Бесполезный

Чихун видит Сынджуна первый раз в выпускном альбоме Юджина. Общее фото, два ряда парней в одинаковых форменных пиджаках, как вот на Чихуне сейчас. Лица без особых эмоций, но за Сынджуна глаза цепляются сами. Он похож на модель, ну или того, кто с ними тусуется – острые черты лица, расстегнутая на пару верхних пуговиц рубашка, волосы в намеренном беспорядке. Чихун наклоняет голову и тычет пальцем в фотографию. Юджин без особых эмоций кивает и говорит: – Это Сынджун. Он бесполезный. Чихун кивает тоже, как будто ему сразу всё понятно, но пока Юджин занят раскладыванием футболок в новом шкафу новой квартиры, он думает, каково это, быть бесполезным. И почему обязательно быть полезным. Что такого в том, чтобы не делать ничего для окружающих людей. Чихун еще какое-то время разглядывает Сынджуна, запоминает его лицо, просто так, потому что правда странное, непривычное. А потом идёт помогать недвусмысленно покашливающему хёну – учатся они теперь в разных местах, Чихун еще школьник, а Юджин уже студент, но живут-то теперь вместе. Чихуну интересно, как Сынджун говорит. Он думает об этом перед сном, ворочаясь с боку на бок. Оправдывает себя тем, что друзей мало, в школе таких, как Сынджун, нет, а у того, наверное, низкий голос и ленивая улыбка, такая, будто он улыбается, делая великое одолжение. Ему интересно, был ли Сынджун самым популярным в классе. Дружили ли они с Юджином, курили ли за углом (потому что если Юджин думает, что Чихун не знает, что он курит, то у кого-то довольно мало мозгов для вечно что-то читающего человека). Может быть, играли вместе в футбол. Чихун вздыхает и сбрасывает одеяло. Он шлепает в комнату Юджина, спотыкается о коробку, которую еще не успел разобрать. Юджин недовольно мычит, когда Чихун по-котячьи забирается ему под бок. – Хён, – тихо выдыхает тот. – А Сынджун хорошо играет в футбол? Юджин, кажется, просыпается больше от удивления, чем от необходимости отвечать на вопрос. Он поднимает голову и смотрит на Чихуна подозрительно. – Он в него вообще не играет, – в голосе тоже подозрительность, Юджин щурится и убирает пальцами челку со лба Чихуна. – Бесполезный, я же говорил. – Ну так это он, может, для тебя бесполезный, – серьезно говорит Чихун. Юджин вздыхает и щелкает Чихуна по виску. – Я не знаю еще человека, который так активно избегает ответственности. Дело даже не в его неспособности к спорту. Просто для Сынджуна есть только Сынджун, и он никогда не причинит ему дискомфорт. Зато всем остальным – сколько угодно. Чихун понимает, что вряд ли они дружили. Он цепляется за футболку Юджина, потому что обнимать нельзя, если не хочешь быть выкинутым за дверь, а Чихун сейчас этого вообще не хочет. Юджин сжаливается, гладит по плечу и отодвигается к краю, позволяя Чихуну улечься удобнее. Первую ночь в новой квартире Чихун проводит со странными снами и сжимая в пальцах край юджиновой футболки. Всё как-то не так, и проходит пара недель прежде чем Юджин как-то особенно вздыхает и хлопает Чихуна по плечу. Тот не очень понимает, но, возвращаясь вечером со школы, спотыкается в коридоре о чужие ботинки и удивленно смотрит на них. Гости в их квартире были только на новоселье, это почти всё друзья Юджина, и Чихун просто молча сидел и наблюдал, как они общаются друг с другом, не особенно-то замечая его. Ну правильно, они студенты. А Чихун всё еще школьник, хоть и всего на полтора года. Он осторожно крадется до своей комнаты, чтобы не мешать Юджину с его гостем, но замирает у гостиной, сжимая лямку рюкзака так, что пальцы белеют. Улыбка у Сынджуна вовсе не ленивая, а тёплая. Он смотрит на Чихуна удивленно, а потом встает и подходит, протягивает руку. – Привет, – говорит он, пока Чихун глупо смотрит на длинные пальцы. – Я Сынджун, мы с твоим хёном вместе учились. Чихун кивает. Ему кажется, что его ладонь слишком вспотела, поэтому пожимает руку в ответ очень быстро. Смотрит на Юджина, сидящего на диване. Тот фыркает и пожимает плечами, вроде как вот тебе шанс самому понять, что Сынджун бесполезный. Но Чихун не хочет понимать, его рука выскальзывает из пальцев Сынджуна, он сам утекает в комнату, не говоря ни слова. За закрытой дверью легче не становится, потому что Сынджун совсем не похож на себя с фотографии, от него тепло, а ладони у Чихуна