Каждым своим вздохом

Крупные капли дождя насмерть разбивались о каменный парапет балкона. Едва заметные холодные брызги, проникающие в комнату сквозь чуть приоткрытые окна-эркеры, сверкающими бриллиантами оседали на стекле. Они искрили и переливались в свете уличных фонарей, а затем, собираясь в небольшие ручейки, скатывались вниз, оставляя на своем пути извилистые слезные дорожки. Стояла тишина. Ненавязчивый, слегка убаюкивающий звук затяжного ливня фоном разбавлял гнетущее безмолвие. Только внутри было пусто и глухо. Как перед грозой. Колючий влажный воздух проникал в легкие с трудом, каждый вздох отдавался болью. Или страхом. Или это была безнадежность. Замерший у окна мужчина не мог разобраться. Он лишь судорожно цеплялся тонкими пальцами за собственные предплечья и щурил глаза, словно сопротивляясь тяжелым мыслям. Попадающий в комнату сквозняк шевелил тяжелые бархатные занавески и заставлял тщательно уложенные волосы мужчины, падать на лоб непокорными, но все еще сверкающими прядями. Магнус Бейн, не моргая, смотрел с высоты своего лофта на раскинувшейся внизу, сияющий огнями Бруклин. Он ослеплял. Умытый дождем, расслабленный, слегка раздраженный, он заставлял погружаться в воспоминания. Настойчиво старался вытащить на поверхность все затаенные страхи, все несбывшейся надежды. Их было слишком много для того, чтобы помнить каждую. За прожитые столетия Магнус виртуозно научился сопротивляться депрессивным настроениям, но только не сегодня. Сегодня он был настроен страдать. Горькая усмешка коснулась губ Магнуса, когда он вспомнил сколько раз за последние несколько столетий вот так вот стоял у окна и смотрел на картину снаружи. Шли года, сменялись эпохи. Мир ни секунды не оставался на месте. Время не щадило никого. Вокруг Магнуса постепенно менялось все. За каждым из окон появлялись новые пейзажи, рядом рождались и умирали люди, росли и ширились города, на картах отмечались новые страны. Ничего не оставалось прежним. Только сам Магнус. Его собственное отражение в зеркале показывало лишь незначительные перемены. Снаружи он был все тот же девятнадцатилетний юнец, яркий, эпатажный, шокирующий. На протяжении вот уже почти четырехсот лет Магнус улыбался, сверкал своими необычными глазами и старался убедить всех и каждого, что живет той жизнью, которую выбрал сам. Только вот внутри он чувствовал себя настоящим стариком. На самом дне желто-зеленых кошачьих глаз царил вековой опыт, помноженный на невероятную усталость и полное равнодушие. Магнусу было холодно. Ему так давно было холодно, что он уже и не мог вспомнить, что такое тепло. Настоящее, живое человеческое тепло, способное согреть не только тело, но и душу. Его усталую, практически сломленную мятущуюся душу, до сих пор так наивно верящую в то, что где-то посреди всех этих бесцельных столетий его ждет тот, кто сможет разделить с ним вечные потери и бесконечную агонию чужих финальных историй. Магнус так устал быть один. Слишком многих он уже потерял. И, что самое важное, потеряет еще больше. Пустые пятна с каждым годом, с каждым десятилетием будут становиться лишь многочисленнее. Он всегда знал это. Вечная жизнь – не панацея. Это проклятие. Самое настоящее проклятие, обрекающее своего хозяина на постоянные утраты и безысходное одиночество. Магнус старался не привязываться. Никогда и не к кому. Он всеми силами делал попытки не подпускать к себе близко тех, кто рано или поздно исчезнет, оставляя после себя лишь сожаления, но не всегда получалось. Его всегда окружали выдающиеся личности своих эпох, у которых Магнус учился, а кого-то из них учил и сам. Он так и не смог постичь науку отворачиваться от людей, как от незначительных эпизодов своего бесконечного существования. За прожитые века он любил, он разочаровывался, он ненавидел. Он сотни раз оплакивал смерти близких людей, но каждый раз поднимался и шел дальше, храня воспоминания о них, которые нанизывал себе на душу, словно жемчуг на нитку. Это были его личные драгоценности. Его опыт. Его непроходящая боль. А еще и его вера в то, что рано или поздно рядом все же появится тот, кто не