Часть 1
28 января 2017 г. в 22:12
Если бы сегодняшняя ночь была обычной, то её впору можно было назвать мрачной, но поскольку сегодня Хэллоуин, ей больше подходит определение «жуткая». В длинных школьных коридорах, освещаемых только свечами в страшных тыквах, не наблюдалось никаких признаков жизни. На живых картинах всё замерло, и они легко могли бы сойти за обычные, маггловские, приведения куда-то пропали, что было им несвойственно в Хэллоуин. Как правило, в этот праздник они резвились от души, пугая всех, кого встретят, но сегодня они будто испарились. Что уж говорить об учениках: их давно разогнали по факультетским комнатам, и теперь все крепко спали. Или не все? На хэллоуинскую ночь у Мародёров были свои планы. Совсем недавно, начитавшись маггловских сказок, Сириус пал жертвой своего безграничного любопытства и, воодушевившись, придумал на Хэллоуин особую программу. В одной из маггловских легенд рассказывалось о старухе, которая жила в тёмном лесу и, убивая деревенских детей, пила их кровь, чем возвращала свою давно ушедшую молодость. Когда магглы из соседней деревни узнали о деяниях ведьмы, они тут же направились к ней и сожгли её на костре. На этих строках Блэк очень задумался: как они могли сжечь ведьму? Ведь даже первокурсникам было известно, что ведьмы не могут быть сожжены, но если принять во внимание время, в котором происходили эти события, то частично в этой маггловской легенде можно было разобраться. Когда селяне поймали старуху и отправили на костёр, она лишь изобразила из себя погибающую, на самом же деле после того, как магглы оставили её, она просто скрылась и продолжила своё дело, только уже в другом месте, ну, а дальше, скорее всего, умерла естественной смертью. Но один вопрос Блэка всё-таки очень заинтересовал: если ведьма умерла сама по себе, то почему магглы утверждают, что её можно вызвать через зеркало, и тогда она начинает убивать? Эта мысль мучила бедного Блэка с неделю, после чего он таки решился проверить всё на своей шкуре. И, конечно же, лучшего дня, чем Хэллоуин не нашёл. Он тут же поведал Джеймсу и Питеру о своих планах, и парни, недолго думая, решили выбрать в качестве площадки для вызова Кровавой Мэри ванную старост. Место было наилучшим потому, что ночью туда навряд ли кто-то наведался бы, не то что в обычный школьный туалет. И, естественно, нужен был ключ от ванной. Но, к огромному счастью трёх Мародёров, достать ключ оказалось не так уж сложно, ведь у Люпина, как у школьного старосты, таковой был, а сам Ремус являлся их лучшим другом. Конечно, парни понимали, что Люпин со всей своей правильностью навряд ли быстро поддастся их уговорам и согласится открыть ванную старост. Скорее всего, сначала они выслушают долгую и скучную лекцию на тему того, что ночью по школе бродить нельзя, а уж тем более не стоит вызывать всяких подозрительных духов из зеркал. Так оно и вышло. Но через пару часов назойливых уговоров Люпин наконец-таки сломался и на всё согласился, даже участие решил принять, но якобы чисто для того, чтобы проследить за засранцами-друзьями. К сожалению, прямо перед Хэллоуином Джеймс слёг в больничное крыло, и Мародёры остались втроём, что не помешало им воплотить свой план в жизнь. Дождавшись, когда все вернутся из Большого зала с праздничного ужина и уснут, Сириус, Ремус и Питер выскользнули из комнаты мальчиков в гостиную и, убедившись, что все спят, тихо направились в коридоры Хогвартса. Что ни говори, а ночь действительно была жуткая настолько, что даже отважного Блэка пробирало до мозга костей. Всё время парню казалось, что из-за следующего поворота или из ближайшего тёмного угла выскочит какое-нибудь чудовище, или, хуже того, выйдет учитель. Но, осмотрев карту Мародёров, Сириус раз за разом убеждался, что его страхи напрасны. По крайней мере, в плане учителей. К сожалению, мантию-невидимку Мародёры решили оставить в комнате. Если бы сегодня ночью парни потеряли столь ценный артефакт, то Поттер наверняка бы им потом головы поотрывал. Поэтому троим друзьям пришлось пожертвовать своей безопасностью и пробираться по школьным коридорам видимыми. Каждый шаг давался Сириусу с трудом. Он очень боялся произвести лишний шум и таким образом навлечь на своих друзей беду. К его счастью, добрались они до ванной старост быстро, и, дождавшись, когда Люпин справится с замком, Блэк шагнул внутрь. Вся ванная сама по себе была чуть ли не сплошным зеркалом, что могло бы вылиться в очень неприятный инцидент, если бы Кровавая Мэри действительно появилась. Но Сириус изо всех сил пытался убедить себя в том, что это всего лишь маггловские сказки, и даже если Мэри появится, то вреда не принесёт. Пока что Бродяга придерживался версии, что эта ведьма — обычный дух и в зеркало попала по вине какого-то сильного мага, явно ей не симпатизирующего. Вполголоса Блэк произнёс «Люмос» и, расставив по всей ванной свечи, посмотрел на друзей.