липкие от холодного пота. Он вытирает их о рубашку, ему так не по себе и так противно, что хочется выкинуться в окно. Юджин, конечно, хотел как лучше. И Чихун сам виноват своими расспросами. Но он не готов. Вообще не готов. От тихого стука в дверь он почти подпрыгивает. Ему нужна пара секунд, чтобы выровнять дыхание и столкнуться с внимательным взглядом Юджина. – Если ты думаешь, что я притащил его сюда по дружеским чувствам, то ты дурак, – шепотом сообщает он. – Присоединишься к нам? – Нет, – в панике отвечает Чихун и отступает назад, надеясь, что Юджин не настолько жесток, чтобы вытаскивать его. Настолько. Чихун мнется на пороге, изучает пол, а потом Юджин толкает его в спину. Чихуну приходится сдвинуться и сесть. Сынджун вообще не такой. Он смеется открыто, трогает Юджина, явно зная, как тот это ненавидит – Чихун даже улыбается, вспоминая, как сам приучал хёна к рукам. У Сынджуна шутки не особо смешные, но он сам смеется так заразно, что Чихун расслабляется. Втягивается в его болтовню, следит, как он жестикулирует, как откидывает чёлку, как отсаживается от Юджина, находя более заинтересованного собеседника. Сынджун касается колена Чихуна, привлекая внимание, как будто его и так не достаточно. Они даже не замечают, как Юджин исчезает из гостиной. Сынджун очень худой, в вороте расстегнутой рубашки видно острые ключицы, и Чихун запоздало думает, что его, вообще-то, не интересуют парни. Глупо думать так после того, как выпускной альбом Юджина появился в поле его зрения. – Твой автобус через полчаса перестанет ходить. Голос Юджина вторгается в диалог так внезапно, что Чихун моргает несколько раз, пытаясь понять, как это и когда джинсы на Юджине сменились домашними штанами. Тот усмехается и показывает на часы. – И правда поздно, – растерянно говорит Сынджун. – Мне пора. – Проводить? – выпадает изо рта Чихуна – и не вернуть уже обратно, две пары глаз смотрят на него, одна подозрительно, вторая, кажется, радостно. Вечерний холод лезет под толстовку, и Чихун, краем глаза смотря на Сынджуна в легком строгом пальто, такого взрослого для пары лет разницы, думает, что слишком маленький. – Я никогда не видел тебя в школе, – вдруг говорит Сынджун. – Почему? Потому что Чихун незаметный – и, если честно, не очень внимательный, потому что Сынджуна он тоже не видел. Но он только пожимает плечами. – Зато вижу сейчас, – улыбается Сынджун, и эта улыбка расползается по всему Чихуну, заглядывает в каждый угол, делит всё на «до» и «после». Сынджун записывает в память телефона Чихуна свой номер и сам добавляет себя в его каток. – Пиши мне, – велит он, запрыгивая в подошедший автобус. Чихун смотрит вслед, а потом набирает «пишу» и получает в ответ смеющийся смайлик. Он лезет Юджину под одеяло, снова. Тот обреченно стонет и поворачивается, наблюдая, как Чихун скомочивается рядом, упираясь острыми коленками ему в живот. – Ты влюбился, что ли, – вздыхает Юджин. Страшное слово, Чихун отрицательно мотает головой, так усердно, словно это поможет вытрясти оттуда мысли. – Я правда хочу тебе посочувствовать, – говорит Юджин. – Не думаю, что это удачный выбор. – Не было никакого выбора, – бормочет Чихун, снова цепляется за футболку Юджина и вздыхает. И правда не было. Была скука, от которой он и полез в альбомы с фотографиями. И какая-то совершенная случайность. – Ты же понимаешь, что если он сделает тебе больно, мне придется его избить? – улыбается Юджин. Он сочувственно притягивает Чихуна к себе, первый, кажется, раз за всё их знакомство – и этот жест выбивает из Чихуна болезненный стон. Это как будто с ним произошло то, что хуже всего. Он истерично дышит в Юджина, он слишком большой мальчик, чтобы реветь. Да и нет пока повода. Просто, без всякого повода, у него внутри всё ломается. Проходит еще полторы недели, когда руки Сынджуна идеально укладываются на чихуновы бока, а губы впечатываются куда-то в подбородок, слишком темно, чтобы видеть. Но Сынджун теснит его ближе к стене, вздыхает в приоткрытый от неожиданности рот – и всё на своих местах. Чихун падает, закрывает глаза и проваливается куда-то. А руки Сынджуна ведут по его спине вверх, к затылку, охватывают уверенно. – Подожди, – просит Чихун, хватая Сынджуна за предплечья и притягивая к себе в противовес, отчего тот тихо смеется