***
Все, что мы делали было сущим безумием, но никто так и не понял, что между нами что-то происходит. Наши взгляды, прикосновения, которыми мы незаметно обменивались, сидя за одним столом во время отдыха, наши нежные перешёптывания, не предназначенные ни для чьих ушей. Это было только нашим. Я любил его. Любил до чертиков, до помутнения в глазах, до коликов в животе и давления в груди. Каждый день я нуждался только в том, чтобы хотя бы его увидеть. Я любил его медленный глубокий голос, его истории из жизни, как он рассказывал мне о себе, о себе до этого места, и я видел, насколько он изменился за последний год, что находится здесь. Как бы эгоистично это не звучало, но со мной он оставался живым, не превращался в овощ, как все пациенты в этой лечебнице, не бредил и вёл себя как все адекватные люди. Удивительно, что он все ещё здесь. И в последние несколько месяцев я не выдержал такой несправедливости, решив оставаться на вахту. Это единственное, что я мог, ведь если пойти и сказать, что Гарри совершенно нормальный, а не душевнобольной с многократными попытками суицида, то все равно меня никто не послушает. И, как ни странно, бывали же случаи, когда больных отпускали, но не здесь. Когда ты попадаешь сюда – это как приговор: ты остаёшься здесь, пока не подохнешь в затхлой маленькой камере с прогнившим матрацем либо от старости, либо от отчаяния и одиночества, медленно, но верно съедающего тебя изнутри. И поэтому я максимально старался проводить с ним своё время не только потому что это спасало его. Это спасало меня. Я не помню, когда ко мне пришло осознание, что я безумно влюблён в этого мужчину. С первого дня он поразил меня, заставляя неустанно думать о нем. Буквально через пару месяцев с его прибытия наши отношения изменились, и вот тогда мы впервые нашли наше место. Я помню словно вчера, как он брал меня на протяжении нескольких часов, утоляя дикую жажду, а я как тряпичная кукла, обессиленный неземным наслаждением, чуть не умер от переизбытка удовольствия, и я бы умер в его руках, ради него. Но больше всего я вспоминаю его невероятно нежные поцелуи, которые он дарил мне потом, удерживая мое хрупкое тело от падения за грань реальности, оставляя в мире, где его прикосновения и поцелуи – самое важное. Я шёл по пустому коридору, на улице глубокая ночь, все мирно спят, лишь мои шаги гулко отскакивали от стен, нарушая спокойствие. Мы не виделись два дня, которые были для меня вечностью. Фантом его ласк на моей коже уже почти пропал, и мне становилось не по себе из-за одиночества. Да, я определенно одержим, но я ничего не мог и не хотел с этим поделать. Его комната уже в двух дверях от меня и я поспешил, наконец, вставить ключ в замок. Камеры наблюдения в коридоре не работают уже неделю, по каким-то непонятным причинам до сих пор оставаясь неисправными, что было для меня только прекрасной возможностью встретиться с Гарри. Отворив дверь, я увидел, что он лежал на кровати, подтянув ноги к груди, одеяло сползло, оголяя его обнаженный торс. Потрясающая привычка - спать без одежды. Я подошёл к его кровати, аккуратно садясь на край, и нежно провел рукой по его волосам, чтобы разбудить парня. Не хотелось его пугать, ведь я впервые вот так пришёл в его палату, да ещё и ночью, и мои движения были острожными. И спустя минуту этих невесомых ласк, он нахмурился и разлепил сонные глаза, пытаясь сориентироваться в пространстве. – Хей, – прошептал я, и его взгляд, наконец, распознал меня. Он улыбнулся, все ещё сонно щурясь, что было чертовски милым и красивым, далее потянулся ко мне, хватаясь за воротник моей рубашки, чтобы быстро поцеловать, а затем отстраниться, ухмыляясь. – Хей, – повторил он за мной, и его голос был таким хриплым и ещё более глубоким после сна, отчего я сглотнул, пытаясь не наброситься на него прямо сейчас. Все самое интересное впереди, надо только подождать. – Собирайся, милый, я хочу тебе кое-что показать. Я поднялся с постели и встал у стены, чтобы дать ему возможность одеться, хотя ладно, я не мешал, я просто