— Ну что, давайте посмотрим, что это за Мэри, — с самодовольной улыбкой на лице сказал Сириус и подошёл к одному из зеркал.
По легендам магглов нужно три раза произнести «Кровавая Мэри» перед зеркалом, и тогда ведьма появится. По телу Блэка пробежала неприятная дрожь, ему стало не по себе. Но нельзя было отказываться от плана только потому, что ему становится страшно. Ещё раз посмотрев на друзей, Бродяга сиплым голосом произнёс:
— Ребята, если сегодня с нами что-то произойдёт, то я не буду против, если вы поколотите меня на том свете.
Сириус явно старался замаскировать своё волнение шутками, однако шутить у него сейчас не очень получалось. Выходил один сплошной чёрный юмор. Тяжело вздохнув и взяв себя в руки, Блэк снова обратился к друзьям:
— Давайте начинать. Старуху вызову я.
Теперь уже достаточно громко Сириус начал повторять «Кровавая Мэри», смотря в свои собственные тёмные сузившиеся от волнения зрачки, которые отражались в большом зеркале.
— А может, не стоит этого делать? — предпринял последнюю попытку Питер, переводя взгляд с одного друга на другого. — Все Мэри ужасно гадкие и вредные, — последний довод прозвучал не особенно уверенно, но Питер не думал от него отступаться. — Не сработало! — первым подпрыгнул на месте Питер, стараясь придать своему тону нотки разочарования, однако его слова прозвучали исключительно торжествующе, будто ему только что вручили вкуснейший пирог с почками. — Ну, теперь-то точно придётся вернуться в гостиную, — на этот раз Питеру почти удалось изобразить разочарование, и, пока его друзья раздумывали, что делать дальше, не торопясь, он начал пробираться к выходу.
— Ладно, приятель, Питер прав. Никакой Мэри не существует, и мы можем наконец-то вернуться обратно в гостиную. И мне кажется, будет лучше, если мы не станем рассказывать об этом Поттеру, он в последнее время такой чув… — Лунатик вздрогнул и резко повернулся к зеркалу. — Ты видел это? — гриффиндорец хотел было сделать шаг назад и схватиться за плечо Сириуса, но сдержался, сохраняя благоразумие. — Парни, мне начинает это не нравиться. Ты уверен, что сказал всё правильно? — теперь уже староста пихнул руку в карман своих брюк, выуживая оттуда волшебную палочку.
