Рыцари Старой Республики 2: Тень Ревана

             Глава 15. Враг мой                     67.       Война не меняется. Чему там меняться? Это же просто последовательность смерти, боли и зла. Вселенная бесконечна и безгранична: зло всегда найдёт в ней дорогу, а смерть — пищу. Ты можешь прожить миллиард лет и миллион жизней, своих и чужих, стать героем, спасителем, святым — но с точки зрения вечности навсегда останешься только бессильным наблюдателем.       Именно так Кондор и наблюдал сейчас за развернувшимся у «Цитадели» сражением: бессильно. Десятки тяжёлых кораблей, бесчисленные клубы палубной мелюзги, вспышки взрывов, иссечённая трассами турболазеров пустота… Неподалёку разваливался натужно горящий авианосец. От умирающей махины и со станции по направлению к Телосу валил поток транспортников и спасательных капсул: массивных, гражданских. Нечего было и думать о высадке на «Цитадель».       Они вышли из гипера неудачно, сразу угодив на фланг боевого построения целой эскадры. Не было времени разбираться, кто с кем воюет: комбатанты немедленно выхватили «Чёрный ястреб» цепкими прищурами радаров, ближайший корвет начал разворот, за ним потянулись мателоты…       До дистанции эффективной работы турболазеров оставались считанные секунды. Неплохой шанс уцелеть заключался в том, чтобы уйти к Телосу вместе с остальными беглецами. Обычно спасательные капсулы не расстреливают как не представляющие опасности.       Очевидно, Аттон рассудил так же, потому что подпрыгнул в кресле и схватился за пульт. Яхта сманеврировала резко, как палубный истребитель. Кондора придавило перегрузкой: Рэнд сознательно перекинул часть энергии с искусственной гравитации на двигатели и щиты.       Продавливая вязкий воздух, мандалорец добрался до места второго пилота.       - Ходовой? — спросил он, щёлкая клавишей интеркома.       - Всё в порядке, капитан, — тут же отозвался Бао-Дур. Несмотря на привычно мягкую интонацию, было слышно, как напряжённо дышит иридонец. Фоном звякал металл и, кажется, гудела плазменная сварка.       - Движки?       - Движки, щиты… всё в порядке, капитан. Это сильный корабль.       Кондор машинально кивнул и отключился. Он собирался опросить остальные отсеки, но машину опять тряхнуло. Верхнее освещение сделалось тусклым. Мандалорцу на мгновение почудилось, словно он снова на «Перагусе».       - Вот же… — сквозь стиснутые зубы пробормотал Аттон. — Х-ха! Вот же сука.       - Что?       Вместо ответа пилот быстро ткнул пальцем в монитор. Кондор сосредоточился и сразу понял происходящее.       Прикрываясь потоком спасательных капсул, «Чёрный ястреб» как мог стремительно уходил к атмосфере. Аттон собирался нырнуть в верхний слой, демпфируя столкновение щитами, затем погасить скорость и сесть на поверхность либо спокойно уйти на противоположную сторону планеты. План рискованный, но не чрезмерно.       Вот только преследователи не собирались соблюдать неписаные законы войны. Кто бы ни охотился на «Ястреб», о прицельном огне он даже не задумывался, работая широким сектором в надежде зацепить яхту.       Ещё одна гражданская капсула, которой пытался прикрыться Аттон, разлетелась на куски от прямого попадания турболазера.       - Вниз, — приказал Кондор.       - Чи-во?! — содрогаясь от комбинированного воздействия гравитации и жажды жить, прохрипел пилот. — Что, партнёр, шибко добреньким заделался? Да стоит нам выйти из потока…       Кто бы ни охотился на «Ястреб»… он охотился именно на «Ястреб». Рано или поздно, методично выжигая объекты в потоке, атакующий всё равно добьётся своего. Пологая траектория равнозначна поражению.       - Вниз, — повторил мандалорец. — Потоком нам уже не прикрыться.       - Да что ты… — начал было Аттон. Тут же осёкся, подумал секунду. Тряхнул головой, кинул руки на пульт, и машина клюнула тупым носом. Избавляя поток от своего присутствия, «Чёрный ястреб» рухнул в плотные слои атмосферы.       Беспорядочная свалка линкоров, корветов и истребителей осталась высоко в небе. Турболазерные болты больше не могли достать яхту. Машина падала, вокруг рубки разгоралось ионное пламя. Щиты отсекали жар.       Кондор сидел в кресле, бездумно уставясь в алую мешанину за бронестеклом. Ему казалось, будто всё это уже случалось: верхом на металлическом звере, погружаясь в огненный океан, падал он в чужой мир, растворяясь в боли и ликовании, с оружием в руках, троекратно повторяя имя Врага…       Враг.       