хотел посмотреть на него. В мыслях вертелся запланированный сюрприз, и внизу живота приятно скручивало от ожидания нечто потрясающего, что ещё мы оба долго не забудем. Наконец, когда он натянул обувь, он ухмыльнулся, замечая мой изучающий взгляд, и развёл руки в стороны. – Веди меня, детка. Я сглотнул, молча кивая, и вышел из палаты, осматриваясь по сторонам, хотя это было вовсе не нужно, никто не узнает, но мое волнение отключало логику. Гарри вышел за мной, прикрывая дверь, и мы быстро бесшумно направились в место, которое я нашёл относительно недавно. Я был крайне шокирован найдя подобное место в психбольнице, при этом использующееся исключительно сотрудниками. Что за черт? Спустя несколько коридоров и спуск в подвал мимо камер, на которые мы ловко не попадались, мы очутились у заветной двери. Я медлил, глядя на ручку, и Гарри толкнул меня бедром, безмолвно успокаивая. Он всегда чувствовал все мои эмоции, легко распознавая меня. Затем я все-таки решился, открывая дверь и заходя внутрь. Комната находилась в кромешной темноте, поэтому я пошарил рукой по стене, обнаруживая два выключателя, которые я заприметил сразу, ещё впервые найдя это место – один включающий основной свет, а другой – лампы в бассейне. К счастью, я нажал нужный и комнату осветил мягкий голубой свет, переливаясь на стенах и потолке. Да, я нашёл крытый бассейн в гребенной больнице, а идея отвести сюда Гарри мне казалась просто потрясающей и, по-видимому, я не прогадал, потому что за моей спиной послышался восхищенный вздох. – Черт возьми, Лу... Я обернулся, замечая удивлённый взгляд в перемешку с восторгом, и его нежную улыбку. – Ага, – я подошёл к нему ближе, начиная сразу же расстёгивать пуговки на его рубашке, ловя на себе вопросительный взгляд. – Ты думаешь, я привёл тебя сюда любоваться им? После моих слов он тут же очнулся, протягивая руки к моей рубашке, повторяя мои действия. Через минуту неспешных движений мы оба оказались полностью без одежды, прижимаясь к друг другу так тесно, что не было и просвета между нашими телами. Это было волшебным чувством – ощущать все изгибы его потрясающего тела, тепло и нежность кожи. Я отстранился, поворачиваясь спиной к нему и подошёл к бассейну, через плечо глядя на то, как он застыл, рассматривая мое обнаженное тело. Его голодный восхищённый взгляд смущает и возбуждает одновременно, и я решил продолжить это маленькое шоу, оглаживая свою грудь руками, опускаясь на живот, а затем и на полутвёрдый член, томно запрокидывая голову к потолку. Гарри продолжал стоять на месте, неотрывно глядя на мои действия, а я упивался его реакцией, не переставая гладить себя. Затем я присел у края бассейна, медленно садясь на холодный кафель, свешивая ноги в воду, и через мучительные секунды опустился в бассейн полностью, удерживая вес на руках, упирающихся в бортик. – Иди ко мне, котик, – позвал я его полушепотом, но даже такой громкости хватило, чтобы мои слова эхом оттолкнулись от кафельных стен, распространяясь по комнате лёгкой вибрацией. Гарри тут же двинулся в мою сторону, без единой эмоции глядя прямо в глаза, и медленно опустился в воду в метре от меня. Он намного выше меня, поэтому его ноги достают до дна, когда мне же приходилось разводить руками водную гладь, чтобы держаться на плаву. Я ожидал от него действий, и он, наконец, двинулся ко мне, заставляя попятиться назад и наткнуться спиной на прохладную плитку. Гарри ухмыльнулся подобно хищному зверю, загнавшему свою жертву в тупик, и приблизился ко мне, расположив руки по обеим сторонам от меня на краях бассейна. – Что ж, ты меня удивил, – хрипло пропел он, наклонив голову, вглядываясь в мое лицо, и я смущенно закусил губу, опуская взгляд, но его пальцы взяли меня за подбородок, побуждая поднять голову и смотреть на него. Мне всегда казалось, что зрительный контакт – его кинк. Вдруг его руки исчезли с моего лица и оказались на талии, поднимая меня и усаживая на бортик бассейна так легко, будто я игрушка в его руках. Я ахнул от неожиданности, хотя пора бы давно