Ярлыки

Когда Ребекка наконец покидает кровать, Сьюзи обычно уже уходит на работу – Бекки, честное слово, даже не надо проводить ладонью, чтобы почувствовать, что ее торопливо застеленная постель уже успела остыть, а небрежный росчерк-след от помады - присохнуть к кружке, полученной по акции «банка кофе плюс подарок», а сейчас сиротливо белеющей на краю раковины. Сьюзи не умеет пить так, чтобы не оставлять этого мерзкого следа, не умеет красить губы, чтобы потом не пришлось стирать поехавшие края и, между нами говоря, не умеет ее правильно выбирать, учитывая все особенности своего цветотипа – Бекки со вздохом смотрит на кричаще розовый отпечаток чужих губ на чашке и надеется, что доживет до того дня, когда подруга выбросит наконец это убожество к чертовой матери. Бекки путается, как в паучьей паутине – в своих эмоциях, целях и амбициях, планах и людях, врывающихся в ее жизнь, будто она давала им на то разрешение; иногда она всерьез думает, что ей хотелось бы, чтобы на людях тоже были цветные бирки, как на новенькой одежде, только-только принесенной из магазина: не выжимать, щадящая стирка, не сушить, не гладить, химчистка – ну, вы же понимаете, так ведь всем было бы проще, верно? Порой ей кажется, что Сьюзи – это какая-то вещь, которую она почему-то не может себе позволить, будто все ее карточки вдруг разом заблокировали, а если точнее – маленький неброский браслет, не принадлежащий никому из дизайнеров, но привлекающий взгляд и так необъяснимо заставляющий… желать его. Ребекка сперва даже невольно смущается, подобрав это слово, но не перестает думать, что оно все же наиболее верное, лучше, честное слово, и не скажешь. Но проблема ведь в том, что на этом браслете, целиком и полностью занявшем хрупкое девичье сознание, совсем нет ярлыков, а Бекки вот уже долгие годы недоуменно крутит-вертит его в руках, тщетно надеясь однажды найти инструкцию по уходу. Она не знает, правда не знает, как правильно поступить, она просто пробует все наугад: иногда получается хорошо и они со Сьюз, отмечая новую покупку Блумвуд, напиваются какой-нибудь алкогольной дряни из ближайшего супермаркета на углу улицы, а под утро засыпают прямо на ковре, нежно обнявшись, как давно живущие вместе любовники (Бекки старается употреблять в отношении их какое угодно слово, но не это, а оно само по себе просится на язык, как чертик из табакерки). Иногда, впрочем, получается плохо – тогда Сью приносит бутылку виски, калькулятор матери-бухгалтера и с серьезным лицом заявляет, что им необходимо поговорить о планировании бюджета, вчерашней покупке новой кучи шмоток и той горсти мелочи, на которую им нужно как-то прожить еще полмесяца до следующей зарплаты. У них, если вдуматься, не так уж и много общего: например, Сьюзи не понимает, почему Бекки бросается ей на шею с оглушительным визгом, когда та дарит ей тонкий браслет с невесомыми колокольчиками, не принадлежащий никому из дизайнеров, но привлекший взгляд своим блеском. «Я рада, что тебе нравится», - в замешательстве говорит она, удивляясь этой бурной реакции, пока подруга привычным движением застегивает крохотную металлическую застежку на запястье и торопливо прячет подарок под рукавом свитера от «Диор». Она, вообще-то, много не понимает, неожиданно для себя отмечает Бекки: Сьюзи покупает очередную розовую помаду, отвратительно ей не идущую, и хвастается приобретением подруге – «Тебе очень идет, правда», - зачем-то в очередной раз лжет Бекки, вздохнув, и закрывает глаза, чтобы не встретиться вдруг взглядом с воодушевленной Сьюз: ей кажется, что та вот-вот поймает ее на бессовестном вранье, но этого почему-то не происходит. Сьюзи смеется – широко разводит в стороны уголки губ и запрокидывает голову назад, разбрасывая по плечам черные-черные волосы, в которых путаются-вязнут зубья расчески, в очередной раз стащенной со столика Ребекки с косметикой, и чужие сердца. Она не обращает внимания на вереницу парней, выворачивающих себе шеи, чтобы только проводить взглядом ее удаляющуюся по улице фигуру, а Бекки хочется крепко стиснуть ее руку в своей и увести прочь, не важно даже, куда; Ребекка путается – в чувствах, в амбициях, в жизненных целях, но является все же достаточно умной, чтобы признать, что все это время просто-напросто ужасно ревнует. Ревнует – потому что чужие пахнущие шампунем волосы упорно не желают вылезать из головы, пьяный сон в обнимку на полу давно воспринимается как нечто само собой разумеющееся, а присохший на чашке след от ужасного цвета помады уже не вызывает былого раздражения (признаться честно, Ребекка даже всерьез думает, не подарить ли подруге лишний тюбик). Проблема Сьюзи в том, что она – вовсе не какая-нибудь вещь с бирками-ярлыками; проблема Бекки в том, что она просто не может этого понять.