Ещё секунд пять после произнесения имени ведьмы Блэк завороженно смотрел в свои суженные в волнении зрачки. На данный момент он чувствовал себя очень глупо, ведь какой смысл был вытаскивать друзей из кроватей ночью и тащиться по всему замку, рискуя налететь на преподавателей? Только сейчас Сириус начал осознавать, какую свинью бы подложил Ремусу и Питеру, встреться им на пути МакГонагал, к примеру. Как-никак, декан Гриффиндора была куда страшнее, чем целая армия злобных призраков. Она им прямо на месте головы бы поотрывала, а Люпина и вовсе могла сместить с поста старосты. Уж тогда бы Бродяга ещё и друга лишился, что было ещё страшнее, чем разъярённая преподавательница трансфигурации. А Питер? Его декан гриффиндорского факультета всегда недолюбливала и — уж ясно — жалеть бы точно не стала. Пинками бы из Хогвартса погнала и вещички с Северной башни выкинула. Да и ему, Сириусу, поблажек только за то, что он прекрасный ученик и наследник знаменитого рода Блэков, профессор МакГонагал не стала бы делать. Всем студентам Хогвартса известно, что «железная леди» чтит и соблюдает правила, ставит всех своих учеников на одну ступень, и никакие внешние факторы не могли повлиять на её решение. К тому же сейчас за Бродягу и вступиться-то было некому. После побега из дома кроме друзей у него ничего не осталось, и сейчас парень создал все нужные условия для того, чтобы их потерять. Вот бы Блэки обрадовались, когда узнали, что их наследник-беглец вылетел из школы и теперь слоняется по миру необразованным бедняком! Уж они точно позлорадствовали бы на славу. А Джеймс наверняка очень расстроился бы из-за исключения друзей, но, как всегда, спустя некоторое время перестал бы дуться на Сириуса, однако гриффиндорец был уверен, что блики осуждения навсегда бы застыли в глазах Поттера. Вот этого Бродяга точно бы не вынес, уж лучше бы наорал и перестал общаться, чем вечно хранил в душе разочарование в лучшем друге. От этих мыслей сердце Блэка будто сжала холодная склизкая рука дементора, явно намереваясь раздавить его. Оставалось, конечно, уповать на добродушие и понимание профессора Дамблдора, которые иной раз казались безграничными и в частых случаях с Мародёрами обычно всегда срабатывали. Но как раз потому, что подобные выходки были не в новизну, наверняка профессор МакГонагал изо всех сил добивалась бы исключения троих друзей. Решив уже, что легенда о Кровавой Мэри — лишь маггловская сказка, Бродяга оторвал взгляд от своего зеркального двойника и на шаг отошёл назад. С одной стороны, он испытывал облегчение, что старуха Мэри — всего лишь выдумка, ведь теперь не было никакой угрозы их жизням, да и ванная старост явно останется целой. Нужно признать, что в этот раз отважного Блэка всё-таки немного зацепило, и его привычное равнодушие к подобным ситуациям куда-то испарилось, что уж говорить о волнении за друзей. Но, с другой стороны, Сириуса постигло некоторое разочарование в том, что программа, придуманная им на Хэллоуин, сорвалась. Хотелось бы всё-таки хорошо повеселиться в этот праздник. В отличие от того же Люпина, Бродяга любил всевозможные праздники, и причина на то была одна: возможность хорошенько повеселиться. Однако не в этот раз…
— Да, вы правы. Нам действительно пора возвращаться, — тихо ответил Сириус, увидев, как Питер с явным облегчением направился в сторону выхода, а Ремус состроил выражение лица типа «ну я же говорил». Что ни говори, а о Петтигрю Блэк никогда бы своего мнения не поменял. Этот коротышка мог только исполнять роль подобострастного почитателя Джеймса, однако навряд ли остался бы рядом в тяжёлые времена. Питер вечно искал себе сильных и знаменитых друзей, хотя сам был далеко не звездой и высоко бы не поднялся, если бы Джеймс, Сириус и Ремус не взяли его в свою компанию. В трудную минуту он только и мог, что прятаться за спинами Мародёров и трястись от страха. Проще говоря, пользы от него было мало. Другое дело Ремус. Люпин всегда был настроен достаточно холодно по отношению к шалостям, придуманным Блэком и Поттером. И хоть Лунатик никогда и не трусил, что-то замышлять с ним было не так уж просто. Однако ещё при первой встрече с Люпином Сириус проникся его спокойствием и умением сначала думать, а потом делать. Проще говоря, школьный староста имел те качества, которых не было у самого Бродяги, и тем самым заслужил его доверие и расположение. И как же гриффиндорец жалел, что в данный момент рядом не было его лучшего друга Джеймса, настоящего сундука с идеями. Уж он бы явно придумал что-то новенькое и затащил бы друзей в другую интересную историю. По крайней мере, Блэк пошёл бы за ним куда угодно, только бы не отправляться обратно в спальню. Ну, нельзя же заканчивать такой вечер вот так вот ничего и не добившись, верно? Уже сделав пару шагов в сторону двери, Сириус непроизвольно остановился. Будто чья-то невидимая рука толкнула парня в грудь, приказывая остаться на месте. Тяжело выдохнув через рот, Блэк увидел белый пар, который начал быстро исчезать в холодеющем воздухе. Энергично повертев головой из стороны в сторону, парень заметил, как начинают замерзать маленькие лужицы воды на полу, а плитка в ванной покрывается белым инеем. Красивая русалка, составляющая что-то вроде украшения на синеватом стекле затемнённого окна, состроила мрачную гримасу и, махнув длинным зелёным хвостом, испуганно отвернулась от Мародёров, будто старалась от чего-то скрыться. Сириус готов был поспорить, что будь у неё голос, она бы испуганно вскрикнула. Подняв глаза к зеркальному потолку, гриффиндорец заметил, что они помутнели, а потом какая-то тень неопределённой формы проскользнула по ним. Тщательно протерев глаза, Блэк снова вгляделся в зеркальную гладь, но ничего сверхъестественного не заметил.