привыкнуть к его выходкам, и прижал его к себе ногами, скрещёнными за его сильной спиной. Он, как кошка, изогнувшись прильнул ко мне, целуя в губы, а руками надавливая на бёдра, и я тонул. Тонул в его поцелуе, в ощущениях и безграничной любви к нему. Он выпустил мои искусанные губы из плена своих и опустился поцелуями на шею с ключицами, кусая и облизывая так развратно, но так приятно. Я запрокинул голову, прикрывая глаза, и распахнул рот в немом стоне, когда Гарри неожиданно опустился поцелуями прямо к моему члену, тут же вбирая его в горячий влажный рот. Дьявол. Его движения плавные и нежные, идущие в разрез с нашим последним занятием любовью, где преобладала животная страсть и боль, смешенная с наслаждением. Я запустил руку в его волосы, сжимая кудрявые прядки между пальцев, когда он заглотил особенно глубоко, вычерчивая языком линии по всей длине, а затем выпустил его изо рта, касаясь губами головки. Не отрываясь, Гарри протянул руку к моему лицу, бесцеремонно проталкивая два пальца мне в рот, и я тут же жадно их облизнул, всасывая губами. Он трахал мой рот пальцами, продолжая свои пытки языком и губами, а я отчаянно извивался, мыча с пальцами во рту и чувствуя, как стремительно ко мне приближается пик наслаждения. В самый последний момент Гарри отстранился, вытаскивая пальцы и вновь одним рывком опуская меня в воду, безвольного и послушного, готового принять все его действия. Я обнял его за плечи, когда от него не последовало никаких движений, и обвил талию ногами, приподнимаясь вдоль его торса, чтобы одной рукой направить его толстый член в себя. По помещению раздался мой облегчённый протяжный стон и его горячий вздох, почти стон, который заставил меня сжаться на нем, вырывая из груди уже полноценный звук, ласкающий слух. Вода и смазка облегчают проникновение, делая его болезненным лишь на пару движений, а потом тягучим и невероятно приятным. Руки Гарри с силой сжимают мою талию, он не двигается, и я понимаю, что он хочет, чтобы двигался я. Качнув бёдрами один раз, перенося опору на его крепкие плечи, я вновь простонал, начиная двигаться. Вода создаёт чувство невесомости, его член заполнял меня до невозможного глубоко, при каждом толчке проезжаясь головкой по простате, отдавая разрядом тока в позвоночник. Я судорожно вздохнул, прижимаясь ближе к нему и зарываясь пальцами в влажные волосы, резко оттягивая их, отчего голова Гарри опрокинулась, давая мне возможность впиться в его губы желанным поцелуем. И тогда его будто с цепи сорвали, бездействие закончилось, и он начал безжалостно вбиваться в меня, создавая по воде волны, вырывая из моей груди хрипы, заглушаемые страстным прикосновением искусанных губ. Я цеплялся за него руками и ногами, чувствуя, что сознание покидает разум из-за подступающего оргазма, а член Гарри во мне ощущался в разы сильнее, будто все чувства обострились. Он обжигающе горячий и пульсирующий, я чувствовал, как разрядка доходит и до Гарри, но волна оргазма захватила меня раньше, заставляя тело дрожать, глаза закатываться, а из горла выходить протяжному надрывному крику. Через пелену наслаждения я понял, что Гарри вышел из меня, помогая себе рукой, а затем сам рвано всхлипнул, окрашивая голубую воду белыми капельками. Я до сих пор обвивал его конечностями, не было сил ни на что, я выжат как лимон, и Гарри спустя пару минут подплыл вместе со мной к лестнице, которая находилась совсем недалеко, вылезая из бассейна со мной на руках. Я блаженно улыбнулся, утыкаясь в его мокрую шею лицом, слыша, как на кафельный пол капает вода с наших тел. Приятный звук. Мы лежали, все так же обнаженные, на скамье у стены долгих полчаса перед тем, как вернуться. Я, борясь с сонливостью, а Гарри гладя мои почти высохшие волосы. И вновь эти поцелуи, которые я получал в самом конце. Эти поцелуи самые волшебные, заставляющие забыть все на свете. Забыть даже то, что он пациент, запертый в психушке, а я – наивный парень, верящий в нашу тайную любовь.***