и кивает. Нечего ждать больше. Юджина нет, он позвонил и сказал, что в пробке, Чихун его недовольство мог руками потрогать. И хорошо, что нет, потому что у Сынджуна совершенно дурные глаза и абсолютно нереальные губы, и Чихун запоздало понимает, что его первый поцелуй – вовсе не с девочкой из класса, а с парнем, который на девочку совсем не похож. Сынджун запускает руки под футболку Чихуна, трогает его живот, поднимается выше, касается сосков. Чихун вздрагивает и пытается отстраниться, но это возможно только если он внезапно научится проходить сквозь стены. – Подожди, – уже скулит Чихун, потому что от этих рук не уйти, а Сынджун как будто вырастает над ним еще больше, чем на привычное пол-головы. – Ну что, – выдыхает Сынджун, его согнутое колено в опасной близости от паха Чихуна. – Какого хрена, – не спрашивает тот, потому что на вопросительную интонацию просто не хватает сил. Сынджун фыркает и аккуратно проталкивает свое колено между чихуновых ног. Тот поддается, потому что еще не научился брать всё в свои руки и делать так, чтобы потом не было больно и стыдно. В мире Чихуна еще не существует секса на один раз, как и секса в принципе, поэтому он опускает голову, закусывает губу и задает самый логичный для себя вопрос: – Мы встречаемся теперь? Колено возвращается на исходную, а Сынджун отступает на полшага – и Чихуну сразу становится страшно. – Чего? – улыбается Сынджун и смотрит удивленно. В замке поворачивается ключ, и никогда еще Юджин не был таким своевременным, потому что Чихун, кажется, сморозил глупость. В коридоре загорается свет, и Юджин сдавленно ругается от неожиданности, видя их обоих. Футболка на Чихуне вся перекручена, волосы взъерошены, а в глазах такой апокалипсис, что Юджину не нужно ничего объяснять. – Ээээ… – произносит он. Чихуна ветром сдувает в комнату, он закрывается за замок. Тишина такая, что ему слышно, как колотится его сердце. Возбуждение отпускает понемногу, и даже почти жаль, потому что, видимо, могло бы быть продолжение. Хотя в удивлении Сынджуна много всего такого, о чем Чихун не хочет думать. Но думает. Юджин тихо стучит в дверь примерно через полчаса, и Чихун только тогда понимает, что до сих пор стоит, прислонившись к ней. Юджин не задает вопросов, он просто заходит и садится на край кровати. Чихун смотрит на него и тоже молчит. – Он ушел, – говорит Юджин. – И я предупреждал. – Он ничего не сделал! – Чихун сжимает руку на груди. – Так и я ничего не сделал, – фыркает Юджин. – Но сделаю, если ты будешь страдать. Чихун подваливается ему под бок, обхватывает за ногу и закрывает глаза. – Испугался? – пальцы Юджина запутываются в его волосах, и это так здорово, что Чихун невольно улыбается. – Не понял, – отвечает он. – Совсем не понял. – Сынджун сказал, что ты решил, будто вы теперь встречаетесь. Чихун вздрагивает всем телом, садится и чешет лоб. – Ступил, – неловко дергает он губами. – Больше не ступлю. – Сынджун тоже ступил, – вздыхает Юджин. Чихун кивает. Его эмоции сбиты в тугой клубок, он пока не знает, что там, и ему, если честно, немного страшно от того, что будет, когда этот клубок размотается. Он какой-то слишком морально не подготовленный, слишком наивный. Никто не рассказал ему, что вполне возможно, что с человеком, с которым разделится первый поцелуй, не нужно будет встречаться. Юджин спит рядом эту ночь, и Чихун, засыпая, думает, что было бы лучше, влюбись он в своего надёжного хёна. Проходит сколько-то дней, Чихун не считает. Учится, не донимает Юджина вопросами и тоскливым лицом, даже под одеяло к нему не лезет. Взрослый и почти даже самостоятельный, да и вообще есть моменты, которые неловко вспоминать. Но когда посреди английского текста про Джорджа Вашингтона, по которому надо составить доклад, в голове всплывает собственный вопрос про «мы теперь встречаемся?», Чихун стыдливо стонет в руки, бьет себя ладонью по лбу и закрывает лицо. Надо же было так ступить. Юджин тактично обходит эту тему каждый раз, не наседает, просто наблюдает внимательно, но это Чихун уже проходил. В каток приходит сообщение, и Чихун удивленно моргает несколько раз, пытаясь понять, правильно ли он узнал адресата. как дела? Дела у Чихуна никак. Ни плохо, ни хорошо. Мысли о Сынджуне всегда фоном у него в голове, но страшно писать первому, это