Время волков

Лампа-ночник заливала маленькую комнату неярким тёплым светом. Не затихающий даже ночью шум улицы доносился сюда, на пятый этаж, приглушенным и невнятным. Старые часы тихо тикали, показывая неправильное время; для точного были другие, электронные, а антикварные ходики, каждый день теряющие почти полчаса, никто уже и не пытался подводить. Занавески с рюшами на окне, многочисленные подушечки, большое зеркало, полки, полные вперемешку книг и милых безделушек, сидящая на комоде кукла с фарфоровым личиком и в пышном платье – всё указывало на то, что здесь живет девочка. Впрочем, сейчас достаточно было взглянуть на кровать, чтобы убедиться в этом: темноволосая головка, покоящаяся на подушке рядом с одетым в тельняшку плюшевым мишкой, явно принадлежала девчонке, да и мало какой мальчик надел бы пижаму в бабочках, похожую на ту, край которой торчал из-под одеяла. - ...и жили они долго и счастливо. Вирджиния закрыла книгу и положила её на прикроватный столик. Для этого пришлось слегка потеснить будильник, стакан с водой, яблоко, стопку из трёх книг и тетради, а также какие-то мелкие вещи, назначение которых мог понять, наверное, только ребёнок. Просто удивительно, как много всего может скопиться на любой горизонтальной поверхности в комнате через четыре дня после уборки! Особенно если уборка производится нехотя и вопреки лени хозяйки комнаты. - Энжи, ты уже слишком взрослая, чтобы слушать сказки на ночь… - Вирджиния с улыбкой взъерошила волосы дочери. Тринадцать лет – девочки в таком возрасте нередко уже предпочитают модные журналы и совершенно не хотят видеть родителей вечером в своей спальне. Но Анджела была очень домашним ребенком; выросшая без отца, она была сильно привязана к матери, и вечернее чтение стало их с Вирджинией традицией. Слова о том, что она «слишком взрослая», уже тоже походили на традицию. - Не-а, - девочка широко зевнула, еле успев прикрыть рот ладошкой. – Мне нравится, как ты читаешь, мам. Давай ещё одну! - Но только одну, - как могла, строго сказала Вирджиния, протягивая руку к книге. Раскрыв её наугад в середине, она начала читать… Иногда ей казалось, что она знает все эти сказки наизусть. Да и Анджела, наверное, уже должна была их выучить: как-никак, эта книга поселилась в доме с тех пор, как девочке исполнилось пять лет. Конечно, читали они и другие вещи, - например, то, что входило в обязательную школьную программу и не вызывало никакого интереса, в исполнении матери уже не казалось скучным, - но книга сказок в потёртой обложке никогда не покидала прикроватный столик надолго. Когда Анджела была совсем маленькой, Вирджиния не читала ей сказки. Она не хотела даже близко касаться чего-то, что могло напомнить о Девяти Королевствах. О Волке, которого с ней больше не было. Но трудно объяснить ребёнку, почему мама не хочет открывать книгу, подаренную прабабушкой на Рождество. Так что сказки всё-таки вошли в их дом. Вирджиния молилась, чтобы они остались только сказками. В её девочке текла волчья кровь, и поэтому она со страхом встречала каждое полнолуние, высматривая признаки того безумия, которое охватывало Волка. Того безумия, которое убило его… И не только его. Она хорошо помнила, как в истерике рыдала над газетной статьёй о найденном в переулке растерзанном женском теле. Но Анджела росла обычным человеческим ребенком. Она с детства привыкла к огромному мегаполису, он не давил на неё так, как на её отца, а фазы луны стала замечать только тогда, когда записалась в школьный кружок по астрономии. Прабабушка души в ней не чаяла, говоря, что она напоминает ей маленькую Кристину. О том, что случилось с матерью Вирджинии, старой актрисе, конечно, никто не рассказывал, и она всё ещё надеялась когда-нибудь увидеть её, а пока предавалась воспоминаниям, глядя на подрастающую Анджелу. О своем отце девочка не знала ничего, кроме того, что они с её мамой были вместе всего несколько месяцев, а потом он погиб. Была даже могила – то, что она пуста, было известно только Вирджинии, - над которой стоял серый камень с именем Уолтера Вульфа… Негромко