III. Семья: всегда рядом...

Анна с интересом смотрела на присевшего к ним за столик мужчину. В годах, полноват. Поляк. Это как-то чувствовалось. И выговор опять же. Кто такой Гроховский она уже наслышана. Шулер. Но по какой-то неведомой причине муж его как-то уважал что ли. Хоть и проигрался ему когда-то. Сам Штольман ей вскользь говорил, подробную историю узнала она, собрав воедино все, что слышала. Расспрашивать не стала. Однако же о его банде, если можно так выразиться, знала хорошо. Помнила она еще тот плен. Но ведь Яков тогда долг сумел вернуть, их с Ниной Аркадьевной спас. А мужчина интересный. Что-то такое было в его глазах. Вот что? Ум – несомненно. Хитрость. Нет, все не то. Не это привлекало. А что? Злость. Вот что. Злости не было в его глазах. Много всего там можно было прочесть. А вот злости, злобы даже, не было совершенно. Да, интересный человек. - Прошу прощения за вторжение, пане, - начал разговор Гроховский, прервав размышления Анны, - случайно увидел вас в этом поезде. Решил засвидетельствовать вам свое почтение. Наслышан о радостном событии в вашей жизни. Хотел бы поздравить и пожелать вам семейного счастия. - Благодарю вас, пан Гроховский, от нас обоих. Да, простите. Не представил. Супруга моя – Штольман Анна Викторовна. А это, Аннушка, мой старинный знакомец – пан Гроховский. - Мы с госпожой Штольман заочно знакомы. Мне ребята мои рассказывали про вас. Говорили, что вы, в отличие от еще одной нашей общей знакомой, отличаетесь милосердием. Кроме того, обладаете чудесным даром, - легкая улыбка коснулась губ поляка. - Вам рассказали, что я духа одного из ваших … знакомых видела? – Анна попыталась поаккуратнее подобрать подходящее слово. - Нет, не этот дар. Голос у вас красивый, говорят. Вы песенку одну спели. Которую матушка моих двоих ребят пела. Про ваши беседы с духом покойного я тоже слышал. Но это не то. А вот то, как вы душу простыми словами тронули – это дар. Можете мне поверить. Очень надеюсь, что ребята мои вас не очень обидели, если можно так это назвать. Но ваш муж теперь выполнил совершенно все обязательства передо мной. И можете мне поверить, с моей стороны и со стороны моих людей никакой опасности вам не угрожает. - Пан Гроховский, могу я полюбопытствовать, чем мы обязаны? Ведь вы не для того, чтобы нас поздравить, к нам подсели? – терпению Штольмана приходил конец. - Пан Штольман. Я наслышан о большом уважении, оказанном вам затонскими фартовыми. Они люди простые, грубые даже. Но они вас уважают за вашу всегдашнюю честность. Да так уважают, что неделю, предшествующую вашей свадьбе, они не работали, - видя удивление на лицах четы Штольман, Гроховский улыбнулся, - А вы и не знали? Не задумались, почему в городе тихо совсем было? Даже щипачи тихо сидели. Так вот и я решил в знак уважения к вам преподнести небольшой свадебный подарочек. - Подарочек? - Да, если можно так это назвать. Яков Платонович, вам ведь знаком некто Уваков Илья Петрович? - Даже более чем знаком. - Так вот. Этот господин вас ищет. Он знает, что вы женились. Знает и то, кто ваша жена и то, что жена ваша – самое дорогое, что у вас есть. Он очень хочет быть человеком свободным. И, если вы неплохо его знаете, понимаете, на какие шаги он может пойти ради своей цели. Этот господин просил помощи у многих людей, чтобы вас найти. Вы же понимаете, у кого он мог просить этой помощи? - Понимаю. - Хорошо. Так вот вам мой подарок. Ни я, ни мои люди про вас никогда и ничего этому господину не скажут. Более того, если кто-то из моих людей окажется поблизости в момент возможной опасности вам или супруге вашей от этого господина – они помогут именно вам. Это мой им приказ, они всегда все исполняют точно. Но этого вы можете ожидать только от моих людей. Как себя