уйдет. Тот, кто останется с ним. Если не навсегда, то достаточно надолго для того, чтобы подарить ему смысл жить. Или умереть. Но время шло. Приходили перемены. Хорошие или плохие, но они всегда приходили, вынуждая полностью менять свою жизнь, приспосабливаясь к обстоятельствам. Магнус побывал в сотнях городов и стран. Выучил огромное количество языков, познал десятки традиций. Он путешествовал. Он набирался опыта. Он делал все для того, чтобы его бесконечная жизнь обрела смысл. В Америку Магнус попал одним из первых. Они с Генри Гудзоном много раз спорили о том, что у того совершенно идиотские идеи по части освоения водного пространства мира, но Генри, с упорством достойным лучшего применения, таки добился своего. Кто бы мог знать, что через несколько сотен лет на месте, где они с ним впервые ступили на Американскую землю, родится сверкающий Олбани, а один из красивейших заливов мира будет носить имя этого Голландского выскочки. Магнус потерял и Генри тоже. Он рано или поздно терял всех. Впоследствии Магнус очень часто возвращался в Америку. Он всегда с большим скепсисом относился к ее идеям, но не мог хотя бы раз в пятьдесят лет не оказаться на ее берегах. Больше всего Магнусу нравится Нью-Йорк. Нью-Йорк не спал никогда. Было время, когда Магнус тяжело привыкал к его вечно сверкающей красоте и слегка распутному очарованию. После погрязшей в манерности и пуританстве Европы, где Магнус провел последние пару веков, Америка сначала показалась ему чем-то не столь интересным, но привлекательно свободным. Магнус помнил, как впервые попал в Нью-Йорк. Тогда он еще не знал, даже представить не мог, что этот грязный, полный всякого сброда городишко на отшибе мира станет Столицей мирового искусства. Тот Нью-Йорк, которым он был, когда его только-только стали заселять Голландские колонисты, смотрелся достаточно жалко. Да и вообще в те года Америка сама по себе не несла в себе никаких перспектив. Идеи о равенстве и свободе были прекрасными, только их реализация хромала. Положа руку на сердце, Магнус никогда не верил, что из этого что-то получится. Но спустя несколько столетий, Нью-Йорк стал городом, куда стремился каждый, чтобы найти себя, чтобы испытать и покорить себе вершину, которая покорялась немногим. Америка - страна возможностей, да. Как для примитивных, так и для нежити. Магнус находился здесь во время Страшной Лихорадки, в период Гражданской войны и даже в пору Сухого Закона. Он переживал вместе с Нью-Йорком самые тяжелые и самые счастливые времена. Он был лично знаком с теми, кто строил этот город, своими глазами видел, как возводилась Статуя Свободы, как закладывался первый кирпич на Эмпайр Стейт Билдинг. Магнус наблюдал, как этот город ширился, как он рос и развивался. Он был тем, кто мог видеть, насколько огромные и глобальные перемены происходили с Нью-Йорком во времена каждого из сорока четырёх президентов. Он был с его жителями, когда в Далласе убили Кеннеди, он своими глазами видел, как обрушились Башни-Близнецы... Магнус плакал вместе с этим городом и смеялся вместе с ним. И пусть он не всегда жил здесь, но постоянно возвращался именно сюда. После всех путешествий и открытий, в конце каждого приключения за последние триста лет Магнус всегда возвращался в Нью-Йорк. Этот город стал для него родным. Его сюда тянула неведомая сила. Эта сила была странной. Болезненной и невыразимо настойчивой. Магнус словно подсознательно чего-то ждал, во что-то верил, к чему-то стремился, но когда весь мир летел в тартарары, когда очередная иллюзия рассыпалась в золотую крошку, а очередной виток жизни приводил в тупик, Магнус всегда возвращался в Нью-Йорк. Потому что знал, что этот город всегда поймет его. Тут он найдет покой и хоть небольшую иллюзию стабильности. Для того, кто прожил на этом свете восемь веков, кто пережил сотни своих друзей, врагов и любимых, это было слишком много. Но этого и близко не было достаточно, чтобы обрести подобие гармонии. Но зато он обрел место, которое мог бы назвать домом. Магнус грустно улыбнулся, опираясь рукой на холодное стекло. За окном, где-то далеко внизу