шелестели переворачиваемые страницы книги. Анджела, прижав к себе одной рукой плюшевого мишку, тихо посапывала под рассказ о волшебном горшочке. Вирджиния, не дочитав сказку до конца, закрыла книгу. И, поправив дочери одеяло и погасив ночник, вышла из комнаты. Тихо ступая босыми ногами по прохладному линолеуму, Вирджиния прошла через неосвещенный коридор и нащупала ручку на двери спальни. Дверь открылась совершенно бесшумно. Свет от уличных фонарей пробивался сквозь шторы, позволяя различать очертания предметов, и женщина не стала включать лампу. Она не хотела побеспокоить мужа. Да, она была замужем. Вирджиния никогда не думала, что решится на вторую попытку. После недолгого счастья с Волком, после кошмара его смерти… Но, когда три года назад, после двух лет ухаживаний, к ней посватался Артур Доннелл, она приняла его предложение: он нравился Анджеле, и мог стать ей хорошим отцом. Ей и самой Артур был симпатичен: милый и заботливый, приятный собеседник и притом неплохой любовник. А то, что она не могла сказать, что любит его – так все ли браки заключаются по любви? С ним она чувствовала себя надёжно, у её дочери был отчим, с которым девочка ладила - так что ей повезло больше, чем изрядному числу женщин. Сейчас Артур уже спал: Вирджиния с Анджелой засиделись за чтением, а он вставал на работу очень рано. Вирджиния переоделась в ночную рубашку и тихо забралась под одеяло. Мужчина заворочался во сне, устраиваясь поудобнее, но не проснулся. Вирджиния ещё долго лежала в темноте, обхватив себя руками за плечи и слушая ровное дыхание спящего мужа. Первые годы после гибели Волка она очень часто страдала от бессонницы, и снотворное до сих пор всегда лежало в верхнем ящике тумбочки у кровати. Да и теперь ей редко удавалось заснуть быстро; этот раз не стал исключением. На дисплее электронных часов была уже четверть второго, когда она, наконец, соскользнула в сон… Солнечный свет, под густыми кронами деревьев кажущийся зеленым. Резные листья папоротника, качающиеся над головой, а выше - яркое летнее небо в просветах между ветками. Горячее дыхание на коже и негромкое бархатистое рычание над ухом. Встрёпанные волосы Волка щекочут ей шею, и она совсем не боится хищника, прижавшего её к земле. Она ловит губами его вздохи, - почти целует, - и тихо смеется. Он гладит её по волосам, мягко касается пальцами щёк, прикусывает мочку уха. Его губы, наконец, находят её – и она, зажмурившись, на несколько мгновений теряется в вихре ощущений. Поцелуй продолжается, пока у них хватает дыхания, потом Волк чуть отстраняется, тяжело дыша. И снова – касания губ, ласкающий её язык, объятия сильных рук, которые заставляют забыть, что где-то на опушке леса отец ждет их с Волком возвращения. Она мимолётно думает о том, что никогда близость ни одного мужчины не кружила ей голову так сильно. Да и немного, очень немного было мужчин в её жизни, если говорить честно… Она помогает Волку избавить её от кофточки и остается в майке-топике. Волк гладит её по груди, покрывает поцелуями плечи, шепчет что-то неразборчиво-ласковое, а она перебирает пальцами его волосы. Запах пота и звериной шерсти мешается с пряным ароматом травяного сока; она уже совсем не обращает внимания на то, что лежит на влажных листьях, а в спину упирается какой-то корень. Тем более, что в бедро упирается некоторая деталь волчьей анатомии, недвусмысленно намекающая на то, какие желания у него вызывает происходящее. Когда Волк не может справиться с застежкой бюстгальтера, она снова смеётся, а он рычит, и, кажется, готов сорвать мешающую часть одежды зубами. Правда, без этого удаётся обойтись, застежка поддаётся, - и вот уже она тихо стонет, когда он сперва поглаживает подушечками пальцев её грудь, а потом, обжигая кожу горячим дыханием, обхватывает губами и чуть прикусывает соски. Ведет ладонью от груди вниз, по животу и бёдрам, очерчивая изгибы её тела. Она притягивает его к себе, прижимается плотнее, и то, что юбка от движений его рук уже совершенно неприлично задралась, не имеет никакого значения. Каким образом рубашка Волка оказывается