же он натупил и задал самый идиотский вопрос, какой только можно было задать. Чихун снова вспоминает и морщится, чувствует, как от солнечного сплетения к горлу поднимается жар стыда. я тут не очень далеко, ты не занят? Чихун смотрит на буквы на дисплее телефона, потом в окно – там уже вечер. Дома тоже уже вечер – Юджин уютно стучит посудой, кипятит воду для чая, шлепает босыми ногами мимо комнаты Чихуна в своих мягких домашних штанах и широкой футболке. если передумаешь – я иду к остановке от вашего дома Сынджун понимает его молчание по-своему, и у Чихуна, на самом деле, есть минут десять, чтобы продолжить делать глупости. Он хватает толстовку со спинки стула, сует телефон в карман и вылетает из квартиры, на ходу натягивая кеды, бросая удивленному Юджину «я скоро приду». Потом объяснит, если нужно будет. Он скатывается по лестнице как полный придурок, потому что кажется, что лифта ждать долго. Сынджун и правда идет к остановке. Удивленно оборачивается на топот позади себя. Глаза у него, всё же, такие глупые. Запыхавшийся Чихун упирается руками в колени, пытается отдышаться, и смотрит, как Сынджун улыбается этими своими глупыми глазами. И губами, тоже не менее глупыми. Недавно прошел дождь, поэтому вечер холоднее обычного. Чихун руки в карманы толстовки чуть ли не по локоть засовывает. Мёрзнет. Они идут молча, уже минут пятнадцать как, кажется. – Ты ведь простынешь, – говорит Сынджун. Он останавливается, расстегивает свое пальто и тянет Чихуна за запястья к себе, заставляя обнять, укрывает полами пальто бока. Такая резкая смена событий – еще более неловкая, и Чихун прижимается щекой к груди Сынджуна, радуясь, что тот не может видеть его лица. Они стоят так посреди пустой дороги с желтыми пятнами фонарей в лужах. Чихуну тепло и здорово, на самом-то деле. Он пробирается пальцами на спину Сынджуна, цепляется за его свитер, устраивается удобней. Слушает, как в сынджуновой груди мягким гулом разрастается тихий смех. – Ну вот что ты за невозможный такой, – улыбается Сынджун и поддевает подбородком лоб Чихуна, заставляя того поднять голову и посмотреть на него. – Глупый? – сипло спрашивает Чихун. Сынджун качает головой. Он целует его снова, тепло и неторопливо. Пальцы Чихуна сжимаются до белых, кажется, костяшек; он хмурится до пятен перед глазами, потому что если Сынджун сейчас снова уйдет, будет вообще неправильно. Тот немного отстраняется и выдыхает с улыбкой. Чихун готов отпрыгнуть в любой момент, но Сынджун не собирается его отпускать, держит за бока в своем пальто, смотрит тепло и непонятно. – Мы встречаемся теперь, – говорит он. Губы Чихуна разъезжаются в глупой улыбке, он не находит ничего лучше, кроме как спросить, меняясь ролями: – Чего? Сынджун шутку понимает и смеется, выпускает Чихуна из своего пальто и тычет его в живот. – Если ты не передумал, конечно, – серьезно добавляет он. Улица мокрая после дождя, ноги у Чихуна промокли в тонких кедах. Без сынджунова тепла как-то совсем холодно, он снова засовывает руки в карманы и перекачивается с носков на пятки, улыбается. – Не передумал, – отвечает он и опускает голову. Потому что очень неловко. Сынджун фыркает и сгребает Чихуна в охапку. Юджин как будто ждет тихого скребка в дверь – конечно же Чихун вылетел без ключей. Внимательно смотрит на младшего и качает головой. А Чихун лезет к нему обниматься, потому что сейчас он обнял бы весь большой мир, но есть только сравнительно маленький Юджин, который брыкается и пихается, бурчит: «Сынджуна своего тискай теперь». Но Чихун-то знает, что Юджин за него рад. Он засыпает с телефоном на груди, успев отправить Сынджуну глупые сердечки. Если Юджину и не нравится наличие Сынджуна в и его жизни тоже, то он это отлично скрывает. Чихун боится спрашивать. Они серьезно разговаривали только один раз, примерно через неделю, когда лицо Чихуна перестало так идиотски светиться. Юджин сказал, что если из-за Сынджуна Чихун будет не успевать учиться, Юджин позвонит его родителям. Это было бы просто ужасно, поэтому Чихун учиться стал чуть ли не лучше. Отношения – это странно. Чихун думает, что должен резко стать взрослым и ответственным, потому что всю свою неопытную глупость исчерпал тогда, дурацким вопросом. И, кажется, немного перебарщивает с этим. Сынджун смешной. Двадцать