***
— Передайте Аккерман, чтобы зашла ко мне после ужина. — Есть, капрал! Точно и четко, без всяких лишних вопросов и действий. С Риваем шутки плохи и об этом знает весь легион. Если капрал сказал, значит нужно сделать это сразу и без промедлений. Поэтому пока фигура командующего исчезала за поворотом в другое крыло, два рядовых имели возможность прокрутить слова капрала еще раз и прямо сейчас начинать строить догадки. — Эй, Эрен, ты опять что-то натворил? — Тихо спросил Армин у Йегера. Юному Арлерту часто доводится выслушивать возмущения своего друга о сверхзаботливости Микасы и о том, как та постоянно просит прощения у капрала за своего пустоголового братца. Безграничные отговорки не помогали, а взять себя в руки и перестать совершать всякие глупости для Йегера практически невозможно. Потому что не хочет. Потому что не может. Потому что он и есть главная проблема легиона. — Ну, если так подумать, то за выбитое окно я получил. Сломанные стулья отработал и за несоблюдение комендантского часа всю неделю уже отдежурил. — Пока юноша загибал пальцы, Армин все больше убеждался в том, что кличка ‚легионская Заноза‘ полностью оправдана и скоро бедный Йегер простым дежурством не отмажется. — Полы я в левом крыле вымыл и в комнате все хорошо. Неужели я что-то забыл? Армин, а может не говорить Микасе? — Ты что! Тогда точно проблем не оберемся. Лучше сделаем так, как он сказал, — светловолосый резко затушевался, ведь получить выговор от капрала — худшее наказание для него. А его лучший друг и товарищ прямо сейчас хочет втянуть его в тотальные неприятности за несоблюдение приказа. — Я просто не хочу, чтобы этот тиран лишний раз пересекался с Микасой, она и так без настроения ходит. Слушай, а может это был вовсе и не приказ? — Пошли уже, защитник. — Рассмеялся Арлерт и добавил: — Если не поспешим, Саша сметет все наши порции. — Точно же, пошли быстрей. Конечно, хотелось защитить Микасу и отгородить ее от всех неприятностей. Со времен вступления в разведкорпус девушка совсем замкнулась в себе. Она точно выполняла приказы и ежедневно оттачивала мастерство убийства гигантских тварей, но при всем этом ни улыбки, ни слезинки на лице. Аккерман была точной копией куклы, которая неоднократно сохраняла жизнь брата, совершенно не зная как сохранить свою.***
— Вы приказали мне зайти к вам после ужина, капрал. — Ага. Можешь присесть. — Никак нет, капрал, я постою. — Аккерман, просто сядь и не раздражай меня. Приказ на то и приказ, поэтому сразу же последовало женское ‚Да‘ и приглушенный скрип дивана. — Ты уже знаешь, что Эрен снова сорвал совещание. Я скоро скормлю твоего братца титанам. — Как ни в чем не бывало начал беседу Ривай. Сильный и мужественный капрал хотел поговорить совсем не об этом, но рядовую можно было кое-как разговорить только беседами о тошнотворном мальчишке. — Простите, я сделаю все, чтобы искупить его вину. — Не нужно, этот идиот уже получил наказание. — Леви отложил папку с документами на край стола и потянулся к другому краю, где стояли две фарфоровые чашки. — Будешь чай? — Никак нет. — Ну как хочешь. Чай выпит, работа сделана, в кабинете убрано. Можно было бы и спать лечь, но рядовую, которую сам попросил прийти, выставлять за дверь хотелось в последнюю очередь. Он знал о ней все, даже больше чем сама Микаса знала о себе. Сестра Йегера давно заинтересовала Ривая не как рядовая Аккерман, а как девушка. Каждый раз, когда она появлялась у него в кабинете и извинялась за Эрена, хотелось не просто отчитать и недовольно сказать ‚Извинения приняты‘, а подойти, провести ладонью по бледной щеке и поцеловать. А еще всегда хотелось провести с ней бесчисленное количество ночей, но не в этом кабинете, а в его комнате и в его кровати. Утром хотелось бы предложить ей кофе, а вечером уложить спать и пожелать спокойной ночи. Хотелось бы много чего, но в итоге было лишь ничего. Суровое и реальное ни-че-го. Романтика не его конек и никогда им не станет, поэтому вместо желанных объятий Ривай просто достает из кармана аккуратно сложенный лист и протягивает его Микасе. — У тебя вчера выпало. Решил, что будет правильно вернуть тебе это. — Спасибо большое. А на лице ни эмоции. Мужчине думалось, что девушка хотя бы улыбнется в знак благодарности, но нет, холодная благодарность и не более. — Если это все, я пойду. — Подожди. — Я слушаю, капрал. Почему он ее остановил непонятно. Теперь нужно что-то ответить, но что? Злиться на самого себя слишком поздно, а Аккерман уже минуту смотрит на капрала в ожидании приказа. — Улыбнись. — Нет. — Тогда плачь. — Не положено, капрал. Доброй ночи.***
Не прошло и десяти секунд, а девушки и след простыл. Она бежала так быстро, как только могла. Сердце колотилось, а фарфоровые щеки сейчас пылали от смущения как никогда. Еще немного и она окажется в своей комнате, успокоится и над всем поразмыслит. А вопросов много, как и времени ночью. Почему, например, так хочется улыбаться, когда она смотрит на вечно занятого капрала? Слишком странно и непонятно, ведь только Эрен смешил ее раньше, а сейчас перекидывается с ней лишь парочкой слов. Пускай ее всегда окружали хорошие люди, однако с самого детства чувство одиночества не покидало Микасу. И вот спустя столько лет ей захотелось быть ближе хотя бы на один шаг к одному единственному человеку. Он попросил ее улыбнуться, а потом плакать, а Аккерман еле сдержалась, чтобы не подойти к нему и, утонув в глубоких объятиях, выплеснуть все накопившиеся эмоции. ‚Нет, это невозможно и неправильно‘ — твердил ей разум. А она его слушала, потому что тот не обманет, тот не позволит сделать больно. И вот в холодной комнате загорелся свет, скрипнула старая кровать, и последовал тяжелый вздох. Аккуратно сложенная бумажка немного смялась в руках Микасы, поэтому сейчас девушка пыталась разгладить образовавшиеся заломы. Еще несколько минут, и брюнетка умиротворенно разглядывала пожелтевшую бумагу с нарисованным на ней китом. Все такой же огромный и одинокий. Наказанный за что-то судьбой и обреченный на вечное одиночество. Где-то в далеком детстве маленькая Микаса испугалась и тот час полюбила это несчастное создание. И каждый раз изо дня в день представляла себя таким же одиноким китом, странствующим по бескрайнему океану. Девушка подолгу лежала, грустила, заставляла старые раны кровоточить вновь, а с наступлением утра продолжала свое серое существование. Но сегодня она не будет терзать себя, потому что появившееся послание под рисунком не позволяет. Потому что Ривай так не хочет. Потому что это он вывел аккуратным почерком единственную фразу в ту дождливую ночь.Ты не кит. Ты не одинока…