рядом на траве, является в некоторой мере загадкой для них обоих: они слишком поглощены друг другом, ласками и ощущениями, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Она гладит его по спине, достает до хвоста, - наличие у партнера этой части тела кажется правильным и естественным, - проводит пальцами по пушистой шерсти, и Волк гортанно рычит от удовольствия. Когда он стягивает с неё трусики и расстегивает свои брюки, ей на секунду приходит в голову, что, наверное, с задранной юбкой она выглядит совершенно вульгарно. Но она недолго думает об этом: когда Волк обнимает её и приникает к губам в глубоком поцелуе, его напряженный член прижимается к её животу, и все мысли растворяются в новой волне горячего желания. Она хочет быть с этим мужчиной, здесь и сейчас, и пусть даже весь мир рушится – ей всё равно. Она коротко и резко вздыхает, когда Волк входит в неё; его движения кажутся ей слишком медленными и осторожными, и она выгибается к нему навстречу, движениями бёдер задавая ритм. Ей безумно нравится чувствовать его внутри себя, слышать его хриплое дыхание, ощущать его запах. Удовольствие теплыми волнами прокатывается по телу, она стонет, закусывая губу… Всё исчезает мгновенно. Она будто проваливается в ледяную воду, ещё более холодную по контрасту с жаром, только что наполнявшим тело. Горло сдавливает тугая петля страха. Она стоит на четвереньках на грязном асфальте, почти упираясь руками в растерзанное человеческое тело. Перед глазами всё плывёт, она не может разобрать детали; и хорошо, что не может. Хватает и того, что она помнит, до сих пор помнит имя убитой – Маргарет Уайт. Студентка Колумбийского университета, возвращавшаяся домой с вечеринки, была на два года младше её самой. В неверном свете мигающего фонаря кровь выглядит почти черной. Она поднимается на ноги, цепляясь за стену, стоит, пытаясь унять сердцебиение. Он был здесь, она знает это, но сейчас его здесь нет. Она должна найти его, успеть прежде, чем… Улицы, размытые и смазанные, сменяют одна другую, когда она бежит куда-то, не разбирая дороги, только слыша всё нарастающий гул поезда в ушах. Вокруг толпятся люди, она пробирается вперёд, толкает тяжелые двери, плутает по каким-то коридорам и постоянно слышит стук колёс. К горлу подкатывает тошнота, и она прижимает пальцы к губам, сдерживая рвоту. Кричит, зовёт его по имени, колотит руками по мутному стеклу зеркала в вокзальном туалете, за которым вместо её отражения видна одинокая фигура на краю платформы. Она чувствует запах гари и крови, хотя, говорят, во сне нельзя чувствовать запахи… Рёв несущегося локомотива становится невыносимо громким, свет прожектора ослепляет, и в этом белом жгучем сиянии она различает, как человек на платформе делает шаг вперед. - Волк!!! Вирджиния проснулась от собственного крика и села на кровати, пытаясь успокоить сбивающееся дыхание. Опять этот сон… Он преследовал её уже больше десяти лет, с разными вариациями, но по сути – всё тот же. Когда на небе вставала полная луна, она снова и снова видела, как умирает Волк. Иногда сон оставлял её в покое на несколько месяцев, иногда приходил каждое полнолуние, но избавиться от него она не могла. Пыталась даже ходить к психоаналитику, но толку из этого вышло немного. Может быть, потому, что она сама не могла сказать наверняка, хочет ли, чтобы сны прекратились. Пусть они всегда завершались кошмаром, смертью – но ради того, чтобы хоть ненадолго коснуться таких живых и настоящих воспоминаний о Волке, она готова была терпеть. Рядом приподнялся на локте Артур, с тревогой глядя на жену. Спросил сочувственно: - Опять этот кошмар? – и, когда она молча кивнула, притянул её к себе, гладя по голове. – Это просто сон, милая. Нет никаких волков… Конечно, он не знал, что ей снится на самом деле. Она когда-то сочинила историю про то, что с детства панически боится волков, и у неё бывают кошмары, как на неё охотится волчья стая. Артур поверил – причин не верить у него не было. Людские страхи иногда принимают и гораздо более странные формы. И как иронично, что фамилия её первого мужа была «Вульф»… Впрочем, то её короткое замужество они не обсуждали никогда. Утром Вирджиния, не выспавшаяся и усталая, - кошмаров больше не было, но она несколько раз просыпалась без особой причины и подолгу не могла заснуть, - встала, чтобы приготовить завтрак. Артур ушёл, как всегда, намного раньше её самой и Анджелы: завтракать всей семьёй им случалось только по выходным. Они все уже привыкли к такому режиму; Вирджиния даже шутила, что и хорошо, что Артур не видит «своих девочек» растрёпанными и сонными. А то, говорят, некоторые браки распадались из-за того, что муж ужасался виду не накрашенной с утра жены. Ей самой совершенно не хотелось есть, но нужно было покормить дочь перед школой и собрать ей что-нибудь на ланч. Холодный душ помог взбодриться, и к тому моменту, когда на кухню выбралась зевающая встрёпанная Анджела, по виду Вирджинии уже нельзя было понять, что ей выдалась тяжелая ночь. Она совсем не хотела беспокоить дочь своими сложностями. Пожалуй, трудно объяснить, - и, тем более, объяснить тринадцатилетней девочке, - в чём дело. Только очень странно было ощущать, что она с этими кошмарами сама стала в какой-то мере зависима от фаз луны. - Доброе утро, мам! – Анджела плюхнулась на стул, поджав под себя одну ногу, и облокотилась на край стола. Стоило, конечно, сказать ей, чтобы села ровнее – но Вирджиния не стала этого делать. Ей совсем не нравилась идея начинать утро с нотаций. - Доброе, солнышко, - улыбнулась она дочери. Вид с трудом сдерживающей зевание девочки как-то сам собой поднимал настроение, помогая отвлечься от мыслей о мрачных сновидениях. Энжи морщит нос, рассеянно перекладывает столовые приборы – и чем-то неуловимо напоминает Волка. Не внешностью, - она действительно похожа скорее на Кристину, какой Вирджиния видела её на старых фотографиях, с рыжевато-каштановыми локонами и еле различимыми веснушками на носу, - но, может, движениями, или лукавым блеском карих глаз? Волк иногда смотрел вот так, с каким-то детским любопытством… Вирджиния тряхнула головой, отгоняя несвоевременные воспоминания. Стакан сока, яичница и тосты с джемом – обычный завтрак; поставив перед Анджелой её порцию, Вирджиния налила сока и себе. В телевизоре беззвучно мелькали кадры рекламы средства для мытья посуды, за окном гудела газонокосилка. Нормальное утро нормальной американской семьи… Только вот обычно домохозяйкам не снятся сны о сказочных королевствах и мужчине, не принадлежащему к человеческому роду. Причем, стоит заметить, некоторые сны - весьма откровенного содержания, и это при том, что рядом спит законный супруг, отнюдь не обделяющий жену вниманием. Подобная мысль, по правде говоря, поначалу вызывала у Вирджинии чувство неловкости. Но долго оно не продержалось. Она верна мужу - а что ей снится, её личное дело. Её сны, её кошмары, её воспоминания. Прошедшие годы не разбавили полынной горечи памяти. Да и не хотела она забывать. Память – это всё, что осталось. Память, навечно короткие волосы и кольцо, в этом мире ставшее просто аляповатой безделушкой. И Энжи. Вирджинии страшно было думать о том, что, если бы Карен тогда не вызвала к ней скорую, у неё мог случиться выкидыш… Пробормотав скороговоркой «спасибо, мам, я побежала», Анджела пулей вылетела из-за стола. Как всегда, задумалась, засиделась, а Вирджиния погрузилась в воспоминания и тоже не уследила за временем. Однако девочка появилась снова – буквально через пару минут, ещё до того, как Вирджиния успела собрать коробочку с ланчем. Помялась немного, стоя в дверях, и почему-то шепотом сообщила: - Мам, мне прокладки надо. У меня… кровь пошла. Судя потому, как запунцовели кончики её ушей, Анджела, хоть и знала, что и зачем, как и все нормальные подростки, но находила тему обескураживающей. Однако, по крайней мере, Вирджиния была избавлена от необходимости в срочном порядке читать лекцию «не пугайся, это нормально». Спасибо современной концепции «дети должны знать, откуда берутся дети». - Ну, Энжи, теперь ты девушка, - она покачала головой, вспоминая, как сама переживала этот период. От отца, определенно, было бы