четыре на семь смешной. Он не очень ответственно относится к своей учебе, подолгу сидит над заданиями. Он придумывает свидания, в которых обязательно есть сладкая вата или молочный коктейль на двоих. Он тычется носом в шею Чихуна и не настаивает ни на чем. Чихун щурится и вздыхает. Перечитывает за Сынджуном домашку, правит карандашом и оставляет на видном месте, чтобы тот обязательно заметил. Покупает на карманные деньги билеты в театр, где максимум, что позволяет – это сжать руку Сынджуна, пряча ее под полой своего пиджака. Обвивает Сынджуна ногами и кусает за мочку уха, тянет его кофту вверх, трогает пальцами худой живот. Чихуну, конечно, всего восемнадцать, но Сынджун, видимо, слишком боится лишить его подростковых радостей, которые, по идее, Чихуну не нужны. Если у них отношения, то самые настоящие. Когда приходит Сынджун, Юджин делает вид, что его нет – Чихуну даже комнату на замок закрывать не надо. Максимум слов от Юджина – это если он поймал их в коридоре, тогда обыденно спрашивает «есть хотите?» Обычно они не хотят. Сынджун с ногами сидит на кровати Чихуна, листает его комиксы, пока тот принимает душ, перекидывается парой фраз с Юджином и проверяет все материалы к завтрашнему дню. Чихун, наверное, очень счастлив. Он украдкой смотрит на Сынджуна, увлеченного комиксом, и кажется самому себе очень взрослым. Сейчас он проверит конспект еще по одной теме, потом потянется, а потом обнимет своего парня. Как взрослый. У взрослого Чихуна не было секса до сих пор, и его это порядком беспокоит. Сынджун живет один, но никогда не зовет к себе. Юджин за этим, кажется, очень следит, аккуратно спрашивая Чихуна, во сколько тот собирается вернуться. Чихун кривит рот и припоминает сам себе, что уже совершеннолетний, что уже нормально всё, и дело, видимо, в чем-то другом. Сынджун подходит, укладывает свои руки Чихуну на плечи, мягко улыбается. – Долго тебе еще? Чихун перехватывает его пальцы, сжимает их и вздыхает. Юджин в соседней комнате хоть и не подает признаков жизни, но все равно всё слышит, а это значит, что нужно быть либо очень тихим (на что Чихун, как показала практика и укоризненный взгляд Юджина с утра, не способен), либо ничего не делать. Они и не делают, почти. – Когда мне уже можно будет остаться на ночь у тебя? – спрашивает он, разворачиваясь к Сынджуну на стуле. Тот, кажется, теряется. – Серьезно, Сынджун, я не ребенок, а Юджин не мой отец. И попадает во все мишени разом, видимо. Потому что Сынджун тихо смеется и кивает, обнимает Чихуна, стаскивает со стула, тянет за собой на кровать и обхватывает ногами и руками, даже дышать становится тяжело. – Я понял, – улыбаясь, шепчет он. – Хорошо. Юджин только глаза щурит, когда встречает неловкого Чихуна утром субботы. Тот рассчитывал, видимо, бесшумно прокрасться к себе в комнату и не выходить оттуда до понедельника, игнорируя вопросы хёна, но нет. Вовсе не потому, что Юджин не доверяет Чихуну – тот наивный, конечно, но на глупости просто так не пойдет, да и рано или поздно это должно было случиться (хотя лучше бы поздно, чтобы за пока еще школьника нёс ответственность кто-то другой, например, его родители). Наверное, потому что в Юджине тоже есть гадливость, и отказать себе в удовольствии от чужой неловкости, потупленного взгляда и смущенных покашливаний невозможно. – Все хорошо, – говорит Чихун и отводит глаза. Юджин фыркает. Его почти-брат повзрослел. – Лекцию о предохранении надо читать? Чихун алеет до кончиков волос, но смотрит на Юджина возмущенно и машет руками. – Ты дурак что ли, – выдыхает он, закрывая ладонями лицо. Юджин смеется и хлопает его по плечу. Чихун цепляется за его кофту и утыкается в нее, обхватывает руками юджинову поясницу. Тот сдается и обнимает в ответ. Сынджун все еще кажется Юджину бесполезным. С ветром в голове и непроходящим детством. Концентрирующимся только на себе и избегающим любой ответственности. И Юджин очень боится, что рано или поздно это ударит по Чихуну, который совершенно не подготовлен к тому, что близкие люди могут и умеют делать больно. Юджин слушает глухое бормотание Чихуна про то, какой же Сынджун классный, и надеется, что его это минует. А Чихун влюблен. По настоящему, со всем сопутствующим – и в первый раз. Квартира Сынджуна похожа на него самого. Вещи