поведут остальные – никто не скажет наверняка. - С чего такая щедрость? Мне казалось, при нашей последней встрече вы уже и так меня отблагодарили, пойдя навстречу. - Вы тоже выполнили мою просьбу. И за то я вам тоже благодарен. И вашей супруге. Ведь она вам помогла в разрешении того дела с Ванко. Я знаю это. - Простите, что встреваю. Пан Гроховский, а что с тем мальчиком? Чью невесту тогда убили? – спросила шулера Анна. - Пани, вам не за что извиняться. Ванко в Варшаве. Он теперь честно работает. У меня один знакомец есть, хозяин гостиницы. Так он Ванко к себе в половые взял. Кто знает, может и дослужится когда до чего большего. Мальчик он хороший. Жизнью еще не покалеченный. Да, новости-то слышали? Тот убивец-то невесты Ванко, как там его звали, не помните? – притворно спросил Гроховский у Штольмана. - Еремеев, если память мне не изменяет. Только ведь его так и не арестовали. Как в воду канул. - Да-да, он самый. Так вот. До меня тут слух дошел. Утоп, бедный. Утопился. Выловили тело его с камушком на шее. Большой такой камушек был. - И где? - Так где-то у берегов Западного Буга. - В Польше, значит. - В Польше. Вот так, представляете, случай сошелся. Видимо, раскаялся он во всех своих злодеяниях. Вот и утопился. - Да, видимо. И кто же обнаружил убивца? - Не поверите, пан Штольман. Ванко как раз проездом был там рядом. Да искупаться пошел. И вот судьба-то. Нырнул в речку и наткнулся на небольшой глубине на утопленника с камушком на шее. - И доказано уже, что это самоубийство? - А как же? Там в кустиках поблизости кое-какие вещички полиция обнаружила. Что Еремееву принадлежали. А там записочка. Так мол и так. Раскаиваюсь, совесть жить не дает. Да что же я? Вам в управление, думаю, телеграмму отправили со всеми подробностями. Так что вы подробно обо всем узнаете как на службу вернетесь. - Что ж, справедливость восторжествовала? Ванко полегчало? - Нет, пан. Не полегчало. Вот теперь он честно служит. Теперь, думаю, полегчает. Вы если его когда увидите, про историю ту не напоминайте. Тяжело ему все это вспоминать. - Да я не думаю, что я его встретить могу. Но уж если встречу, не напомню. Он парнишка неплохой. - Да, неплохой. Что же. Мне пора. Полагаю, мы с вами можем еще встретиться. Вы знаете, я фараонам не помогаю. Но вот вас, Яков Платонович, я уважаю. А потому слова мои не пустые. Помните все, что я вам сказал. Мое слово твердо. Вы это знаете. Пани Анна. Я был очень рад встретиться с вами. Вы женщина совершенно исключительная. И ваш супруг это знает. Я искренне желаю вам двоим счастья. Всего хорошего, - пан Гроховский встал из-за стола, галантно поцеловал руку Анне, раскланялся с Яковом и удалился. Вслед за ним из вагона-ресторана вышли еще четверо молодых людей, до этого сидевших в разных углах вагона. Каждый легко кивнул Штольманам. - Яков, ты думаешь, что Еремеев не утопился? - Я думаю, что Ванко Кромски теперь спокоен. Пусть работает, живет себе спокойно. Такой человек как этот Еремеев. Пусть будет так, как есть. Я совершенно не хочу привлекать к ответственности Ванко. Ты меня осуждаешь за это? - Нет. Я думаю… Знаешь, я думаю, что он прав. Сколько таких как Вера еще было? Немало, надо полагать. Поэтому, думаю, это логично, что купец утопился. Вот так. Яков сжал ладонь жены. - А что ты думаешь про Увакова? – спросила Анна. - Я думаю, что одна ты пока ходить никуда не будешь. Я позабочусь об охране. И не возражай. Аня, Гроховский прав. Уваков мог узнать о том, что ты – это все для меня. И если он захочет выкупить свою свободу, действовать он будет жестко. Я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой. Поэтому прошу тебя, очень прошу – будь осторожна и благоразумна. - Хорошо, я постараюсь быть осторожной, - пообещала госпожа Штольман.

