За кадром.

*Представьте себе вселенную, где все мультипликационные персонажи были бы живыми людьми. Перенесёмся в одну из них.* Дарвин беспощадно бьёт тарелку, в которой ещё несколько секунд назад лежала полу-мёртвая крыса. Сквозь эти удары выходит всё: боль, любовь, ненависть, впечатления, эмоции, воспоминания, чувства. С каждым новым ударом его злоба постепенно отступала, и на глазах появились слегка заметные слёзы. Он бросил тяжёлый предмет на пол и приложил шершавые ладони к своему лицу. Дарвин заплакал, как девчонка, но зато искренне заплакал. Он невероятно устал. Его можно понять. Эта несчастная крыса была последней каплей в его переполненной чаше. — Эй, друг, ты чего? — кладя свою руку на плечо рыжему, задал вопрос мальчишка. Дарвин вздрогнул от прикосновения своего сводного брата, но всё же попытался ответить: — Я… я устал, Гамбол. Понимаешь? Устал! Это не может так больше продолжаться! Такое ощущение, будто я для тебя не существую! Будто всё, что я делаю, для тебя это игра! — парень вплотную подошёл к Гамболу, прижимая его к холодной стене. — Как ты не можешь понять, что папа не заслуживает такого отношения с нашей стороны! Каким бы он не был, плохим или хорошим, он навсегда останется нашим отцом! Твой длинный язык погубит не только меня, но и тебя! — он сделал глубокий, надрывистый вдох. — Меня и тебя… — повторил рыжий шёпотом. — Нас… Ты погубишь нас, понимаешь? — Дарвин устремил свой заплаканный взгляд на мальчишку с голубыми волосами. Каждая прядь переливалась на солнце своим оттенком, создавая впечатление, будто обладатель этих волос покрасил их во все цвета одновременно. Дарвин уже очень давно замечал за собой, что когда он видит этого яркого парня с милыми кошачьими ушами, ему невероятно трудно сдерживать желание запустить в его волосяной покров свою руку и до хруста костяшек сжимать пряди. Дарвин смотрит Гамболу прямиком в глаза. В них читается неподдельный страх с нотками энтузиазма. Рыжий прижимает голубого к стене своей грудью, и Гамбол чувс­тву­ет, как вни­зу жи­вота сво­рачи­ва­ет­ся чу­довищ­ное ощу­щение тос­ки и не­объ­яс­ни­мо боль­шо­го чувс­тва, и оно внут­ри и под ко­жей, оно све­тит­ся ме­тафо­ричес­ки и го­рит крас­ны­ми опав­ши­ми листь­ями клё­на. Уоттерсону старшему не нравится, что на данный момент, вся инициатива находится в плавниках руках рыбки, и именно поэтому он прибегает к более жёстким мерам. Схватив рыжего за талию, он перевернул его в то положение, в котором находился сам несколько секунд назад. Прижимая Дарвина к стене, Уотерсон старший приблизился своими губами к его, горячо дыша и смотря прямо в глаза. — Давай. Шепнул Дарвин, и его уста резко сжали губы старшего брата. Поцелуй был жёстким, властным. Дарвин представлял себе этот момент множество раз, но этот не сравнится ни с одним из них. Братья прикрыли глаза и сплели руки воедино, создавая великолепный дуэт. Голубоволосый сжимал ягодицы рыжего до белизны кожи. Жёсткие, будто щетина, кошачьи усики Гамбола щекотали лицо Дарвина, однако, второму было приятно ощущать их на своём лице. Разорвав недолгий поцелуй, Гамбол резко схватил запястье сводного брата и быстрыми шагами направился в небольшую каморку под лестницей. О ней