хранятся там, где уронятся, шторы неподходящего ни к чему зеленого цвета, кровать расправлена всегда, потому что лень ее заправлять, видимо. Первые недели Чихун молчит. Потом аккуратно расставляет обувь на полках, укоризненно поглядывая на Сыджуна. Потом просит показать, где в шкафу должны лежать футболки. Сынджун смеется и капитулирует, обещает привести здесь все в порядок. Чихун подсчитывает карманные деньги, достает часть из накопленных и после занятий идет за новыми шторами. Приятного кофейного цвета. Сынджун смеется снова. Он позволяет Чихуну делать всё, что тот захочет. Выдает ему деньги, ласково зовет женушкой и получает за это подзатыльник. Чихуну, кажется, просто нравится чувствовать себя способным изменить что-то. Нравится быть взрослым. В их с Юджином квартире он ночует пару раз в неделю и непременно с тоскливым лицом, потому что прошло чуть больше двух месяцев, Чихуна все еще не отпустила влюбленность и довольно сложно проводить хоть сколько-то времени без. Юджин с радостью отправил бы его к Сынджуну жить, но не делает этого и не сделает до тех пор, пока не начнет доверять Сынджуну. Он расспрашивает Чихуна обо всем, старается не трогать неловкие темы. Проверяет его оценки и понимает, что со всей этой влюбленностью Чихун не стал учиться хуже. – Я же не хочу, чтобы ты позвонил родителям, – улыбается тот. Юджин не напоминает о том, что поговорить с родителями все равно придется. Просто потому, что количество Сынджуна в чихуновой жизни увеличивается. У Сынджуна – острые коленки и ленивая улыбка. Ленивая, как вечер субботы, когда не нужно никуда на следующий день и можно не спать сколько угодно. Чихун рассматривает его, лежа на этих острых коленках, смотрит снизу вверх и думает о том, как же здорово Сынджун выглядит, когда наклоняет к нему голову и когда черные волосы падают на лицо. Что вообще Сынджун в нем нашел. Опасный вопрос, всегда страшно знать, они никогда не говорили о том времени, которое прошло от коридора до пустой улицы. Чихун иногда позволяет себе впасть в паранойю и напредставлять всякого: как Сынджун долго думает, как решает согласиться только потому, что Чихун – мелкий, наивный и неопытный. – Я прям слышу, как ты думаешь, – усмехается Сынджун. – Что случилось? Чихун вздыхает и садится, упирается ладонями в бёдра Сынджуна. – Почему ты захотел со мной встречаться? – спрашивает он, хмурясь. Счастье в несколько недель, считываемых месяцами, сделало его мягким, и он не ждет подвоха, слов «да я просто время убиваю». Чихуну кажется, что будь это так, он обязательно почувствовал бы. – Почему передумал? Сынджун наклоняет голову, как смешная птица. Улыбка не исчезает, он аккуратно обнимает Чихуна, прижимает к себе и тепло выдыхает ему в шею. – Ты меня тогда застал врасплох, – говорит он. – Наверное, я хотел с тобой встречаться сразу, с первых же минут знакомства, потому что есть в тебе что-то такое, отчего у меня внутренности сжимаются. Чихун смотрит на него, дурак дураком. – А еще я боюсь Юджина, – подмигивает Сынджун и получает по голове. – На самом деле, я спать не мог нормально с тех пор, как ушел тогда. Если Чихуну и нужна была причина, чтобы влюбиться в Сынджуна еще сильней, то вот она. Юджин знает, что в письме, потому что давно это все планировалось. Настолько давно, что никакого Сынджуна на горизонте еще не было – именно поэтому у Чихуна сейчас такой потерянный вид. Он, кажется, готов плакать, с надрывом, потому что обидно и несправедливо. Юджин, если честно, сам бы заревел. Вот поэтому надо было поговорить с родителями. Чихуну предстоит учиться в Японии. Потому что он года три наседал с этим на родителей, мечтал и представлял, как круто будет учиться в другой стране, как здорово будет взрослеть вот так. Мечтал – и забыл. А вот родители не забыли. Он смотрит на Юджина так, будто тот в силах что-то сделать. – Мне жаль, – только и выдавливает он из себя. Чихун кивает. Смотрит на брошюру университета в письме, пробегает глазами по основной информации. – Я скажу, что передумал. Юджин криво улыбается. Даже он знает, что из этого ничего не выйдет – слишком долго Чихун ныл про Японию. Ему теперь есть, где там жить, есть, у кого подрабатывать, осталось только сдать экзамены. Слишком много теперь ждет его там. Здесь его ждет только