Глава 4
Чоноп бросил в стирку все вещи из рюкзака Химчана и добавил туда свою вчерашнюю одежду, в которой практиковался. Это место в данный момент являлось самым тихим в общежитии, потому что после возвращения Химчана Чон Дэхен не переставал орать, что, в свою очередь, бесило Енджэ, который не прекращал толкать Чжунхона, пока тот не отстал. А Енгук-хён никогда не был громким, но он тоже явно был рад видеть друга, того Химчана, способного раздражаться. Чоноп не так много успел поспать ночью, поэтому весь этот шум пробуждал в его голове неприятную боль. Он взобрался на стиральную машину, дабы ее гул и грохот заглушили звуки его друзей – ему необходимо было очистить свою голову. Естественно, в таком маленьком общежитии невозможно надолго оставаться в одиночестве. – Почему ты занимаешься стиркой? – Чжунхону каким-то образом удалось впихнуть достаточно много отвращения в одно слово. Он прислонился к дверному косяку, большую часть которого и занимал, попивая кофе из своей любимой кружки (на самом деле, это кружка Химчана, с его напечатанным именем – фанат подарил, но каждый из них с удовольствием ею пользовался, прежде чем сам Ким смог, что его жутко раздражало) (Подождите, Чоноп еще мог этим заниматься? Ему разрешалось все так же подшучивать над хёном, или тот ожидает, что Мун будет вступаться за него? Не то, чтобы Ким возражал против подобных вещей; он просто любил делать вид, что его это бесит, но имеет ли это значение? Какие сейчас правила? Если Чоноп начнет вдруг вести себя по-другому, разве не будет это выглядеть столь явно? Но если все оставить по-прежнему, то, наверное, это расстроит чувства Химчана? Им стоило продумать все до мельчайших деталей, прежде чем вернуться. Это так глупо. Они были легкомысленными и измотанными, и Хим чувствовал себя виноватым, что заставил остальных волноваться. Так что они поскакали обратно без какого-либо плана, и вот они здесь. Чоноп в прачечной, точно в ловушке, наедине с неуклюжим гигантом, коим является его лучший друг.). Кстати, о гиганте. Чжунхон в последнее время стал выглядеть намного старше. Он все еще оставался Чхве, так что был тем же дуриком, но иногда, например, сейчас, становился таким спокойным. Всё еще что-то новое. – Мне нужны трусы, – произнес Чоноп, понимая, что сказал это так, словно: а) это была правда; б) вообще-то он не закидывал в стирку свое нижнее белье. – О, – Джело присоединился к нему на стиральной машине, заставляя подвинуться. – Оу, трясется, – сказал он, начиная битбоксить вместе со стиралкой, после чего хихикнул сам себе и отпил побольше кофе. Ла-адно, он не так сильно повзрослел. – Так, что стряслось? – Спросил старшего, передавая ему кружку, чтоб тот мог сделать глоток. Чоноп взял ее – ему необходима кофеиновая энергия. – Ничего. А что? – Сегодня ты немного другой, – покосился на него младший. – Это не так. – Ох, значит, что-то другое насчет Химчана? Что-то изменилось, – сказал Хон. Чоноп просто дернул плечами и отпил еще кофе. Кое-что изменилось, да, но ему еще не хотелось об этом говорить. Что Мун Чоноп и умел делать очень-очень хорошо, то это – держать рот на замке.***
Енгук, наконец, твердо настоял на том, что им необходимо отправляться на практику, поэтому ребята разбрелись по своим комнатам, позволяя старшим остаться наедине, чтобы подготовиться. Химчан напевал перед шкафом. Напевал. – Итак? – Не выдержал рэпер. Ким подпрыгнул и невинно взглянул на него. – М-м? – Что произошло? – Я получил перерыв, в котором нуждался, вот и все. – И что сейчас? Все в порядке? – В порядке. Я у тебя в долгу, – просто сказал Хим. – Что мне надеть? И больше он ничего не говорил. Практика в этот день была шумна, несерьезна и полна хохота. Что бы ни было сломано, казалось, оно исправилось. И как бы ни старался, Енгук не мог понять, как это случилось. Он пристально наблюдал за Чонопом с Химчаном, ища какие-то подсказки, но ничего не видел. Они вернулись в прежнее состояние: приставучий хён и смеющийся донсен. Когда младший нашел время показать Киму новую хореографию, они разразились хихиканьем. Мун играючи хлопнул старшего по спине, назвав того неуклюжим, а потом Чжунхон вмешался, показав оставшуюся часть танца, пока Чоноп отошел попить воды с Енджэ. К концу дня Бан неохотно пришел к выводу, что ничего не изменилось.***