мало толку, а её поколение ещё не было столь просвещенным. Хорошо, что бабушка вовремя поговорила с внучкой обо всех подобных «мелочах». Вирджинии пришли в голову слова, которые были сказаны ей. – Можешь считать это началом нового этапа своей жизни. Кое в чем, пожалуй, достаточно муторного этапа, - она улыбнулась. – Каждый месяц одно и то же – тебе это ещё успеет ужасно надоесть. Анджела только смущенно кивнула. Не похоже, чтобы «начало нового этапа» вызывало у неё особенную радость. После краткого инструктажа по обращению со средствами гигиены, - у обеих он вызвал неконтролируемое хихиканье, - Вирджиния спохватилась: - Нормально себя чувствуешь? Если болит живот или голова кружится, можешь остаться дома, школа как-нибудь простоит один день и без тебя. Однако девочка заверила её, что всё нормально, и, забыв ланч на столе, убежала одеваться. Она уже безнадежно опаздывала, - что, впрочем, не было редким случаем. Вирджиния, подхватив оставленную дочерью коробочку, вышла в коридор. Она довезет Анджелу до школы, а потом пройдется по магазинам. Список необходимых покупок уже достиг заметной длины: чего только стоит разбитая кошкой настольная лампа, на отсутствие которой Артур сетовал каждый вечер, когда садился читать газету… Покупки, как всегда, отняли куда больше времени, чем предполагала Вирджиния. Впрочем, учитывая, что на самом деле время ушло не на блуждание по супермаркету, а на обстоятельную беседу за чашечкой кофе с Карен, которая неожиданно позвонила и предложила встретиться, она не считала его потерянным впустую. Подъезжая к дому, Вирджиния привычно бросила взгляд направо и наверх – и удивилась тому, что на кухне не горит свет. Обычно, возвращаясь вечером домой, она издалека видела освещённый прямоугольник окна. Впрочем, эта деталь ненадолго удержала её внимание: впереди маячил съезд в подземный гараж, а этот этап она просто ненавидела. Хоть она и водила уже несколько лет, но некоторые ситуации всё ещё нервировали её. Спуск по узкому пандусу и парковка в переполненном гараже входили в их число. Пакеты с продуктами оттягивали руки, пока она дожидалась лифта, а после он неспешно полз до пятого этажа. Лифт у них в доме был очень старым и поразительно неторопливым, но зато на её памяти ни разу не ломался. Так что по молчаливому согласию жильцов скорость была принесена в жертву надёжности, и менять лифт на новый никто не предлагал. Открыть дверь, не выпуская из рук пакеты – не самая простая задача, но Вирджиния успешно с ней справилась. Опыт: как-никак, проделать ту же операцию, когда помимо покупок у тебя на руках ещё и маленький ребенок, гораздо сложнее. Она сразу обратила внимание на то, как тихо в квартире. Обычно Анджела, приходя из школы, включала телевизор, а потом забывала про него, так что он бормотал постоянным фоном весь вечер, если только его не выключал кто-нибудь из взрослых. Но сейчас в квартире не горел свет, и не было слышно ни звука. - Энжи, ты дома? – позвала Вирджиния, бросив туфли и пакеты у двери и торопливо снимая плащ. Беспокойство, пока ещё очень смутное, заставляло её спешить, нервно дёргая застежку и чуть не оторвав одну из пуговиц. – Энжи? Может, она себя неважно чувствовала, когда вернулась, и сразу легла спать? Вирджиния прошла в комнату дочери, но там никого не было, только небрежно брошенная на кровати школьная форма подтверждала, что девочка заходила домой после школы. Но, если она куда-то ушла, то почему не оставила записку на внутренней двери, как они обычно делали? Вирджиния всё сильнее ощущала тревогу за дочь. Если она дома, то почему не отвечает, что случилось? Если ушла, то куда? - Энжи? – она позвала громче. Никакого ответа. Только из гостиной, на секунду выделившись из шума улицы за окном, донесся тихий звук, похожий на… рычание. Рычание? Вирджиния кинулась туда, запнувшись о загнувшийся край ковра и чуть не упав. Резким рывком распахнула дверь и остановилась на пороге. Первое, что она различила – Анджела действительно была в гостиной. Сидела на полу, одетая в одну футболку. У Вирджинии дрожали руки, когда она потянулась