Сынджун. Но Чихун упрямо сжимает губы и уходит, чтобы вернуться через пару часов с полнейшим поражением. Юджин сидит рядом с ним и не знает, что делать. – Он ведь не поедет со мной, – шепчет Чихун. – Нет, – вздыхает Юджин. Потому что каким бы безголовым Сынджун ни был, но на такое он точно не пойдет. Из-за тех же родителей. – Значит, всё. В голосе Чихуна – конец света, и это вполне понятно. – Ты же не на другую планету переезжаешь, – говорит Юджин. Чихун горько улыбается. – Считай, что на другую. Не хочу его связывать. – До конца учебного года еще есть время, – Юджин пытается быть рациональным и не поддаваться тоске, которая пробирается, кажется, в каждый угол их квартиры. Чихун деревянно кивает и уходит в свою комнату. Он забирается на свою кровать, на которой теперь так редко спит, поджимает колени к подбородку и выпускает обидные слезы, прикрывая рот ладонью. Юджин звонит Сынджуну и просит приехать, только тихо. Тот прилетает через полчаса, с тревогой в глазах. Смотрит на буклет университета и слушает тихий рассказ Юджина. Лицо у него нечитаемое, Юджин уже и сам не рад тому, что позвал его. Но если Чихун взял на себя обязательства в виде чувств, то пусть они вдвоем решают теперь уже общие проблемы. Сынджун находит Чихуна в той же позе: колени к подбородку, рука у рта. Осторожно закрывает за собой дверь и садится на край кровати. – Собираешься страдать? – спрашивает он, улыбаясь. Чихун дергается от неожиданности, но не поворачивается. Просто кивает. Вздыхает так тяжело, что Сынджуна пригибает этим вздохом. – Еще есть время, – говорит он. – Или ты собрался бросать меня сейчас? – Ага, – шепчет Чихун, и не понятно, на что именно это ответ. Сынджун укладывается рядом, обнимает его со спины, вытирает пальцами мокрые щеки. – Ревешь, как маленький, – хмыкает он. – У нас есть время что-нибудь придумать. – Тут ничего не придумаешь, – Чихун вжимается в него спиной. – Я сам виноват, но я же не знал, что… Он не договаривает, задыхается в новой партии обидных слёз. Сынджун понимающе кивает. Ему надо подумать, это все очень серьезно. Самое серьезное за всю его жизнь, кажется. Он гладит Чихуна по голове, пока тот не засыпает. А Сынджун всю ночь слушает уже родное сонное сопение и думает. До боли в голове. Юджин не то чтобы отлично знает Сынджуна. Иногда ему кажется, что всё его знание укладывается в остаточное ощущение от сынджуновой бесполезности. Поэтому он понятия не имеет, чего ждать. Сынджун встает первым. Говорит, что Чихун еще спит и что надо бы приготовить ему завтрак, но чур он сам. Юджин гостеприимно показывает рукой на кухню и фыркает. Ему хочется спросить, что они надумали, что надумал Сынджун конкретно. Но у того лицо тоже близкое к концу света, поэтому явно ничего хорошего. Жаль, очень жаль. Юджин, конечно, до сих пор считает, что Чихун мог бы и получше кого найти, но почему-то этим двоим отлично друг с другом, и из этого вполне могло бы выйти что-то настоящее. То, про которое в книжках пишут. Чихун просыпается, шлепает на кухню и повисает на Сынджуне. Бормочет: – Я думал, мне приснилось. И сжимает Сынджуна крепко-крепко, запуская отсчет. Прощания всегда отвратительны. Есть в них что-то апокалиптическое. Чихун с каменным лицом, похудевший, разбитый. Юджину кажется, будто он уже не повзрослел, а постарел. Умудрился опытом. За эти пару месяцев Чихун пытался заваливать учебу, пытался проваливать экзамены, пытался торговаться с родителями. Закончилось это всё в аэропорту. С Юджином, непоколебимыми родителями и Сынджуном. С самой кривой улыбкой на свете. Конечно, Чихун будет приезжать на каникулы. Будет оставаться у родителей и у Юджина, потому что Япония все еще на планете Земля. Наверное, если получится, будет даже видеться с Сынджуном. Как друг. Только от этой мысли у Чихуна начинают предательски блестеть глаза. Он взрослый и отвечающий за последствия собственных решений. Он не станет привязывать Сынджуна к себе, мешать ему быть счастливым с кем-то другим. Он обязательно порадуется за него, когда-нибудь потом. Не сразу. А еще лучше, если он и не узнает, что у Сынджуна кто-то появится. Губы Чихуна обкусаны до крови, но при родителях он не может даже зареветь. Потому что тогда точно уцепится руками за ограждение и закатит истерику. Или симулирует приступ. Последняя