переливался огнями Бруклин, падал на землю дождь, и раздавались какие-то звуки, но Магнус их не слышал. Он был слишком высоко. Он был над всей этой суетой, но в то же время посреди ее. Он давно привык к этому ощущению и научился наслаждаться им. Но только не сегодня. Сегодня ему не хотелось вникать в проблемы и беды родного города. Нью-Йорк – продрогший, мокрый, но все равно яркий и сверкающий, смотрел на Магнуса чужими окнами, старался успокоить привычным блеском и подарить хоть подобие радости измученной душе. В это время года Нью-Йорк был одновременно и прекрасен и зол. Магнус тряхнул головой, прогоняя странные мысли. Сегодня он хотел подумать о себе. О своей жизни и своих желаниях. Не о том, что он мог бы дать родному городу, а о том, что этот город дал ему. Александр. Магнус одними губами проговорил это имя и тоскливо улыбнулся. Глаза на мгновение вспыхнули золотом, словно ментально призывая того, кто занимал все его мысли. Александр. В этом имени для Магнуса было намного больше, чем просто сочетание звуков. В нем для Магнуса сосредоточился весь смысл его такого долгого, но все равно недостаточного существования. То самое «нечто» которое раз за разом возвращало его на улицы Нью-Йорка. Невыносимое ожидание неизведанного, осторожная надежда и ослепительная радость обретения. Александр. Его личный рай и ад одновременно. Его больная, безнадежная, но такая нужная любовь. Его боль. Его зависимость. Александр. Что-то настолько огромное и значимое, что все, что было до встречи с ним, мгновенно превратилось в ничто. В смазанную иллюзию. В белый шум. Магнус до сих пор не мог сказать, что именно привлекло его в, на первый взгляд, неловком, мрачном и неразговорчивом парне. То ли огромные, нечеловечески красивые глаза. Ангельская внешность, или высокая, немного нескладная фигура. А может это была скрытая сила и совершенно необъяснимая преданность. Внутренний стержень. Давно устаревшее благородство, или этот смущенный и одновременно жаждущий взгляд, которым он смотрел на него с самого первого дня знакомства. В глубине зрачков Александра Магнус всегда видел себя настоящего. Без гламура, прикрас и всей этой шелухи, которую давно привык носить на себе, словно доспехи. Александр обнажил душу Магнуса с такой легкостью, что сначала даже не верилось. За прожитые года Магнус довел ношение маски до совершенства. Она давно сидела, словно влитая. Магнус сжился с ролью легкомысленного чародея, как с родной. Он сам поверил в нее. Но для Александра все внутренние бастионы Магнуса не имели совершенно никакого значения. Он смел на своем пути каждый из них. Раскрошил в пыль. Это было одновременно и пугающе и прекрасно. Знать, видеть, что настолько чистое, настолько преданное существо любит его. Любит настолько, что идет против системы, против многолетних устоев, против учений, которые впитал с молоком матери. Александр был прекрасен. Он был лучшим, что случалось в жизни Магнуса за чертову прорву лет. Он был единственным. Он был смыслом всего. Как-то незаметно Магнус отогрелся. Глубоко внутри его перестал точить вечный холод, сменившись на яркое, идущее из самой глубины души тепло. Это тепло и было Александром. Всем, что с ним связано. Его присутствием. Его любовью. Его огромным бескорыстным сердцем, которое заставило тьму в душе Магнуса отступить. И Магнус полюбил. До боли. До белых пятен перед глазами. До отчаянья и до пожирающего разум страха. Безумного страха потери. Но он все равно любил. Не мог не любить. Магнус наслаждался каждым днем, каждым моментом, каждой улыбкой. Каждое касание рук было особенным. Каждый поцелуй был на вес золота. Каждый взгляд – в самую душу. Эта любовь была всеобъемлющей, яростной, неистовой. Для Александра Магнус был готов на все. На сделку с Ангелами, на союз с Демонами и даже дойти до Эдома и вернуться обратно. Только вот, судя по всему, Александр не совсем понимал глубину этих эмоций. Или слишком хорошо понимал их. В любом случае, у Александра и самого были собственные чувства, которые были не менее сильными и прочными. Чувства, которые были направлены отнюдь не на Магнуса.