— Не знаю, Ремус, — тихо выдавил Бродяга севшим голосом, отвечая Люпину, которого явно начинало тревожить происходящее. — Сказал я всё правильно, тем более это просто слова, а не заклинание. И я не думаю, что это вытворяет Мэри. Скорее всего, Пивз проследил за нами и, подслушав, чем мы тут занимаемся, решил хорошенько напугать. То-то я смотрю, все приведения попрятались, наверняка ждали подходящую жертву. Хотя, конечно, ты прав. Нам пора уходить.
Отвечая Люпину, Сириус сам не понимал, как сильно ему хочется поверить в свои слова и теперь уже поскорее убраться из злополучной ванной старост. Если это был Пивз, то завтра ему точно жизнь малиной не покажется, но если что-то другое, то для Мародёров завтра могло бы и не наступить. Один за другим слабые огни на свечах начали тухнуть, будто их задували слабые потоки ветра, и вот уже Блэку пришлось достать палочку и произнести «Люмос», чтобы хоть что-то в тёмной ванной видеть.
— Парни, я очень надеюсь, что вы меня простите, — словно сквозь какую-то пелену произнёс гриффиндорец и больше не мог вымолвить ни слова. Его челюсть и всё тело вообще будто заморозили, не позволяя двигаться ни одному мускулу. Сейчас уже пришло осознание, что обычный призрак типа Пивза не мог сотворить подобное. Мэри всё-таки пришла, и свой шанс уйти Мародёры потеряли. Бродягу начала бить мелкая дрожь, а сердце захватило леденящее чувство страха. Не за себя, а за друзей. Как он только мог затащить Люпина и Петтигрю в такую переделку, думал про себя Сириус, какой только чёрт его дёрнул?
«Сириус», — собственное имя громко раздалось в голове у Блэка, заставляя застывшее тело непроизвольно дёрнуться.
Голос, позвавший Бродягу, не принадлежал никому из его друзей. Он был мелодичным и звонким, словно соловьиная трель, и гриффиндорцу безумно хотелось, чтобы он прозвучал вновь. Что-то неизвестное манило парня к себе, заставляло подчиниться, любить. В зеркале напротив Сириуса возникла молодая красивая девушка. У неё были шикарные зелёные глаза, сладкие розовые губы, манящие к себе, будто спелая вишня. Идеальный овал лица обрамлялся тёмными длинными кудрями, а тонкие чёрные брови оказались невинно вздёрнуты кверху — так и манили Блэка к себе.
«Твои друзья, Сириус», — вновь прозвучала соловьиная трель, заставляющая сердце молодого гриффиндорца трепетно замирать. — «Они хотят убить меня, Бродяга. Хотят разрушить нашу любовь!»