идея кажется заманчивой, но он ее отметает. Чем быстрее он с этим покончит, тем быстрее это все закончится. Чихун не помнит, что говорят родители на прощание. Не помнит точно слов Юджина, выданных с теплыми объятиями. Всё его внимание сосредотачивается на руках Сынджуна и горячем шепоте. Глаза Чихуна распахиваются, ему хочется стукнуть Сынджуна, но, если честно, еще больше хочется верить в то, что это правда. Что Сынджун тоже взрослый и несет ответственность за все свои решения. Я буду ждать. Чихун смотрит в иллюминатор и сжимает пальцы в кулаки. *** – Цветущая вишня – это красиво, наверное. Юджин фыркает. Сынджун, которого в его жизни с отъездом Чихуна стало куда больше, чем в школе, улыбается и смотрит на собирающиеся за окном кафе тучи. – Сейчас ноябрь, – смеется Юджин. – Ага, – кивает Сынджун. – Вишня не цветет. Сынджун улыбается. Чихун уехал в марте. В своем взрослом трагизме он не писал Сынджуну, а тот не писал ему, чтобы не мешать. Новая страна, новый язык, новые люди. Юджин знает, что у Чихуна все в норме. Он справляется с учебой, нашел даже корейских знакомых, с которыми периодически ходит пить и в караоке. А еще Юджин знает, что Чихун упрямый. Не в его силах поторопить время, но в его силах приглушить боль. Не говоря, не спрашивая, не узнавая. И Юджин принимает правила игры – Сынджун из всех их разговоров выпадает. А еще Юджин знает, что Сынджун не собирается никого искать. Что Сынджуна первый раз кто-то зацепил настолько. Что Сынджун говорит о Чихуне так, будто тот уехал на пару дней и вот-вот вернется. – Никогда не видел цветущей сакуры, – вздыхает Сынджун. Чихун, вероятнее всего, приедет на рождество. – Странно, да, – Сынджун опускает глаза и улыбается. – Ему, возможно, совершенно нет до меня дела, а я думаю о том, как здорово смотрелись бы вишневые лепестки в его волосах. – Манги перечитал? – усмехается Юджин. – Ну да, – кивает Сынджун и смеется. Юджин на миллион процентов уверен, что Чихун все еще несет ответственность за чувства. Просто потому что не в чихуновом характере что-то забывать так просто. Сынджун снова смотрит на тучи. Улыбка гаснет, он сам тускнеет. Потому что страх – он такой. Бесконтрольный. Чихуну снег слепит глаза, и это почти катастрофа. Полдня он провел на сайте с авиабилетами, не решаясь купить. А рождество приближается, скоро билетов может и не быть. Все едут на праздники домой. Чихун хочет и боится. Как маленький ребенок, откладывает. Он не знает ничего о Сынджуне, хоть и ужасно хочет. Даже на его страницы в соцсетях не заходит, чтобы не расстраивать себя. Вдруг там уже что-то поменялось. Кто-то поменялся. Свежий воздух голове легче вовсе не делает. Снег закрывает всё, залетает в рот, тает холодной водой. Они могли бы встречать рождество вместе. В тёплом свете гирлянд и с запахом имбирных печенюшек, которые Чихун сам испёк бы. А в этот раз у него для Сынджуна даже подарка нет. И Сынджуна у него нет тоже. Чихуну не грустно – это как хроническая болезнь, с которой ты живешь. Привыкаешь. Он рассеянно смотрит на витрины, думает, что было бы здорово купить что-нибудь парное, чтобы и у него, и у Сынджуна. Тому бы точно понравилось, он бы глупо улыбался и обнимал Чихуна. Чихун улыбается своему отражению в стекле. Вряд ли Сынджун будет ждать четыре года. – Эй. Чихун понимает, что это ему, только когда его дергают за рукав. – Не подскажешь, как добраться до Токийской телебашни? Снег слепит глаза, но Чихун удивленно открывает рот и понимает, что окончательно поехал. Он делает ладонь козырьком у лба, чтобы дурацкий снег перестал ослеплять. Так и есть. Сынджун. Настоящий, с глупой улыбкой, с чемоданом и светящийся, как сотня гирлянд. – Ты это как, – выдыхает Чихун и подается вперед, сжимает Сынджуна руками, выбивает из него воздух, держит крепко, будто тот может исчезнуть. – Я же сказал, что буду ждать, – Сынджун путает пальцы в чихуновых волосах. – Но ты что-то не особо торопился. *** трепался про сакуру, а уехал зимой, придурок

знаешь, в его волосах и снег здорово смотрится на сакуру я весной посмотрю когда перееду только ничего ему пока не говори

Юджин улыбается. Сынджун, конечно, все еще бесполезный, но как-то так вышло, что с Чихуном у них и правда может получиться что-то настоящее. То, про которое в книжках пишут.