Конечно, Енгук ошибался. День стал сладкой агонией для Химчана. Каждый раз он думал о прошлой ночи, каждый раз его глаза встречались с отражением младшего в студийном зеркале. Нельзя не упомянуть тот момент, когда он ощутил дыхание Чонопа на задней стороне шеи, пока он разговаривал с ним, обучая танцу; младший неожиданно тихо прошептал: «Ква», что заставило обоих рухнуть на пол от смеха. Ким чувствовал головокружительное счастье. Это было как в фильмах; все выглядело ярче, шутки Дэхена смешнее, музыка звучала лучше. Даже менеджер Кан отвел его в сторону, чтобы суховато спросить, как его бабушка, что обдало Кима лишь незначительным уколом вины, после чего он вернулся к своей прежней эйфории. Так продолжаться не могло. К концу дня Химчан понял, что ресурсы его терпения заканчивались. Обмена тайными взглядами недостаточно. Он стал ощущать, что всё это – лишь его сон. Чоноп вел себя очень уж по-нормальному; после «ква»-инцидента, он вышел с Енджэ выпить воды, даже не потрудившись взглянуть на Кима, продолжившего репетицию с Чжунхоном, а остальная часть дня и вовсе была похожа на все предыдущие. Химчану было трудно даже взгляд младшего словить – он постоянно веселился с кем-то из мемберов. – Должно быть, время обеда: хён становится раздражительным, – в какой-то момент выкинул Дэхен. Они были заняты в студии несколько часов, и Химчан, наконец, смог танцевать одновременно с остальными. Он забыл, насколько дорого единожды пропущенное промо, когда они постоянно заняты. – Надо поесть, – согласил Енгук со своей обычной неохотой. Он не особо уделял внимание еде, и часто, казалось, возмущался необходимости что-либо есть. Это остается большим различием между старшими хёнами. Хотя, на сей раз Химчану не хотелось кушать. – Я останусь работать, у меня почти получается, – сказал он. – А вы идите. Он уделил скорый взгляд отражению Чонопа в зеркале, но тот просто слегка нахмурился и ничего не сказал; не смотрел на него. – Уверен? – Спроси Бан. – Да. Я отстал, мне необходимо вас догнать, – ответил Ким. Это являлось правдой. – Мы тебе что-нибудь принесем, хён, – пообещал Чжунхон. Остальные собрали свои вещи, пока Химчан опустошал бутылку с водой и просматривал записи с хореографией снова, стараясь не беспокоиться при виде Дэхена, ведущего Опа, перекинув руку через его плечо. Он должен был быть готов мириться с этой ревностью сейчас, помнишь? Сейчас, когда он знал, к чему это все может привести. В самом деле? Они договорились держать все в секрете и не торопить события. Ничего определенного, никаких обещаний. Он махнул остальным и взглянул на себя в зеркало, оставшись один. Время, чтобы сосредоточиться. Он все еще айдол, в конце концов; у него есть работа, которую необходимо делать. – Ты параноик, – проворчал Ким про самого себя. – Сам с собой говоришь? Этот знак никогда не предвещает ничего хорошего. Химчан подпрыгнул на месте, глазами замечая в зеркале Чонопа. Обернувшись, увидел младшего. Он стоял в дверях и снимал с себя куртку. Ким даже не услышал, как тот вернулся. – Что ты делаешь здесь? – Спросил он, борясь с напрашивающейся на лицо улыбкой. – Я почувствовал вину, оставляя хёна практиковаться одного, – как бы невзначай произнес Чоноп. – Вдруг ты будешь репетировать ошибочно, потому что никого не было рядом, чтобы показать, как правильно? – Мило с твоей стороны, – сказал Химчан. Мун засунул руки в карманы и застенчиво улыбнулся. Химчан впервые за час позволил себе взглянуть на него по-настоящему. На нем надеты черные треники, низко сидящие на бедрах, и свободная футболка с обрезанными рукавами. Его волосы спутаны от льющегося целый день пота, и Ким знал, что если прильнет своими губами к коже на его шее, то ощутит ее соленый вкус. Он сделал шаг к парню, остановился, и как один, оба заметили красный