В последнее время все было не так: другие пациенты смотрели на меня странно, я чувствовал себя неловко и неприятно, будто эти люди видели меня оголенного до самых нервов, находя потаенные мысли и желания. Но это было мелочью рядом с тем, как вёл себя Гарри. Он отдалялся от меня с каждым днём все больше, не рассказывал мне интересных историй, что я всегда с упоением слушал, наблюдая за его жестикуляцией и движением красивых губ. Он выглядел отстранённым и потерянным, прямо как я внутри. Гарри редко целовал меня, когда мы оставались одни, однажды даже огрызнулся, отчего я впал в ступор. Я отчаянно желал понять, что произошло, что случилось не так и виноват ли в этом я, но он молчал, сразу уходя от темы. Вчера я заметил нечто ужасное, что никогда не видел. После душа я посмотрел на себя в зеркале, завидев его. Продолговатый шрам поперек живота, в самом низу. Я был в ужасе, с отвращением трогая неровную полоску темной кожи, пытаясь понять, не чудится ли мне. Но я понял, что он реален, когда однажды показал его Гарри, задирая рубашку, и он утвердительно кивнул, пугая меня ещё больше. Непонятные факты навалились на меня, и я ничего не понимал. Охранники как-то не хотели меня выпускать из помещения, санитары косо на меня смотрели, будто что-то знали, чего не знал я. Потом стало ещё хуже. Я сидел с Гарри в комнате отдыха, бездумно наблюдая за ним, как он равнодушно уставился на свои руки, сложённые на столе. Мы не разговаривали уже очень давно. Он игнорировал меня, уходил в себя, а когда я чуть ли не в слезах просил его простить меня, сам не зная, за что, он горько усмехался и продолжал молчать. Я опустил взгляд на свои руки и в шоке уставился на кожу запястий, которая была украшена множеством продольных глубоких порезов, что сейчас уже были достаточно старыми, заросшими тёмной кожей. Такое ощущение, что они появлялись один за другим прямо на глазах, и я закричал, держа свои руки как можно дальше, хотя какой в этом смысл? На мое поведение тут же отреагировали охранники, хватая меня под руки, когда я начал извиваться и кричать сильнее. Все смотрели на меня, как я сходил с ума, но лишь одни глаза, которые для меня важнее всех, глядели равнодушно и тоскливо. Я вмиг ослаб, позволяя санитарке вколоть мне успокоительное и усадить на кресло, говоря какую-то чушь, которая должна была меня успокоить, словно я какой-то пациент. Я неотрывно смотрел на Гарри, что все также сидел на месте, без интереса наблюдая за представлением, что я устроил. Оказывается, я уронил стул и почти опрокинул стол, потому что охранники их сейчас поправляли, ставя на место. Я вновь посмотрел на свои руки. Шрамы остались. Было видно, что их зашивали. И я не помню, как они оказались на мне, откуда это, черт возьми, как и этот отвратительный шрам на животе. – Луи, пойдём, я отведу тебя в твою комнату, – рядом со мной возникла Сара, которая недавно снова вышла на работу, протягивая мне руку. – Как на счёт того, чтобы поспать, милый? – Что?.. – Пойдём со мной, – нежно продолжала она уговаривать меня, но какая, черт возьми, комната? – Но Гарри... Сара нахмурилась, мне даже показалось в ее глазах сочувствие, но она снова улыбнулась, скрывая свою перемену в лице. – Ты его увидишь... позже. Пойдём. Я повернул голову к Гарри, который все также сидел за столом, сложив руки. Он такой красивый, задумчивый, но не сейчас, когда я не вижу жизни в его глазах. Гарри повернулся в мою сторону, долго смотря на меня, а затем медленно кивнул. И я сдался. Я вложил свою ладонь в руку Сары, которая помогла мне встать, и мы вышли из комнаты отдыха. Идя по коридору до меня медленно доходило, что мы идём совершенно не в то место, о котором я думал. – Луи? – окликнула меня Сара, держа открытую дверь. Оказывается, я остановился, глядя в пустоту перед собой. – Но это же комната Гарри... И снова это сочувствие в ее карих глазах. Это начинало меня выводить из себя. – Нет, милый, это твоя комната. – Зачем ты привела меня в комнату Гарри? Сара стояла, не двигаясь и продолжая терпеливо держать для меня дверь. Успокоительные в моей крови затормаживали