей души, а я только смотрел не в силах даже кричать. От ужаса. От боли. От страшной, раздирающей грудь пустоты. Но он только смеялся, истерически, с торжеством и приговаривал: «Ну теперь-то ты мой, Сосновое деревце? Правда ведь? Нам больше ничего не помешает». Я глотаю слёзы, я пытаюсь побороть в себе это, потому что знаю, что он найдёт меня везде, что будут гибнуть люди – много людей, просто потому что я не сдался ему, Сайферу, во власть. И я снова слышу, как он протяжно, с затаённой в голосе безумной влюблённостью зовёт меня по имени, как он вылизывает мои запястья, покрывает мокрыми поцелуями тело, и каждое его прикосновение горит огнём. Я знаю, что скоро не выдержу этого, сломаюсь. Я знаю, что умру от его руки, когда придёт время. Но пока Билл шепчет: – И безвластна смерть остаётся*, - задыхаясь от собственных чувств.