Не единственный

Солнечный луч проходит сквозь кристально чистое стекло, преломляется и падает на обнаженную спину, с которой еще ночью украдкой сползло одеяло. Словно почувствовав его нежное касание, девушка на кровати вздрагивает всем телом и просыпается. Оторваться от подушки ей удается не с первого раза, но все же Люси поднимается и, накинув на плечи новенький халат, толкает оконные створки, которые редко запирает на ночь. Ей не нужно бояться воров – каждый в Магнолии знает, что станет с тем, кто обидит подругу Огненного Убийцы Драконов. Лодочники весело кричат заклинательнице что-то, но Люси привычно не обращает на них внимания, запрокидывает светловолосую встрепанную голову и смотрит вверх – туда, откуда щедро сыплются яркие лучи. Посреди безмятежного лазоревого моря солнце плещется, брызжет во все стороны лимонно-желтыми искрами. И искры эти не гаснут, всё летят и летят – их поток бесконечный и ослепительный настолько, что волшебница невольно прикрывается ладонью, но при этом всё равно полный блаженной теплоты. Люси не отрывает взгляда от солнца, и взгляд её, сонный немного, но всё же первый осмысленный – преподносится одному только солнцу. Тому, что каждое утро приносит ей ласковых искрящихся лучей букет. Люси любит просыпаться по утрам. Озорной, пусть и слабый совсем еще, мальчишка-ветер дергает складки воздушного весенне-зеленого платья, играет атласными ленточками и норовит пробраться под юбку. А МакГарден краснеет, одергивая приятную на ощупь ткань, смотрит с растерянностью на заклинательницу, окидывающую её пристальным взором, и взволнованно поправляет непослушные волосы. Это её первое настоящее почти-свидание и Люси всё понимает: от нервных движений тонких рук до постоянных поглядываний на стрелки часов. Поэтому Люси накидывает Леви шелковый платочек на плечи и, подталкивая её к воротам парка, беспечно-весело смеется. Смех этот, призванный приободрить и успокоить, Люси без сомнений дарит подруге – лучшей из всех, каких только можно представить. Той, что будет рассуждать о невозможной глупости парней так же неутомимо, как и о принципах действия черных проклятий, и в то же время – той, кто без опаски доверит ей спину. Люси считает доверие столь же важным, как и понимание. «Хвост Феи» снова на вершине, а популярен даже больше, чем семь с половиной лет назад. Волшебники внезапно осознают это, когда толпа поклонниц отличившихся на Играх магов (а точнее, эксгибициониста Фуллбастера) осаждает гильдию. После такой полуденной атаки, отброшенной незапланированным тайфуном «Джубия», Люси остается с чудом уцелевшим котенком на груди, виденным ею недавно в руках какой-то фанатки. Повздыхав над розовым кошачьим ошейником, Хартфилия хватает за ворот Убийцу Драконов и вместе с ним идет искать незадачливую хозяйку. Они мечутся по всей Магнолии, распугивая тихих и не очень прохожих, по ходу дела грабя кондитерские и мясные забегаловки. Люси чертыхается, когда они непостижимым образом оказываются в фонтане; Люси грозится убить Драгнила, если он вновь повалит на землю девушку, в очередной раз прыгая с крыши; Люси стонет при виде обломков старого памятника, который Нацу обрушил, ловя обворовавшего старушку мелкого карманника. И отрешенно думает, что они ведь просто хотели вернуть котенка… Но к вечеру, когда животное благополучно возвращено, а сами они лежат на полянке в парке, Люси улыбается. Улыбка озаряет её усталое лицо мягким светом – эта чуть неловкая, благодарная и даже задорная улыбка предназначена тому, кто и после унизительного поражения поднимал её за руку решительно, кто не знал, что такое предрассудки и высокомерие. Люси не может не улыбаться ему, потому что Нацу искренен с ней всегда. Люси больше всего прочего ценит искренность. Время близится к полуночи, обольстительница луна скидывает шубку из облаков и восходит на небосклон, истончая, словно терпкий аромат пионов, серебристое сияние. Танцевальная студия пуста, и только Люси периодически нарушает шуршанием умиротворенную тишину. Девушка никак не может заколоть волосы изысканной старинной заколкой, принадлежащей когда-то прекрасной Лейле Хартфилия. Пряди выскальзывают из пальцев, слушаться вовсе не хотят, и Люси готова сдаться… но позади на краткий миг полыхает вспышка, а после кто-то ловко перехватывает заколку – и прическа в зеркале выглядит так, словно ей занимался «Гигантский Краб» Рак. А за спиной между тем довольно поблескивают золотисто-желтые глаза, не скрытые темными стеклами очков. Люси оборачивается и вкладывает ладонь в протянутую руку: - Спасибо. «Царь Зверей» Лео, улыбнувшись уголком рта, склоняет голову в галантном полупоклоне, и Люси отвечает глубоким реверансом, безмолвно смеясь – одними искорками на карей радужке. Они ступают в центр комнаты, и музыка начинает звучать по знаку Лео. - Лира? – спрашивает Хартфилия, чувствуя на талии уверенную широкую ладонь. - Не только, - Лео хитро прищуривается, и спустя секунду они уже кружатся в свете луны, что свысока глядит на них со снисходительностью. Изысканный шифон струится по ногам, а темно-синий галстук идет «Царю Зверей» почему-то больше, чем красный. А венский вальс, в котором они скользят осенним дождем по залу – он не быстрый совсем, Люси успевает думать о всяких мелочах и одновременно не думать ни о чем. Не нужно это. Не важно. Потому что в каждом движении – защитное тепло и нежность. В этом па и десяти последующих – единодушение, доверие и верность. В запретных касаниях губ вниз по шее и в горящем взгляде из-под рыжей гривы – искренность. Они ничего не обещали друг другу. Не обещают и не станут обещать никогда. Но… Эти чувства лишь для неё. Этот танец лишь для него. Эта воскресная лунная ночь лишь для них – двоих, и горько от того, что не для одного целого. А музыка льется из ниоткуда не вечно – стихает последний инструмент, и Люси высвобождает согревшиеся пальцы и отступает назад, два шага и взор, опущенный вниз. - Мне пора, - шепчет тихо, разворачивается… чтобы быть пойманной, прижатой к груди, обнятой. Лео молчит, ничего не говорит и она. А губы сами тянутся к губам. Поцелуй. Всего один. Не последний – для него. Не последний– для неё. Единственный – для них. В темноте. Луна, затаившись за пеленою туч, тускнеет, недовольная глупыми людьми и глупейшими звездными духами. Она знает многое: и прошлое, и будущее без её сребристых лучей не обойдется. И вот что она знает точно – этот поцелуй не единственный. Для них – не единственный. Ведь будет же чья-то прелестная рыжая дочь под её присмотром слушать сказки на ночь?