знал только он и Дарвин, больше никто. Забегая в почти не освещённое помещение, лишь оконный свет проникал в комнатку, голубоволосый парень закрыл дверь на железную щеколду изнутри и кинул рыжего на пыльный матрас со скрипящими пружинами. Дарвин, двигаясь на локтях чуть выше, поспешно стянул с себя зелёные шорты с оранжевой толстовкой и кинул их себе под голову. Гамбол повторил те же самые действия, только со своим свитером и джинсовыми шортами. Уотерсон старший склонился над младшим братом и посмотрел ему прямиком в глаза. — Ты уверен, что хочешь этого? — задал вопрос Гамби. — Да, — резко ответил на вопрос пассив и закатил глазные яблоки от удовольствия, когда мягкая рука брата коснулась его возбуждённого члена. Гамбол массировал его половой орган через боксеры, не отрывая свой взор от стонущего и извивающегося под ним Дарвина. Спустя пару секунд, нап­ра­вив свой член к ану­су «рыбки», он плав­но во­шел. Су­дорож­но выдох­нув, младший ещё ши­ре раз­вел ко­лени, да­вая боль­ший дос­туп для дви­жений, и, чуть при­под­нявшись, об­хва­тил шею Гамбола ру­ками, при­тяги­вая его к се­бе и бук­валь­но зас­та­вив лечь свер­ху. Пер­вый, по­ка ещё не­тороп­ли­вый, тол­чок в сво­дящую с ума жар­кую плоть. Ко­рот­кий по­лу-стон в гу­бы пар­тне­ру. Рыжеволосый, же­лая боль­ше­го, об­ни­ма­ет та­лию брата но­гами и пы­та­ет­ся за­дать свой темп, од­на­ко актив не тер­пит по­пыток до­мини­рова­ния. Пе­рех­ва­тив но­ги пассива под ко­леня­ми, он за­киды­ва­ет их се­бе на пле­чи, ли­шая того воз­можнос­ти уп­равлять со­бой и про­дол­жая не­тороп­ли­во дви­гать­ся. Рыжеволосый, зап­ро­кинув го­лову на­зад, про­тяж­но сто­нет, не вы­дер­жи­вая это­го выводящего из себя мед­ленно­го тем­па. Ему хо­чет­ся ус­ко­рить­ся, од­на­ко бед­ра до бо­лезненных щипков стис­ки­ва­ют паль­цы парня сверху, не да­вая сво­боды. — Пожа-а-алуйста, Га-а…мбол, быс­тре-е-ее, — не вы­дер­жав, протяжно стонет Уотерсон младший, утыкаясь макушкой в подстилку, оголяя рыжую щетину на подбородке. Гамбол и сам был на гра­ни. Ухмыльнувшись, он рез­ко пе­рехо­дит на быс­трый темп, вбивая рыжеволосого в жёсткий матрас. Из ткани летит пыль, пассив начинает одновременно очень громко кашлять и стонать. Его взмокший партнёр прикрыл ему рот влажной ладонью, ибо ему не хотелось, чтобы отец, сидящий в сарае, услышал их. Уже поч­ти на гра­ни ор­газма Дарвин од­ним рез­ким дви­жени­ем пе­ревер­нулся и, вып­ря­мив­шись, на­чал са­мос­то­ятель­но за­давать темп дви­жени­ям чле­на у не­го внут­ри. Кот по­пытал­ся бы­ло вновь пе­ревер­нуть­ся, од­на­ко вско­ре сдал­ся. Спустя пару рваных толчков Дарвин на нем выг­нулся и с ти­хим сто­ном кон­чил. Гля­дя на при­от­кры­тые яр­кие гу­бы, на жму­рящи­еся в удо­воль­ствии гла­за, по­нимая, что имен­но он до­вел это чу­до до ор­газма, Гамбол и сам не за­метил, как пос­ле­довал за сво­им… братом?.., ис­пы­тывая вспыш­ку бла­женс­тва. Дарвин, на последних силах, притянул голубоволосого к себе и прикоснулся мокрыми губами к его сухим. Братья расцепили свои уста и, тяжело дыша, и прижались друг к другу лбами, прикрывая уставшие веки. — Дарвин. — Да? — Прости меня. Я люблю тебя. — И ты меня, я тебя тоже люблю. За кадром остались очень многие вещи.