к выключателю, чтобы зажечь свет. Лампа пару раз мигнула, разгораясь, и то, что предстало перед женщиной в её свете, выглядело настолько безумно, что она на пару мгновений усомнилась в здравости своего рассудка. Анджела ела кошку. Её футболка вся была в подсыхающих бурых пятнах, руки - заляпаны кровью почти до локтей. На полу, на изгвазданном кровью ковре, клочьями валялась белая шерсть; эта же шерсть налипла на руки и на лицо вокруг губ Анджелы. Обезглавленную, - голова лежала рядом, похоже, оторванная одним движением, - тушку ленивой пушистой Флаффи девочка держала в левой руке, а правой, орудуя ногтями, сейчас больше похожими на когти, обдирала с неё шкуру. Правая задняя лапа и половина правого бока кошки были уже съедены – Анджела догрызала что-то, свисающее тёмно-красными ошмётками из уголков рта. Её лицо сейчас никто бы не принял за человеческое: блестящие между губ клыки, заострившиеся уши, жёлтые глаза и что-то неуловимое, зверино-хищное, появившееся в очертаниях скул и подбородка. Девочка, вздрогнув от ярко вспыхнувшего света, подняла взгляд на застывшую у двери Вирджинию. Торопливо проглотила то, что жевала. Резко втянула носом воздух, коротко оскалилась, не разжимая зубы – и жёлтый отблеск в глазах потускнел. - Мама? – голос Анджелы звучал хрипло, как будто ей с трудом удавалось совладать с ним. – Мам, я… Вирджиния осознала, что совершенно спокойна. Казалось бы, она должна была впасть в панику или в истерику: её милая малышка Энжи выглядела, как какая-то тварь из дешёвого ужастика, а ни в чём не повинная кошка, любимица всей семьи, превратилась в кучку костей и потрохов. Однако в этом было что-то… неизбежное и закономерное. Девочка – волчица, такая же, как её отец. Эта мысль не вызывала шока или страха, только твёрдую решимость – сохранить, защитить. Вирджиния не сумела уберечь Волка, не успела вовремя понять, что нужно делать, но Анджелу не собиралась отдавать на растерзание этому миру. До возвращения Артура с работы ещё два часа: времени достаточно. - Всё хорошо, милая, - Вирджиния говорила мягко, успокаивающе. – Умойся и переоденься. А потом собери вещи. Мы с тобой отправимся в путешествие. - Что со мной, мам? – у Анджелы начали дрожать руки, она уронила трупик кошки себе на колени и, похоже, не заметила этого. В тихом голосе начали проскальзывать панические нотки. – Я была голодная, очень голодная… Мам, я сошла с ума? - Всё хорошо, - повторила Вирджиния. – Не пугайся, это нормально. Просто ты волк, как твой папа. Я всё тебе объясню – чуть попозже. А сейчас иди собираться. Собаки подчиняются уверенному человеческому голосу. К юной волчице, похоже, это относилось тоже. Впрочем, сейчас она была готова поверить во что угодно, если это что-то говорит мать, самый близкий для неё человек, которого она узнала даже сквозь наведённое полной луной безумие. Девочка кивнула, и, машинально обтерев тыльной стороной ладони губы, встала на ноги. Когда её взгляд упал на недоеденную кошку, в глазах на секунду вспыхнул голод, но она упрямо тряхнула головой и отвернулась. Прошла мимо матери в коридор – и вскоре из ванной донесся плеск воды. Вирджиния нашла на кухне мусорный мешок, и, натянув перчатки, закинула туда останки кошки. Собрала с ковра ошметки шерсти, насколько смогла, счистила с него кровь, после чего запихнула в мешок и испорченные перчатки. Выйдя на лестницу, скинула всё в мусоропровод. Жаль, конечно, что на ковре остались пятна, – она не хотела пугать Артура, - но избавиться от них можно было бы только в химчистке. Пройдя в спальню, она вытащила из-под кровати чемодан, с которым этой весной ездила на море. Что-то сместилось в восприятии: воспоминания о семейном отдыхе казались далекими, нереальными и странными. Обжигающе-горячий песок, солоноватый запах морской воды, Артур, учащий Анджелу нырять… Всё это померкло, перестало иметь значение. Важным теперь было только одно - зверёныш в заляпанной кровью футболке. Её детёныш, и она никому и ничему не позволит причинить ему вред. Вирджиния методично складывала вещи, безжалостно отбраковывая всё лишнее и