***

По прибытии в Петербург, семья Штольман окунулась в череду многочисленных насущных дел. Дома на Невском, к их удивлению, встречена молодая семья была Петром Мироновым. Петр Иванович все-таки сбежал из Затонска от тети Липы, решившей еще немного задержаться в гостях у сестры после отъезда супруга домой. А у Петра Миронова была как раз подобающая причина уехать в Петербург: нужно было доставить многочисленные свадебные подарки племяннице. На встречу к хозяевам вышли и Ефим с Настасьей. Оба явно обрадовались прибытию господ. - Барыня, мы все, что нужно было, разложили и расставили. Но подарки не вскрывали. Все сложено в гостиной. Вы уж сами распорядитесь что и как. Спаленка ваша готова, мебель как привезли, все было расставлено. Часть ваших вещей я выгладила и разложила-развесила по шкафам. - Да, Аннет, мы там немножко своевольно вам мебель расставили. Так вы, коли что не понравится, сами с Яков Платонычем распорядитесь что куда переставить. Не хотелось просто, чтобы вы в совсем неустроенный дом возвращались. Вот я на себя смелость и взял, - извиняющимся тоном изрек Петр Иванович. - Дядя, не волнуйся. Не понравится что – поменяем. Настасья, а обед готов? - Как же, готов, барыня! Прикажете подавать? - Да, через полчаса подавай. Довольная служанка устремилась в кухню. Штольман отвел в сторону Ефима, чтобы дать ему ряд указаний касательно дома и его безопасности. Ефим, выслушав барина, понятливо закивал и быстро вышел.