Кто он — Враг? Главный, единственный, ненавидимый и любимый Враг, какого заслуживает всякий настоящий воин. Враг, к поединку с которым воин идёт всю жизнь. Враг, победив которого, можно выронить меч, упасть навзничь в кровь и калёный пепел, заснуть на сто миллионов лет, а затем проснуться для того лишь, чтобы…       - Проснись, кретин! Чтоб твою… Ну же?!       - Что такое? — спросил Кондор, вскидываясь в кресле и поворачиваясь к пилоту.       - Не рассчитал я, партнёр! — проорал багровый Аттон, судорожно терзая пульт. — Самую малость… так красиво получалось, эх! Снег этот поганый, понимаешь? А теперь ресурса нет, альтиметры как с ума сошли. Ну, сейчас! Держ…       Договорить он не успел.       Мир мигнул.                     Он стоял на поверхности планеты. Не Телоса, не Малакора — следовательно… Во сне, в бреду, в воспоминании? Какая разница.       Вокруг завершалась битва: флот вторжения зачищал последние группы наземного сопротивления. Катары, так назывались обитатели планеты, сражались отчаянно, умело используя местность. Иногда, в локальных стычках, их контратаки даже имели успех. Но резервов, оружия и техники у защитников оставалось слишком мало, а флот Республики уже не мог помочь наземным силам. Армия вторжения, лучшая гвардия Мандалора Наивысшего, рассеивала остатки обороны в таком темпе, что сомнений в исходе битвы не оставалось. Кондор знал это, потому что…       Нет, он не стоял на земле.       Человек в боевом скафандре падал на планету, сжимая в ладонях рычаги боевого дроида: «Василиска». В наушниках то и дело кричали голоса — человек отзывался, и голоса исчезали. По внутренней стороне визора бежали цифры сводок — человек смотрел сквозь цифры.       Последних защитников этого мира прижимали к берегу, загоняли, как на охоте. Катары бежали, отплёвываясь огнём и отчаянием, маленькие фигурки выглядели комично с высоты полёта «Василиска». Очень скоро дроид, подчиняясь командам наездника, перешёл в фазу активного торможения и приземлился на краю высокого обрыва.       Совсем рядом сгрудилась толпа аборигенов. Беженцы из городка неподалёку: гражданские — безликие и безгласные.       В полной тишине мандалорец выбрался из седла, подошёл к краю обрыва и заглянул в глубокую воду. Поверхность была идеально гладкой и ничего не отражала. Под сердцем кольнуло.       Воин повернулся к гражданским, затем к разрушенному городу. По засыпанной пеплом дороге приближались несколько мандалорцев, кажется, всего трое. Неторопливо, наслаждаясь предстоящим избиением безоружных катаров.       Воину было всё равно… и всё же, сам не зная почему, он отстегнул крепления маски и шагнул навстречу загонщикам. Должны же они узнать боевого товарища, обменяться с ней хоть парой приветственных…       «С ней»?       Да, теперь воин вспомнила себя.       Мандалорская наездница взмахнула огненно-рыжими волосами и осмотрелась.       Мир вокруг стремительно прорастал деталями.       Поверхность воды покрылась мелкой рябью, заметались тусклые солнечные блики. Воздух напитался гарью. Катарские беженцы обрели голоса и теперь что-то кричали, испуганные и жалкие.       Женщина посмотрела на красно-серую маску, что сжимала в руке.       Обычный солдатский доспех, потёртая, исцарапанная металлическая пластина с узкой прорезью для глаз. Наездница подняла маску к лицу, посмотрела в отверстие с внешней стороны, словно заглядывая в глаза незнакомцу.       Снова увидала приближающихся мандалорцев. И шагнула навстречу, сама не зная, что и как собирается делать.       Воины узнали её издалека, один приветственно взмахнул рукой. Наездница кивнула в ответ и надела маску.       Зрение подстраивалось под перемену обзора медленно, словно глаза застилали слёзы. Женщина, оступаясь, как на льду, брела навстречу расплывающимся фигурам боевых товарищей.       Первый. Высокий и крепкий, широкий и мрачный, никогда не живший, но всё же невообразимо бессмертный, как статуя рыцаря в тёмно-багровых доспехах.       Второй. Его видно хуже: он дальше, намного дальше. Тьма скрывает его лицо, руки, намерения, его голодную злобу.       Третий… нет, третья. Тоже тёмная, неприметная, почти дряхлая, сухая, как слова неискренних соболезнований. Кажется, в ней нет злобы двух первых, но в ней нет и…       Чего? Чего не хватает проклятой старухе, чтобы обрести наконец жизнь? Что она так настойчиво ищет и никак не может украсть?!.       Кондор застонал, чувствуя, что понимание опять ускользает от него. И очнулся.