Любовь? Какая ещё любовь? Кто ты вообще? Все эти вопросы не помещались в голове Сириуса, он не мог понять, о чём зеленоглазая красавица говорит. Его друзья никогда не напали бы на такую невинную девушку, уж он-то знал точно. Но этот прекрасный голос и внешний вид дамы, заточённой в зеркале, заставлял Блэка поверить ей, проникнуться её словами, бежать на помощь, сметая со своего пути все преграды, пусть даже это будут и друзья. Всё ради неё. И, видимо, девушка просекла, что Сириус уже поддался её магии и очарованию, потому что уверенно продолжила говорить:
«Любимый, уничтожь их, прошу. Освободи меня из этого жуткого зеркала, это они меня сюда заточили! Ты должен помочь, и тогда я вечно буду твоей. Разве ты не замечал раньше их странного поведения? Разве не видел никогда маленькие коварные глазки Питера, которые так и бегают от одного места к другому? Он опасен, Сириус. Была бы у него удобная возможность, и он сразу же всадил бы тебе нож в спину. Петтигрю ведь всегда только прячется за твоей спиной, он неспособен на отважный и высокий поступок! А Ремус? Думаешь, он твой друг, которому можно доверять? Как бы не так! Он настолько проникся этими глупыми правилами, что давно бы уже заложил тебя профессорам, если бы только представился такой случай. Он всегда втайне завидовал твоей красоте, силе и уму. Люпин же знает, что никогда не сможет стать таким же, как ты!»
Если бы подобные аргументы прозвучали от кого-то другого, то Блэк никогда в жизни не повёлся бы на них, но сейчас случай был особый. Что-то подсказывало Сириусу, что красавица не лгала и всей душой полагалась только на него, больше у неё никого не было.
«Я обязан ей помочь!» — прогремело в мыслях Бродяги, и он, не задумываясь, направил на друзей волшебную палочку. Сейчас всё, чего хотелось гриффиндорцу — это стереть их с лица земли.
— Э-э-э, ребят, — слабым голосом позвал Питер, указывая друзьям на дверь, которую стянула белёсая кромка льда. — Сириус, — голос Хвоста прозвучал сипло и едва слышно, но, прочистив горло, тот продолжал более уверенно. — Сириус, прогони её обратно! Скажи ей, чтобы уходила. Мы все поняли: она существует, это не маггловские сказки, а теперь пусть уходит обратно, мы больше не станем её беспокоить, — Питер почти умолял, дёргая друга-мародёра за рукав; он бы хорошенько встряхнул его и за плечи, но тут заметил волшебную палочку, которую Блэк наставлял на него, готовый в любую минуту произнести атакующее заклинание. — Сириус? Ты… ты ведь прогонишь её?
Стоя посреди ванной старост, которая уже успела почти полностью покрыться пеленой инея и тонкого льда, Сириус остекленевшим взглядом в упор смотрел на людей, которых всего десять минут назад считал самыми близкими друзьями, своей опорой, своей настоящей семьёй. Блэк не чувствовал власти над своим телом, оно как будто перестало принадлежать ему. Зато внутри, где-то на дне души Бродяги, парня будто адским огнём жгло. Его разумом и плотью явно хотели завладеть, кто-то упорно пытался прогнуть под себя наследника Блэков и полностью подчинить его волю себе, и пока что у него это получалось. Сириус даже не пытался сопротивляться неведомой силе, потому что в его страстном, вечно открытом для дам сердце, кажется, зародилось чувство, которое люди называют любовью. Перед глазами Блэка то и дело мелькало лицо прекрасной девушки, в ушах звенел её чудесный голос, подобный соловьиной трели. Темноволосая была явно той разновидностью женского пола, которую гриффиндорец причислял к категории своего идеала, то есть разновидностью, которая ни в маггловском, ни в волшебном мире не обитала. Зеркальная незнакомка наверняка принадлежала к какому-то древнему божеству, являясь олицетворением любви и других мелких пламенных грешков, причисляемых к караемым смертью похоти. И ведь влюбчивый и быстро теряющий голову Сириус даже на секунду не хотел задуматься о том, что эта самая «богиня» была всего лишь старой ведьмой, и именно благодаря её стараниям Блэк двумя секундами позже выстрелит в своих друзей смертоносным заклинанием. Наверное, будь на месте Бродяги кто-нибудь иной, менее пылкий и менее поддающийся влиянию женского пола, то он хотя бы на мгновение задумался бы и попытался побороть чары Кровавой Мэри, но с Сириусом этого не происходило. Мимо гриффиндорца пролетало всё, что творилось в реальном мире, оставалась лишь его новая любовь. Он не хотел видеть ни Питера, который в ужасе дёргал его за рукав и просил прогнать злобного духа, ни Ремуса, пока последний, подобно Блэку, не замер на месте и не поднял на Бродягу свою волшебную палочку. Поведение Люпина будто стало для Сириуса безмолвным сигналом для того, чтобы выпустить ярко-зелёную искру. Бросив на оборотня взгляд, полный ярости и презрения, он резким и сильным движением скинул со своей руки Петтигрю, который вцепился в рукав белой рубахи, как в спасательный круг на середине океана. Отбросить Хвоста в сторону было нетрудно: весил он немного, да и явно был слабее Блэка физически, а вот с Ремусом дело обстояло куда сложнее. Лунатик оказался полностью готов к нападению своего друга, и тут всё решал единственный момент, в котором кто-то из двоих выстрелит быстрее, а второй либо увернётся, либо расстанется с жизнью. Избавившись от Питера и мигом забыв про него, Бродяга направил всё своё внимание на Люпина.