***

Жизнь потекла в будничном русле. После отправки соответствующих телеграмм в Затонск родителям Анна погрузилась в разбор подарков и всего того приданого, что насобирала Мария Тимофеевна. В процессе этого разбора Анна обнаружила, что в их скромном хозяйстве есть масса различных вещей: как полезных, так и не очень. По крайней мере, на ее взгляд. Одних только самоваров она обнаружила два. В итоге тот, что поменьше, был поставлен на кухне с разрешением пользоваться им Настасье и Ефиму. Разбирая множество подарков, сделанных им с Яковом на свадьбу, кроме всего прочего, Анна обнаружила: шесть отрезов различной ткани, два сервиза фарфоровых чайных, один сервиз кофейный, подсвечники серебряные, часы каминные, материю для штор нескольких видов, несколько сервизов обеденных различных видов, многочисленные вазы и статуэтки. Сколько там было чего другого она уже и перечесть не могла. Все время Анну мучил только один вопрос: зачем все это и что с этим делать? - Настасья, а ты ведь знаешь что и как расставлено должно быть? - Знаю, барыня, как не знать. - Вот и хорошо. Тогда вот это, это, это и вон то – расставь в гостиной. То в столовой. Ткани пока убрать надо, я позже решу, что с ними делать. Сервизы сама знаешь как и куда ставить. - Барыня, под сервизы сервант бы нужен. - Позже будет у нас сервант. Пока в шкафы что ли поставь. Нам еще нужно разобрать все то, что мне маменька в приданое отправила. Там мебель какая есть, не знаешь? - Ох, барыня. Есть. Там пара комодов, их по комнатам расставили. Еще кое-какая посуда, серебро столовое на двадцать персон. Да, шторы что в гостиной я повесила без вашего спроса – тоже оттуда. Не станете серчать за своеволие? - Нет, конечно. Хорошо, что повесила. А в спальне вроде бы те, что я заказывала? - А как же, в спальне только то, что вы выбрали. - Хорошо. Что там у нас еще? - Ковры. Три штуки. Один был в приданом, еще два подарили. Куда стелить прикажете? - Посмотрю и решим тогда. - Да, там еще стол письменный для кабинета вам привезли. И секретер. - Это в подарках или в приданом было? - Это все в подарках. С записками. Вот, извольте, - Настасья протянула две записочки Анне. - Так это от родителей и дяди. Для кабинета Якову. Это хорошо. Он очень хотел себе кабинет обустроить. Словом, несколько недель у Анны ушло на то, чтобы полностью расставить все подарки и приданое. Вернувшийся на службу Штольман только радовался этим хлопотам жены. Так она хотя бы занята и под присмотром. По возвращению на службу Яков Платонович первым делом навел справки касательно господина Увакова. Узнать удалось лишь то, что в Петербурге его не видели уже несколько месяцев. В вверенном ему полицейском управлении, куда он был определен начальником по распоряжению Варфоломеева, две недели назад ушел на пенсию один из следователей – Ищенко Семен Семенович. Пользовался он большим уважением. Наведя соответствующие справки, Штольман решил с ним лично познакомиться. Пообщавшись с Ищенко, Яков Платонович предложил тому небольшое дело. - Семен Семенович, вы человек опытный. Дело в том, что сейчас мне необходима помощь такого вот опытного человека как вы. У вас, как я знаю, дети уже взрослые. Жена ваша скончалась несколько лет назад. - Да, я один сейчас совсем. Скучно мне, надо признать. Сын своим домом живет. Я им наш семейный дом оставил, под Петербургом. Дочь замужем, в Москве живут. А я вот один совсем. Пока на служебной квартире, не выгоняют. Хотя, надо что-то решать и с жильем и с дальнейшим моим занятием. Сын к себе зовет. А мне как-то не очень хочется к ним. Пусть уж своей семьей живут. Я к ним в отпуск по очереди ездил. То к дочери, то к сыну. - Семен Семенович, а как вы отнесетесь к тому, чтобы послужить у меня? Скажем, моим личным помощником? С жильем вопрос решим. Думаю, комната рядом с флигелем у нас в доме пока подойдет. Во флигеле в двух комнатах у нас наша кухарка и помощник по хозяйству живут. Супружеская пара. Вам комнату подберем. - И какого характера работу мне выполнять нужно будет? - Иногда что-то возможно по сыскной части, но, так сказать, негласно. Не противозаконно, разумеется. Ну, а сейчас самое главное – охрана моей жены. - Ей угрожает опасность? - Это очень возможно. Я же не всегда могу быть рядом. Опять же, служба. - Яков Платонович, раньше меня в таком случае денщиком назвать можно было бы. А сейчас вы меня в филеры вербуете? – засмеялся Ищенко. - Вы не переживайте, жалованье вам платить стану исправно. - Знаете, я соглашусь. Но есть у меня условие. - Какое? - Давайте без жалованья обойдемся. Если когда на праздник какой отблагодарить соизволите – приму с превеликой благодарностию. А так у меня пенсия положена. Кроме