реакцию, и возможно я был бы более эмоционален, чем сейчас не будь я накачан наркотиками. – Зайди в комнату, тебе нужно поспать, – тверже произнесла она, другой рукой теребя край своей униформы. Я невольно опустил глаза на свою форму. Она была другой. Это не форма санитара. – Почему на мне другая форма? – тихо спросил я. В моей голове каша, чужие взгляды выбивают меня из колеи, поведение Гарри убивает, а непонятно откуда появившиеся шрамы приводят в ужас. – Сара? Женщина тяжело вздохнула, устало опуская взгляд. Что происходит, мать вашу? – Я не Сара, милый, ты снова путаешь. Меня зовут Роза. Роза? Что? Почему, если она была Сарой все то время, что я здесь вообще нахожусь? Может, так действуют успокоительные? Я схватился за голову, всхлипывая. Рой мыслей заставляет меня паниковать, это более чем странно. – Почему? – как ребёнок спросил я, будто мне дадут на все ответы. Меня уже не волнует, что про меня могут подумать. Мне нужен Гарри. – Я хочу увидеть Гарри. – Нет, ты не можешь, – спокойно ответила женщина, и мне стало ещё хуже. – Почему?! – я закричал, пугая самого себя. Это дико. Она молчит. Продолжает стоять и держать дверь. Я снова сдаюсь, снова иду, куда просят, и захожу в комнату, которая принадлежит вовсе не мне, сажусь на кровать, на которой каждую ночь сплю не я, осматриваю тумбочку, на которой лежит вовсе не моя книжка, название коей я даже не могу разглядеть из-за застилающих глаза слез. Я опустился на перину, обреченно всхлипывая, обнимая себя руками, будто это защитит меня от всего того, что так внезапно свалилось. Только две недели назад я привёл Гарри к бассейну, где мы провели незабываемую ночь. Только две недели назад мы были вместе, наслаждаясь любовью, и сейчас я, по неизвестным причинам, лежу в палате, умирая. Я проснулся из-за того, что кто-то тряс меня за плечо. Разлепив глаза, и медленно осознавая, где нахожусь, я посмотрел на причину своего пробуждения. Гарри. – Гарри? – прошептал я, а он лишь приложил палец к своим губам, побуждая создать тишину. Он выпрямился, разворачиваясь и начиная уходить, я вскочил с постели, желая его догнать. Мы вышли из комнаты, в полнейшей тишине заворачивая в сторону, а затем дошли до комнаты отдыха. Гарри открыл двери, пропуская меня вперёд, а потом прошёл вглубь помещения сам. Я ничего не понимал, но продолжал молчать, как он и просил. Гарри подошёл к телевизору в углу комнаты и взял пульт на тумбочке, чтобы вернуться обратно и сесть на диван. Он похлопал по месту рядом с собой, намекая мне сесть рядом, и я опустится на диван. Щёлкнув кнопку включения на пульте, Гарри устремил взгляд на телевизор, экран которого загорелся, и я сам повернул голову, пытаясь понять, что за фильм, похожий на любительский, показывался на экране. Появилось помещение, похожее на спальню. Затем камера повернулась, и наткнулась на чью-то спину в белой рубашке. – Бу! – громко позвал голос за кадром, и человек обернулся. Это был я. Черт возьми, это был я. На мне белая рубашка, развязанная черная бабочка, свисающая на шее, черные брюки... – Что?.. Гарри, ты опять достал свою камеру? – улыбаясь, спросил я, и Гарри засмеялся. – Многоуважаемый и горячо любимый мой законный муж Луи Томлинсон-Стайлс! Что ты скажешь про свою первую брачную ночь? – Ты идиот, который и до брака меня трахнул кучу раз, – фыркнул я, усмехаясь, и камера приблизилась к моему лицу, но я вдруг задел ее рукой, убирая в сторону, чтобы что-то сделать. Дальше картинка была плохо различима, но судя по тишине и тихому стону, мы занимались чем-то явно небезобидным. Я ничего не понимаю, это похоже на сон. Прекрасный, волшебный сон, где мы семья и Гарри решил запечатлеть какой-то момент на камеру. Картинка на экране сменилась вновь, и видимо съемка снова была от лица Гарри. – Детка, что ты делаешь? – послышался игривый голос из телевизора, а затем радостный смех. – Ничего, – ответил другой насмешливый голос, а на экране появилось лицо. Мое лицо. – Повернись ко мне, – сказал Гарри за кадром, отдаляя камеру, чтобы показать меня в полный