огонек камеры, установленной на стене. Ее использовали для того, чтобы записывать их хореографию для дальнейшего анализа. – Так какое движение тебе доставляет больше хлопот? – Спросил Чоноп, поворачиваясь к камере спиной, позволяя Химчану увидеть полный сожаления взгляд, когда он проходил мимо него к стереосистеме. – Айщ, я не знаю…Думаю, что делаю все правильно, просто когда это делаешь ты, все мои старания кажутся неидеальными, – произнес старший. Естественно, камера оказалась проблемой, но настроение уже поднималось лишь при виде танцора. – Потому что ты до сих пор думаешь во время танца, – говорил Чоноп. – Немного больше репетиций, и ты уже не будешь думать о том, что следует дальше. Вот, – он врубил музыку, и ударный ритм заполонил комнату. Химчан вновь осознал, как им повезло, что музыку пишет Бан Енгук – каким-то чудом он не уставал от песен рэпера. Чоноп вытянул его в центр комнаты и встал позади него – как раньше, – руки на его бедрах, дыхание обдает заднюю часть шеи. Только на этот раз у Кима не было никакого желания смеяться. Танцор твердо надавил на его левое бедро, показывая первое движение. Вместе они прошли через это, танцор бормотал инструкции старшему на ухо, так что ему не приходилось об этом думать. Такое близкое расстояние между их телами отвлекало, но песня стояла на повторе, и они прошли всю хореографию второй, а затем и третий раз. К четвертому Химчану требовалась единственное направление легким прикосновением ладони Чонопа с той или другой стороны, а к шестому и этого уже не требовалось. Их глаза встретились в зеркале, когда они повторяли танец очередной раз, и Химчан почувствовал некий щелчок, когда в его памяти закреплялось какое-либо новое повторяющееся действие. Когда песня вновь закончилась, Мун коснулся его спины и подошел к стереосистеме, чтобы выключить музыку. – Намного лучше, – произнес он, оборачиваясь и улыбаясь. – Спасибо. Они оба вспотели и тяжело дышали, но Ким чувствовал себя прекрасно. Он знал, что являлся лучшим танцором, чем люди его признавали; Чоноп часто ему это говорил в прошлом, а он не из тех, кто направо и налево раздает лживые комплименты. Химчан схватил бутылку с водой с конца помещения и пил большими глотками, передавая еще одну младшему, когда он присоединился к нему. Затем они вновь одновременно взглянули на камеру непосредственно над ними, которая смотрела вперед. Они находились в единственном месте студии, докуда не мог добраться объектив камеры. Дыхание Кима перехватило, когда Чоноп опустил бутылку на пол и притянул его ближе за пряжку ремня, пока они не оказались нос к носу. – Привет, – прошептал он, улыбаясь. – О, привет, – ответил старший, словно только что его заметил. Его руки нашли бедра невысокого парня и притянули к его собственным. Это было глупо и рискованно; остальные в любой момент могли вернуться и застать их; они стояли в нескольких метрах от работающей камеры, но уже прошло несколько часов, за которые он не прикасался к Чонопу, то есть, по-настоящему не прикасался, поэтому он ничего не мог с собой поделать. Его пальцы скользнули Муну под футболку, давая ощутить мышцы его живота; пальцы слегка подрагивали. Они стояли нос к носу, Чоноп слегка привстал, чтобы находиться на одном уровне с Кимом. Он приподнялся немного выше, касаясь его губ, а затем плотно их накрыл. Чан прижал его к стене и с жадностью поцеловал. Одна его рука переместилась на челюсть танцора, а другая оставалась на бедре. Обеими руками Оп схватил ворот футболки старшего, притягивая его ближе. Химчан не знал, как долго они стояли вот так, но в какой-то момент услышал позади какой-то шум и отпрянул. Он и Чоноп смотрели друг на друга с широко раскрытыми глазами, пока непонятный шум не превратился в хор голосов возвращающихся ребят. Мужчина отскочил от младшего к стерео; он слышал, как Оп копался в своем рюкзаке у стены. А спустя секунду в зал вошли их друзья, держа в руках бумажные пакеты со вкусно пахнущим жареным мясом и с еще большим количеством воды. – Что мы пропустили??? – Воскликнул Дэхен.