того, жить ведь я у вас стану, столоваться, видимо, тоже? - Да. - Вот и пусть так будет. Мне большего не нужно. И потом, компания всегда будет. Общение. Да и нужен я значит еще. Я согласен на таком вот условии. - Хорошо, Семен Семенович. С жалованьем потом разберемся. Тогда перебирайтесь к нам на Невский, а эту квартиру освобождайте. - Как прикажите, ваше высокоблагородие. Вот так в доме Штольманов появился еще и Семен Семенович. Отвели ему одну из задних комнат на первом этаже. Небольшую, но уютную. Штольман как-то сразу стал задумываться о расширении флигеля. Со временем в доме появится еще и няня, горничная. Места нужно будет больше. Но с Анной пока на эту тему говорить не стал: жена и так уже за голову хваталась со всеми этими внезапно свалившимися домашними хлопотами. Сами хлопоты ей нравились. И справлялась она с ними очень хорошо. Но вот что делать с теми вещами, которые, на ее взгляд, им были не нужны? Да, подарков оказалось много. Но решил Яков Платонович супруге преподнести еще один. Зайдя как-то по дороге со службы в музыкальный магазин, Штольман заказал небольшое фортепиано. Выписывать его пришлось из Германии, именно производства Саксонской фабрики Шрёдера – Яков хотел сделать подарок любимой к Рождеству. Пообещали доставить в срок. На службе его действительно ждало известие о самоубийстве Еремеева. Он отправил соответствующее распоряжение о закрытие дела за смертью обвиняемого в то управление, где велось дело об убийстве Веры Ставинской. По возвращению в столицу Штольман посетил Варфоломеева. Полковник предложил ему службу в своем департаменте. Но сыскное дело было Якову Платоновичу больше по сердцу. Полковник противиться не стал. Вот и был назначен Яков Штольман главой сыскного в одно из управлений Петербурга. Петр Александрович Варфоломеев приложил некоторые усилия, чтобы Штольман попал в то управление, что было чуть поближе к дому. Так уж вышло, что стекались к Якову теперь дела из самого сердца города. А потому Якову Платоновичу теперь предстояло расследовать дела все больше касающиеся местной знати. Анна пока в расследования не влезала. У нее и без того забот немало было. Закончив разбираться с подарками и приданым, молодая женщина озаботилась полным ведением хозяйства. Завела себе учетную книгу, дабы вести учет всех затрат. Как-то вечером, придя со службы, Штольман нашел жену сидящей в его кабинете за столом. Анна склонилась над своей учетной книгой и плакала. - Аня, что случилось? Хорошая моя, что ты? – обеспокоенный Яков склонился над женой. - У меня ничего не выходит. Я отвратительная хозяйка. - С чего ты это взяла? - У меня ничего не выходит. - Аня, дома всегда чисто, уютно. Рубашки мои в порядке, прислуга довольна. Что у тебя не получается? - Чистоту не я навожу, а Настасья. И готовит она. И вообще, - еще пуще заплакала молодая женщина. - Но ведь это ты следишь за тем, чтобы обед подавали ко времени. Что приготовить ты решаешь, ведь только ты знаешь, что и как нравится нам с тобой. Ты следишь за состоянием вещей и всего прочего. Настасья только твои распоряжения выполняет. - У меня не выходит вести учет. Я не могу, это не мое. Я хотела попытаться все это понять. Но у меня не получается. Счета все эти – я в этом ничего не понимаю. - Аня, зачем тебе это нужно? - Как зачем? Я ведь должна вести хозяйство. Я должна рассчитывать наши расходы. А у меня не выходит. Я не понимаю, как это правильно делать. - Аня, а ты уверена, что хочешь это делать? - Я должна, - всхлипнула Анна. - Если ты уверена, что это необходимо, мы с тобой вот как поступим. Я начну вести этот твой учет. И как все это наладится, ты начнешь мне в этом помогать. Если сама захочешь. А нет - я сам буду за этим следить. - Но ведь это я должна делать. - Аня, ты должна улыбаться. Должна быть счастливой. А не плакать по таким пустякам, - Яков привлек к себе жену, успокаивая. Спустя некоторое время уже совершенно успокоившаяся Анна вдруг отстранилась от мужа. - Что же это я? Ты же со службы. Ты же голодный. Я сейчас распоряжусь, чтоб Настасья ужин подавала. И еще, может пусть Семен Семенович с нами за столом сидит? А то я ему говорила, а он не соглашается. Говорит – не положено. - Да я ему уже говорил про то. Он не хочет. Говорит, что уже приноровился с Настасьей и Ефимом вместе столоваться. Говорит, что ему не по чину. Так что максимум на что мы его уговорим – это иногда составить компанию за чаем. И все. За ужином Анна сообщила мужу о письме от Марии Тимофеевны, пришедшем утром. - Мама пишет, что папе по делам в Петербург нужно будет приехать в начале октября. Яков, давай их в гости позовем? Пусть вместе приедут? - Конечно, родная. Я напишу Виктору Ивановичу об этом.