рост. Я повернулся, и у меня перехватило дыхание от моего вида. – Скажи, как мы назовём нашего малыша, – радостно проговорил все тот же Гарри, держащий камеру, а я не заметил, как по моим щекам покатились слезы. Я на экране оглаживал руками выпирающий живот, улыбаясь. Мы стояли на улице, ярко светило солнце, и зелёный свет травы сочетался с моей голубоватой рубашкой, через которую так отчётливо был виден большой живот. – Малышка Сара, мы назовём её Сарой. – Нет-нет-нет-нет, – как в бреду шептал я в реальности, схватившись за голову. Слезы уже безостановочно льются по моим щекам, когда на экране появилась чужая рука со стороны снимающего и легла на мой живот, невероятно нежно гладя его. – Это для тебя, Сара. Я хотел, чтобы, когда ты подрастешь, ты увидела, в какого пингвиненка превратила своего папочку, находясь у него в животике, – весело говорил Гарри, на последних словах срываясь на хохот, когда я ударил его по руке, сам заливаясь смехом. Мы такие счастливые, я носил в себе новую жизнь, нашего ребёнка, и мои руки в реальности непроизвольно легли на плоский живот, в месте шрама. Вдруг изображение оборвалось, и на экране появился явно отрывок из какого-то новостного репортажа. Женщина говорила в микрофон о какой-то страшной аварии, а затем в кадре появилась машина, точнее, то, что от неё осталось: покорёженный кусок метала и резины. Я узнал ее. И до меня медленно дошло происходящее на экране. – Что это, скажи мне? – я повернулся к Гарри на диване, который все это время молчал, уставившись в телевизор. – Что это?! – чуть ли не рыдая закричал я, вцепившись в его плечи, чтобы развернуть к себе. Он повернулся, глядя на меня. Его глаза грустные, наполненные слезами, а губы подрагивают в печальной улыбке. Он усмехается. – Это наша история, Лу. Я тут же отпустил его, начиная безмолвно рыдать, обнимая себя руками. Гарри не двигается, лишь смотрит на меня все тем же грустным взглядом. – Я не понимаю... – просипел я, ничего не распознавая перед собой из-за потока слез. Меня качает вперёд-назад, а в телевизоре до сих пор звучит голос репортера, рассказывающий об аварии на центральной улице со смертельным исходом. Она объявляет имя погибшего водителя, в чью машину врезался фургон, впечатавший чёрный Range Rover в фонарный столб всмятку. Гарри Стайлс. – Я твоё воображение, малыш, – прошептал любимый голос, а я ещё сильнее сжал свою голову, не желая воспринимать это как реальность. Это все сон, завтра я проснусь и пойму, что все это ночной кошмар. – Нет-нет-нет... – Ты пациент здесь. – Нет! – закричал я, раскачиваясь до такой степени, что кружилась голова. – Это неправда! Это все неправда. Это всего лишь сон. – После моей смерти ты не выдержал, и у тебя начались преждевременные роды на нервной почве, но наша Сара не справилась... Потому что ты не хотел жить. Гарри говорил спокойно, без каких-либо эмоций, будто рассказывал что-то обыденное, не имеющее никакого значения, и я отказывался верить во все это. – Не ври мне. – Как я могу врать, если я – иллюзия, созданная тобой? Я не знал, что говорить. Я задыхался в истерике, сражаясь сам с собой, чтобы не упасть без чувств. Это сон. – Знаешь, откуда шрамы на твоих руках? – спросил он, не ожидая ответа. – Ты пытался убить себя, когда узнал, что я покинул тебя навсегда ещё и вместе со своим ребенком, оставляя после себя лишь воспоминание. Все плывёт, я не чувствую тела, лишь сердце, которое ноет с такой силой, что мне невозможно сделать вдох. Я поднимаю голову, в немой мольбе о помощи, но Гарри смотрит на меня все также нечитаемо. – Я люблю тебя, – шепчет он, вдруг протягивая свою руку к моему лицу, нежно касаясь щеки, и перед моими глазами все застилает темнота, вместе с собой забирая образ моего любимого, растворяя его в воздухе, не оставляя ничего. Темнота убивает меня. В темноте живут страшные фантомы, в темноте живут все человеческие страхи. Темнота сводит с ума. Темнота убивает, забирая умерших в своё царство навеки. Она забрала Гарри и Сару у меня навсегда, желая забрать и меня.