До конца

Ты совсем не тот, кем я тебя считал. Я должен тебя остановить, помешать твоим планам, сделать то, что велят мои принципы, твои принципы — я ведь равнялся на тебя всю сознательную жизнь. Но вот перед моими глазами разворачивается абсурдная сцена, и я больше не знаю того, кого взял на своё седло. Держись меня, и, может быть, тебе понравится нарушать закон. Я слышу твой голос, чувствую твой вес и одобрительное похлопывание руки в кожаной перчатке по боку и поверить не могу, что ты произносишь эти слова. Кто же ты? Идол рушится в моей голове, оставляя лишь руины на месте поклонения герою. *~*~*~* Теперь я всё понял и решил. Ты не тот герой, каким я тебя видел, но ты мой герой, я принимаю тебя настоящего, тебя во плоти вместо эфемерной мечты, оказавшейся ложью.Вся моя жизнь до была бесконечной ложью — теперь я желаю узнать правду, какой бы неприглядной она ни была. Позволь мне остаться твоим навсегда, и я вверю тебе всю свою силу и скорость. Я молод и смогу служить тебе долгие годы, ты не пожалеешь, что выбрал первого попавшегося на глаза шерифского коня. *~*~*~* Что ж, этого следовало ожидать рано или поздно. Щип всегда питал нездоровую тягу к театральности и эффектным преступлениям, и однажды его показушность нам всем вышла боком. На нас открыли охоту. Нетрудно догадаться, благодаря кому. Я ведь был полицейским конём и знаю процедуру: скорее всего, Щипу предложили скостить срок в обмен на информацию о его подельниках. А даже если бы и нет — он знал наверняка, что ни один из них не подумает его вызволять, и гнить за решёткой в одиночку не собирался, а потому выложил бы все имена сам.Объявлений о вознаграждении с портретами братьев Страшков нигде не попадалось — надо полагать, их троицу повязали сразу, вместе с боссом, учитывая, что они вечно околачивались возле него, как привязанные. Оставались мы, комивояжёр Хлюстли-Уэсли, или как его там, и — ну надо же — какой-то молодой полицейский, про которого мы не знали. Впрочем, неудивительно, что у Щипа были люди и в полиции. Нашёл салагу, вчерашнего выпускника академии, наобещалптенцу молниеносный подъём по службе, а сам через него получал нужную информацию. Может, были и другие — мы уже не всматривались в портреты, когда узнали, что пора убираться подальше. Мы гнали день и ночь, почти не останавливаясь, я выжимал из себя все силы, до последнего не показывая усталости, стараясь делать как можно меньше остановок. Я не хотел тебя подвести, но чувствовал, что долго так не протяну. Мы гнали и гнали по нескончаемым безводным прериям, задерживаясь для отдыха во встречных поселениях не дольше чем на полдня. И гнали дальше и дальше — я чувствовал, что мы никуда конкретно не направляемся, мы просто бежим, сколько есть сил, а степь, голая, бесприютная, кажется бескрайней. Каждый день походит на прогулку сквозь ад. Жара, палящее солнце, от которого негде спрятаться, сухой ветер, горчащий на языке, и ставшая уже привычной, но не менее изводящая боль в мышцах. Ты натягиваешь поводья, веля сбавить ход, и я подчиняюсь, но вскоре опять набираю максимальную скорость. Не так страшно умереть — страшно рухнуть на полпути, уронить тебя посреди нескончаемой пустыни, знойного ада, где нет ни единого кустика, способного отбросить тень. Пару дней ты сможешь пить мою кровь и есть моё мясо, но сумеешь ли добраться до ближайшего поселения? Я не могу оставить тебя в такой ситуации — потому и рвусь вперёд, что есть сил, чтобы на исходе дня довезти тебя до очередного поселения, где ты сможешь, в случае чего, взять новую лошадь. Сможем ли мы когда-нибудь добраться туда, где тебя не будут искать? В одном я уверен: моя каждодневная миссия — довезти тебя как можно дальше, и я останусь ей верен до последнего вздоха. *~*~*~* Даже у ада есть край, и кажется, рай расположен с ним по соседству.