— Авада Кедавра! — выкрикнул Блэк, и зелёная молния, несущая за собой смерть, полетела через всю ванну к оборотню. Авада Кедавра — заклинание, которое принадлежало к списку запрещённых в магическом мире. Его использование каралось жестоким наказанием: применившего отправляли в Азкабан. В родовом особняке Блэков на площади Гриммо Сириус много раз слышал, как Вальбурга использует это проклятие против эльфов-домовиков, которые досаждали ей какими-то мелкими ошибками и неурядицами в домашнем хозяйстве. Бродяга с детства знал, какие последствия несёт за собой горячая зелёная искра, и всегда считал это жестоким и чрезмерно страшным наказанием. У погибшего не было ни ран, ни других отметин и признаков, которые могли как-то объяснить его смерть, лишь ужас, навсегда застывший в глазах. Чтобы использовать это проклятие, нужно было иметь желание, просто так оно не срабатывало. И вот у Сириуса никогда его не было, всю жизнь он питал к подобному роду магии лишь отвращение, но сегодня появившаяся в зеркале незнакомка вселила в сердце Блэка не только любовь, но и ненависть к своим близким друзьям. Гриффиндорец никогда не испытывал по отношению к другим людям подобных чувств. Он мог испытывать отвращение, злобу, кто-нибудь мог ему очень сильно не нравиться, но ненавидеть других — никогда. Бродяга даже к своей семье максимум, что испытывал, так это презрение и жалость. Да, они были низкими и жалкими существами, которые со всей своей озабоченностью соблюдения традиций рода и чистоты крови перешли все границы и опустились на самое дно общества, но таких можно было только жалеть. Эта жалость была чем-то вроде проявления сочувствия к душевнобольным, а презрение появилось лишь потому, что всю жизнь Сириуса пытались подчинить тому, чему его душа всеми силами противилась. Клокоча от злости, которая жгла тело гриффиндорца раскалённым на огне металлическим прутом, парень смотрел, как со стены, выложенной плиткой голубого цвета и морскими ракушками, сыпалось всё, что только можно. Грохот стоял такой, словно прямо в этой ванной здание сносили, и немудрено, что в скором времени должны были подоспеть преподаватели. Из-за повреждённой стены всё вокруг было заполнено пылью, и видимость сильно нарушалась, поэтому Сириус не знал, что произошло с Ремусом, — попало ли проклятье в него или нет, — но готовности на случай нападения не терял и палочку держал поднятой.
— Я его убил, слышишь? Я убил его! — словно в припадке, вслух воскликнул Блэк, обращаясь к красавице из зеркала.
Голоса он её давно не слышал, образа в зеркале тоже видно не было из-за пыли. Сердце гриффиндорца наполнилось какой-то невосполнимой тоской и страхом. Он ужасно боялся, что темноволосая девушка разочаровалась в нём и исчезла, поэтому вертел головой из стороны в сторону, надеясь, что, в конце концов, увидит её.
«Второй», — грубо произнёс голос, который ещё совсем недавно был подобен трели соловьёв.
Интонация девушки явно изменилась, чего только стоила грубость? Но помимо неё появились какие-то властные нотки и нетерпение. Сириус поверить не мог, что сейчас с ним говорит его любимая, та, которой всего несколько минут назад он готов был жизнь посвятить. Однако, решив, что изменения такие связаны лишь с тем, что красавица заточена в зеркале и давно уже не может оттуда вырваться, Блэк повернулся туда, куда совсем недавно оттолкнул Питера, и, нашарив его взглядом, всё с той же неподдельной ненавистью двинулся к Петтигрю навстречу.