ненужное. Краем уха она услышала, как прекратился плеск воды, и по коридору прошлёпали мокрые босые пятки. Анджела заглянула в приоткрытую дверь. Сейчас девочка, умытая, одетая в длинный махровый халат, с волосами, закрывающими уши, выглядела почти как человек. Только вот желтоватый отсвет в её глазах был вовсе не отражением настольной лампы… - Мы уезжаем насовсем? – серьезно спросила Анджела, и Вирджиния кивнула. - Да, насовсем. Тебе нельзя тут оставаться. «Пока это оказалась только кошка. А если бы Артур был уже дома?» Она совсем не хотела снова с ужасом ожидать после каждого полнолуния новостей о загадочных зверских убийствах. В этом мире слишком много людей, чтобы можно было держать юную волчицу подальше от них. И нет никого, кто может помочь. Просто потому, что никто не поверит. А если и поверит, не окажется ли страх сильнее рассудка? Люди боятся волков. И, если начнется охота, она не сможет спасти свою дочь… Другое дело – Четвёртое королевство. Благослови Господь доброго короля Венделла, издавшего указ об объявлении волков полноправными гражданами. А дедушка Анджелы – состоятельный землевладелец, и вместе они придумают, как облегчить девочке полнолуния. Она сможет охотиться где-нибудь в лесу, подальше от людей. Да и ночь в надёжно запертом подвале с парой овец, пожалуй, не оставит её голодной. Анджела тихо вздохнула, и, отступив в коридор, исчезла бесшумно, как призрак. На этот раз не было никакого звука шагов – так, наверное, волк бежит по лесу. Человеческая и звериная сущности смешались, соединившись в тринадцатилетней девочке, всего пару часов назад скучавшей вместе с другими школьниками на уроке истории. Её движения подчинялись инстинктам, которые она сама ещё не осознавала. Когда Вирджиния закончила со своими вещами и пошла проведать дочь, то обнаружила, что у той возникли проблемы со сборами. На кровати были разбросаны джинсы, футболки и кофты, наособицу лежала книга сказок, плюшевый мишка и снятая со шкафа кукла. Ещё одна кучка – фонарик, зажигалка, складной нож и непонятно, как оказавшийся в комнате моток веревки. Анджела стояла рядом с кроватью и вертела в руках купленные на прошлой неделе босоножки. Совместными усилиями они собрали небольшой рюкзачок. По настоянию Вирджинии Анджела надела не брюки, а юбку, - то, что у неё не было хвоста сейчас, не значило, что он не появится в самый неподходящий момент, - и теперь стояла посреди комнаты, прижимая к себе не влезшую в рюкзак куклу. Расставаться с подарком прабабушки она отказалась наотрез, а Вирджиния не стала настаивать. Они вышли на лестницу, и, прежде чем запереть квартиру, Вирджиния приколола на внутреннюю дверь листок бумаги. «Артур, мы с Анджелой должны уехать. Не могу рассказать о причинах – ты всё равно не поверишь. Просто так нужно. У нас всё будет хорошо, не ищи нас. Прости – так и не вышло у нас с тобой нормальной семьи. Вирджиния» Короткая и глупая записка – всё, что она могла сказать человеку, с которым прожила три года. Сколь бы хорошим и добрым он ни был – он только человек. Житель мегаполиса, едущий к восьми утра на работу, читающий газету за завтраком, а вечерами смотрящий новости и сетующий на глупость правительства. Наверное, видевший кровь только при сдаче анализов в клинике. Он из тех, кто кричит «волк!» Она не хотела причинять ему боль, - он, наверное, правда любит их обеих, - но не стоило даже пытаться объяснить ему, кем является его падчерица… Скоро он сам придумает себе историю, объясняющую их исчезновение. Люди всегда так поступают. В сумочке Вирджинии, завёрнутый в несколько пакетов, лежал кусок сырой печёнки – на случай, если Анджела проголодается. Скоро должно было прибыть вызванное такси. Они переночуют в гостинице, а завтра вечером отправятся в Центральный парк, где в одиннадцать часов на пять минут откроется переход в Королевства. Так она договорилась с отцом много лет назад – и только теперь это стало действительно важным. Они пройдут через зеркало, и тогда… Вирджиния Вульф решительно захлопнула дверь квартиры. И тогда её детёныш будет в безопасности.

26-28.08.2012