***

Позже вечером к сидящему в кабинете Якову зашел Ищенко. - Позволите, Яков Платоныч? - Конечно, Семен Семенович, проходите. Что-то случилось? - Яков Платонович, мы с Анной Викторовной сегодня в несколько лавочек ходили. Она там что-то по хозяйству хотела. Потом прогуляться решила. Так вот. Я слежку заметил. Я этого человечка третьего дня еще заприметил. Топтался напротив дома. - Предпринимали что-то? - Нет, решил я за ним проследить. Да только сегодня он нас до дома самого «довел» и исчез пока я покупки заносил. - Вот что, когда Анна в следующий раз на прогулку пойдет, с ней не ходите. Проследите за этим человеком, если заприметите. А если его не будет – проследите за Анной издалека. Ее предупредите, что на расстоянии будете. Если что-то важное узнаете – сразу ко мне в управление приходите или кого-то посылайте. Кажется, господин Уваков решил выйти из подполья. - Хорошо, Яков Платоныч. Будем выяснять, что за «топтун» у нас завелся.

***

Тем же вечером к Штольману в кабинет вошла Анна. Несколько минут она просто стояла в дверях и молча смотрела на мужа. Яков поднял на нее глаза: - Аня, ты что там стоишь, ближе не идешь? - Смотрю. - На что? - Не на что, а на кого. На тебя. Чуднό. - Что тебе чуднό? – удивился Штольман. Встав из-за стола, он направился к жене. - Ты такой домашний сейчас. Халат этот тебе идет, - Анна двинулась к мужу навстречу. Штольман и вправду выглядел несколько непривычно: длинный халат, надетый поверх домашней рубашки и брюк, в мягких тапочках - это все делало его совсем домашним. - Знаешь, а ведь я так никогда дома не ходил. А сейчас мне даже нравится. И еще мне нравится, что ты теперь вот так приходишь ко мне в кабинет по вечерам с распущенными волосами, в сорочке и халате. Мне нравится, что ты не в управление приходишь, а в наш домашний кабинет. Нравится, что ты теперь моя жена, что я засыпаю и просыпаюсь рядом с тобой, - Яков обнял жену и жарко поцеловал ее. - Яша, пойдем в спальню, а? – тихо спросила Анна. - Пойдем, - Штольман мягко улыбнулся и, подхватив жену на руки, направился в их спальню. Как же он счастлив, что эта необыкновенная женщина жена ему. Что вот так запросто можно носить ее теперь на руках, что целовать можно когда захочется. Что ласкать ее он может, погружая ее в волны страсти и блаженства, полностью растворяясь в ней. Вот так, как сейчас. На этом мысли Якова приобрели совершенно невыразимую форму. Он просто растворялся уже в жене, как и она – в нем. Уже засыпая поздно ночью, Яков услышал тихий вопрос жены: - Яша, как ты думаешь, а у нас дети будут? - Обязательно будут. Всему свое время, Аня, - сон как рукой сняло, - Родная, а почему ты меня Яшей почти никогда не зовешь? - Я не знала, как ты к этому будешь относиться. Понравится ли тебе. - Мне очень нравится. Мне нравится, что ты моя жена теперь. Что лежишь сейчас рядом со мной. Что ты вся – только моя. - А мне нравится, что я могу теперь тебя целовать когда захочу. И прижиматься к тебе. Знаешь, как часто я хотела просто обнять тебя? - Аня, какой же я дурак. - Почему ты так говоришь? - Потому, что я думал, что ты не согласишься выйти за меня. Что я полтора года только и мог себе позволить смотреть на тебя, иногда совсем по случаю обнять. Считал, что могу только защищать тебя. А на большее права у меня нет. - Да уж, Яков Платоныч. А меня-то вы как все это время мучили. Я ведь даже не думала, что ты тоже любишь меня. - Я просто не умел правильно выразить тебе свои чувства. Я люблю тебя, ты даже представить себе не можешь, как сильно я люблю тебя, - Штольман еще сильнее прижал к себе жену и поцеловал.

***

За завтраком Яков напомнил жене об осторожности. - Аня, ты гулять если пойдешь, поаккуратнее. И Семен Семенович время от времени будет ходить немного в отдалении от тебя. В целях безопасности. - Хорошо. Что-то случилось? - Кажется, господин Уваков решил начать проявлять себя. А я пока даже не знаю, где он прячется. - Хорошо, буду повнимательнее. А ты папе написал? А то ведь ему уже через неделю в Петербург нужно. - Да, написал. Ефим с утренней почтой отправил сегодня. - Хорошо, тогда мы с Настасьей начнем комнату им готовить. Ту гостевую, что с большим окном на Невский. Думаю, ее можно будет спокойно для них подготовить. Кое-что из мебели там переставим. Ефим пододвинет. Я думаю, ту комнату вообще для них отвести можно. Они когда к нам приезжать будут – будет это их спальня. Ты не против? - Нет. Не против. Сам хотел предложить подготовить одну комнату строго для них.

***

Спустя неделю Анна Викторовна в сопровождении Семена Семеновича встречала на вокзале поезд, на котором в столицу ехали родители. «Топтун» за прошедшую неделю ни разу не показывался.